Анчутка (СИ) - Малых Алексей

— Твоя година, отец, кончилась. Я грех возьму на душу, но всему конец положу. Я миром хотел то порешать, только ты первый своё слово нарушил.

— Что ты буровишь?

— А то отец, что не нужно было и затевать всё. Ты Гостомысла с его молодцами зачем подослал ко мне? — не менее отца злобным жаром того обдал. — Я просил тебя, Сороку не трогать, — шипит, на отца слюной гневной брызжет. — Ты сию битву первый затеял.

— Окстись! — Военег ярится, в ответ тому слова цедит, чтоб другим слышно не было. — Не посылал я никого.

— Не посылал, говоришь?! Тогда ладно, — улыбается ёрничая. — Позволь тогда мне невесту к жениху проводить, — хитро глаза щурит.

— Не смей венчание срывать, — Военег с недоверием сына взглядом мерит. — Сегодня Любава супружницей Мирослава станет, а нет — не дожить ему до утра.

— А я и не против венчания-то, — лукаво отцу улыбнулся, да не по-доброму. Воздухом грудь молодецкую наполнил, да погромче сказал, чтоб далеко слышно было, да взора своего от Военега не отводя, выкрикнул, — указом Всеволода Ярославовича обвенчать боярина Мирослава Ольговича с Любавой Позвиздовной, дочерью славного боярина Позвизда Перковича.

Рассмеялся Извор, видя удивление отца своего. Тот немного опешенность с себя стряхнув, оплеуху этому балагуру отвесил, что тот пошатнувшись на ногах еле устоял.

— Чего тут скоморохом прикидываешься?!

Дочь Нежданы к храмовым дверям направилась и не видит она, что в ровень с ней ещё одна девица идёт, перед которой ряды дружинников с поклоном расступились.

37. Спасти Сороку

Три седмицы назад

Извор гнал гнедку во весь опор. Тот, послушно следуя приказу своего взволнованного всадника, обогнул небольшой разлом и во все лопатки устремился к пологой балке. Потом преодолел холм, ещё один. А там рысью пустился по редколесью.

Извор боялся опоздать. И хотя он сразу же двинулся в путь даже не дождавшись конца случайно подслушанного разговора Военега с его супружницей, кое-что его всё же задержало неподалёку от кузнецкой слободы. Это кое-что, изрубленное, так и осталось валяться на дне буерака в густо-зелёных зарослях жгучей крапивы.

Копыта дробью отсчитывали стремительно сокращающийся путь, но казалось, что лес, где в глуши притаилась избушка, только отдалялся. Извор безостановочно клял себя, что слишком долго был в отцовских хоромах, выискивая потребное для Сороки. Уже собрав нужное, он вознамерился одолжить ещё и пару девичьих рубах у своей сестры — всё равно та не заметит пропажу.

На отды́хе, услышав мерный голос отца, растекающийся по терему тяжёлыми клубами густого гудения, похожего на низкие звуки жильных гусель, тут же принял разворот назад, никогда не имея привычки внемлить семейным перешёптываниям. В противовес Военегу мерзко зашипела Неждана. Её голос завился сначала по горнице, выполз в сени и, путаясь вокруг Извора, схватился за ноги не отпуская от себя.

Неждана недобро науськивала Военега на то, что Извор, может предать их, что он верно что-то задумал, что не понятно зачем сестру с толку сбивает, а хуже всего то, что Неждана припомнила Сороку с её матерью, своей покойной другиней. Говорила, что не к добру ей Дара приснилась, заставляя её простоволосую по площади перед храмом ходить и каяться в том, что дочь её за Любаву выдала.

— А коли она на своё наследство посягнёт? — почти взвизгнула Неждана сквозь шёпот.

— Но до сих пор ведь не посягнула.

— Извор зачем её себе приберёг? А? Не думал? Он ею ожениться хочет! — сама на свой же вопрос и ответила видя во всём лишь то, чем сама преисполненна была излишне: корыстью, жадностью.

— Окстись (Перекрестись, т. е. не наговаривай, курский диалектизм).

— Фроська, сенная моя, сказала, — Неждана вытянула шею словно гусыня, нашёптывая Военегу дальше, — что они с Миром из-за этого в бане подрались давеча. Сначала поубивать друг друга думали, а потом… Потом они о чём-то долго беседовали. Может побег хотели устроить?

— Охрана где была? — глаза Военега недобро вспыхнули.

— Извор тех отпустил, — ясноокая супружница передёрнула своими плечиками, что рясны звякнули.

— Кто они? Порешаю их лично, — Военег по столу кулаком бухнул, что поставец с орехами грякнул, а те, перекинувшись через тиснёный край, по столу запрыгали, скатились к краю и, вниз сорвавшись, по полу заплясали.

— Твой Извор их к теремным отправил, злотник на двоих один дал…

— Сукин сын… Ведаешь откуда?

— Что на дворе творится поболе твоего мне известно — девки розги свои получили уже. Один кметь твой до утра не дотянет — батоги для него слишком тяжки были. А другой в бегах. Хороши твои дружинники — подолы знатно у них задирать получается, и головы свои под теми прятать, а ответ держать — духом шатки.

— Попадись только, своими руками выпотрошу, — Военег шумно втянул в себя воздух, и приподняв плечи, размял с хрустом шею — тяжко всё же столько забот носить на своих плечах.

— Смотри, Военег, как бы он против тебя не пошёл — достояние Позвизда себе требовать начнёт. Что делать тогда станешь? Если дочь нашу обличат, то и ты за нами следом потянешься.

— Не посмеет — кишка тонка.

— А коли посмеет? Коли правда откроется, никто нам не поможет. Курские только Позвизда ради тебя терпят, что ты дочь его своей назвал, что ты ему побратимом был, что за него отомстил люто. Что тогда делать станешь, коли они бунт затеят? А коли они узнают, что не бояре черниговские, а ты Олега уморил, и того хуже станет — они его ценили крепко. Скрыться от их гнева где нам тогда?

— Язык, что помело, — на ту пришикнул, резко поднялся и в сени вышел, Извор только в сторону успел принять от отцовского взгляда.

Воевода прислушался — тихо. Подозрительный нрав дверь прикрыть за собой понудил. На двор выглянул. Охрана стоит на месте.

— Всеволод меня уважил — к чему эти разговоры? Ведь не просто так он меня наместником здесь посадил, — Военег дальше с супружницей своей беседует.

— Всеволоду некогда сейчас разбираться с этим — у самого дел невпроворот. По правую сторону Днепра орды половцев собрались. Всеволод у Святослава помощи запросил — Изяслав, то отказался. А коли дойдёт до них, что ты отравитель, и бояр черниговских оклеветал, не сносить тебе головы — Всеволод размениваться не станет.

— Чего каркаешь?! — огрызнулся Военег. — Ещё беду накличешь.

— Каркать уже не к чему. Дел наворотил ты, а меня виновной называешь, — слишком грубо тому ответила, а тот даже и не рыкнул — слово Нежданы, как вдовы боярской, получившей все позвиздовы земли, на вече не последним было — вот и прислушивался Военег к её мнению, вернее приходилось. — Избавиться от Сороки нужно. Слышишь?

В горнице тишина повисла, а у Извора, что за дверью стоял, в груди разом вниз всё оборвалось. Стоит, вдохнуть боится. Дальше слушает, испариной весь покрылся.

— Ну что ты молчишь? — Неждана зачеканила своими каблучками по дубовым половицам, явно от волнения расхаживая по горнице.

— Сядь, — Военег грубо осёк Неждану. — Не мельтеши — думать мешаешь, — помолчал немного всё осмысливая, да негромко пробурчал. — В твоих словах есть доля правды. Убивать её пока не стоит, а вот в обитель какую припрятать можно было бы — скажем, что она бесноватая — там её быстро охолонят, да и Извор запал свой умерит — коли постригут, сделать уже ничего не сможет. А коли убьём её, он этого просто так не оставит.

Говорит, а сам к двери крадётся — не отпускало того чувство, что их подслушивает кто-то. Знак Неждане дал рот закрыть. Шаги торопливые услышал. Да с Олексичем нос к носу и встретился.

— Ты? — Военег сотряс стены своим гласом.

— Разъезд вернулся — опять половцев встретили. Много их там, — запыхавшись от бега докладывает.

— Гостомысла кликни и вече собери. И ещё — Извора не видел?

— После пообеденя и не видел.

— Найти его и со двора не пускать.

На том откланялся Олексич и вышел из терема. Умолчал он, что Извора встретил на лестнице, умолчал и то, что всё слышал, и то что с Извором они на кургане, под которым Олег покоится, на рассвете вдвоём тризну тому совершили по просьбе Мирослава, которого со двора не выпускали — хоть в избе да сытый, но под засовами держали, шагу ступить не давали. А тот безропотно всё сносил. Ради Сороки всё терпел, чтоб угроза Военега явью не стала.