Леди с дурной репутацией - Ромейн Тереза

– Вы услышали его снаружи?

– Снаружи было падение, а крик я услышал из открытого окна.

Касс сдержала вздох.

– Полагаю, что это было окно леди Деверелл, а упал мой брат Чарлз.

– Как – Чарлз?

– Вот так. Чарлз собственной персоной.

– Он что, полез в окно ее светлости? Но зачем?

Касс подождала немного, чтобы мысль дошла до Нортбрука.

– О! Он… О-о! Неплохо, Чарлз, – пробормотал лорд.

Дверь в кабинет была по-прежнему закрыта, но теперь осветилась огнями лестница, раздались громкие голоса. Как и она, Нортбрук был одет во все темное, а лицо его представляло собой набор провалов, теней и зловещих плоскостей. От него пахло цитрусами – еще один несомненный признак, который она должна была определить сразу. То ли его мыло так пахло, то ли он испытывал особую любовь к апельсинам – ей было неизвестно, но запах не был неприятным.

На главной лестнице раздались шаги, все ближе и ближе. В мгновение ока Касс схватила Нортбрука за лацканы и затащила в угол под лестницей. Прижавшись к ней боком, он прошептал на ухо:

– Какая вы сильная, мисс Бентон. Если захотите поймать меня в темноте, просто скажите об этом.

Закрыв ему рот ладонью, она прошипела в ответ:

– В следующий раз я не буду миндальничать – тресну по башке и утащу к себе в логово.

Вот дьявол! Почему она не накрыла голову и не надела перчаток? Рыжие волосы и белая кожа в темноте были слишком заметны.

Благословенное утешение: шаги замерли.

– Нет, он по-прежнему в кабинете, – раздался женский голос. – Мне видна дверь. Он ее не открывал.

Касс узнала голос экономки, миссис Чатли. Пожилой женщине не давали покоя колени, и она слегка задыхалась, когда шла по лестнице.

В ответ что-то невнятно произнес мужской голос.

– Можете отправляться в постель, Джексон, – предложила экономка. – Сегодня ночью вы ему не понадобитесь, а утром будет достаточно времени рассказать… все, что ее светлость захочет рассказать.

Миссис Чатли хихикнула, и мужчина, с которым она разговаривала – камердинер лорда Деверелла, – тоже засмеялся. Всеобщая паника улеглась, и теперь слуги больше злились из-за прерванного сна, чем беспокоились о своей хозяйке. Касс предположила, что ее брат был не первым любовником у леди Деверелл.

Неделю назад Кассандре показалось странным, что слуги, чтобы увидеться со своим хозяином, пользовались главной лестницей, вместо того чтобы использовать служебную, откуда в кабинет был прямой доступ. Теперь она знала, что кабинет графа – это неприкосновенная территория. Когда дверь туда была закрыта, никто не смел в нее даже стучаться: это грозило увольнением.

Когда экономка двинулась назад вверх по лестнице, ворча от усилий при каждом шаге, горячий язык лизнул ладонь Касс. Нортбрук! Она зашипела, отдернула руку и вытерла ее о юбку.

– Милорд, я не вымыла руки, после того как чистила каминную решетку.

Прикрыв рот ладонью, Нортбрук чуть не подавился смехом.

– Это шутка. Сегодня я не чистила каминные решетки.

«Служанка из нее действительно никакая».

– Но больше так не делайте. Я стараюсь вести себя тихо, но какая от нас польза, если вы начнете лизать мне руки?

Его душил смех.

– Понятно?

Ощущение от прикосновения Нортбрука было каким-то странным. Он лишь лизнул ее ладонь, но ей теперь казалось, что это больше не ее ладонь.

Маркиз замолчал, судя по всему, оценив ее настойчивость, и замер рядом. Она считала секунды, напряженно прижимаясь спиной к стене, и ждала, что будет дальше. Может, кто-нибудь выйдет на лестницу? Может, лорд Деверелл выскочит из кабинета? Может, Чарлз прохромает через переднюю дверь, извиняясь, что стал причиной такого переполоха?

Но ничего такого не случилось. Свет от свечей на лестнице слабел, голоса затихали. Только золотистый контур двери кабинета оставался таким же, как и тишина за дверью.

Никто не сходит и не посмотрит на Чарлза? Кажется, никто. И никто не зайдет проверить, все ли в порядке с лордом Девереллом. Эта закрытая дверь была непреодолимым барьером для прислуги.

Касс подождала еще минуту, которая показалась ей часом, затем выдохнула и расслабилась.

– Кризис миновал? – тихо поинтересовался Нортбрук.

– Едва ли, – ответила она тоже шепотом. – Наверху женские душевные страдания, снаружи, возможно, разбитый череп, а в кабинете упившийся в хлам лорд, который вполне может сейчас быть без сознания. Чем собираетесь заняться?

– Какая волнующая у вас жизнь! Лучше я пойду посмотрю, что с вашим братом, – Нортбрук быстро сообразил, что разбитый череп мог принадлежать только Чарлзу.

– Благодарю вас, – покусав губу, Касс посмотрела на дверь кабинета. – Мне нужно оставаться здесь. Но, наверное, будет неправильно, если я не схожу к ее светлости?

– Вовсе нет. Пусть о ней позаботится ее горничная. Вы же слышали, как слуги отправились спать. Вам нужно остаться здесь на тот случай, если вся эта суматоха просто отвлекающий маневр.

– Устроенный Чарлзом? Глупости! Он участвует в расследовании – предлагая защиту всем леди в этом доме, на деле проявляет бдительность. Ха!

– Отвлекающий маневр могла организовать ее светлость, – заметил Нортбрук. – На кону огромные деньги по условиям тонтины.

Тонтина… Как отвратительно звучит название этой аферы! Нанимая Касс и Чарлза в частном порядке на прошлой неделе, Нортбрук объяснил им, что это отчасти инвестиционная схема, отчасти пари, заключенное сорок лет назад, когда десять молодых аристократических отпрысков внесли равные суммы в некий фонд. Проценты, как и суммы вкладов, не изымались, продолжая расти в течение всех этих лет, но время безжалостно отбирало у вкладчиков жизни. Обладателем всей накопленной суммы будет последний оставшийся в живых.

– Весьма специфическое пари для друзей, – протянула Касс, – потому что предполагает желать смерти остальным.

– Кто сказал, что они были друзьями? – отозвался Нортбрук. – Кроме того, они договорились не выходить из тонтины, даже если унаследуют титулы. Так что эти ребята могли также желать смерти своим старшим братьям или другим родственникам, которые обладали правом наследования.

Ничуть не лучше!

Этот их разговор происходил в небесно-голубой гостиной лондонской резиденции герцога Ардмора. Здесь было так уютно и светло, но Касс почему-то испытывала дискомфорт. Так было всегда, когда ей казалось, что не все идет как надо.

На Чарлза, судя по всему, ничто не давило, и он спросил:

– Тогда в чем проблема – сорок лет спустя?

– Проблема в том, – начал Нортбрук устало, смертельно бледный, – что за прошедшие тридцать девять лет умерли всего двое, причем их смерть явно была естественной, а вот только за последний год аж трое инвесторов отошли в мир иной при загадочных обстоятельствах. Я предпочел бы, чтобы мой отец не стал следующим.

В смерти тех, кто достиг шестидесятилетнего возраста, нет ничего удивительного, но предполагаемые несчастные случаи с утоплением, гибелью на охоте и отравлением, которые описал его светлость, вряд ли укладывались в то, что можно было бы объяснить случайностью и совпадением.

– Вы действительно заинтересованы в его безопасности? – поинтересовалась Касс. – Вам ведь, без сомнения, хочется унаследовать герцогство.

Не было смысла избегать важных вопросов.

– О каких чудовищных вещах вы говорите! – Нортбрук, наклонив голову, внимательно посмотрел на нее. – Однако хорошо, что вы завели об этом речь: кто-то ведь может задать такой же вопрос. И ответ будет – нет! У меня нет желания наследовать прямо сейчас. Нет – если это означает, что жизнь моего отца оборвется. Отец из него плохой, как герцог он ненамного лучше, но если вдруг умрет, то лишится шанса что-нибудь исправить, а я очень на это надеюсь.

– Надежда может не оправдаться, – заметила Касс.

– Прекрасно! Тогда я делаю это ради себя, потому что пока не готов взвалить ответственность на свои плечи. Пусть мой отец живет до глубокой старости, чтобы я мог покутить и порезвиться еще несколько десятков лет.