Анчутка (СИ) - Малых Алексей

Извор навстречу протянул свою, с зажатой в кулаке монетой, и завис с ней над перепачканной ладошкой. Подумал с долю времени, но всё же пересилив брезгливость, вложил плату и хлопнул по ней другой рукой, запечатав сделку.

Крадучись пробрались в баню, и лишь Извор успел скрыться в ней, тут же забегали девки по двору, готовясь к помывке боярской дочери. В баню зашёл дюжий мужик в одной рубахе, затапливая каменку покрепче. Дело своё сделал и ушёл. Ох и жарко стало Извору, даже под лавкой, да возле пола. Измаялся весь, по́том обливается, но не сдаётся, ждёт невесту свою — глаза протрёт и таращится сквозь молочный туман.

Дверь отворилась, запуская немного свежести, а из-за неё малец выглядывает, тот самый. Скрылся мигом. Тут на пороге появился мощный муж, как дуб, кряжистый. Зашёл неспешно, скрипнув каждой половицей, одёжу скинул, сел на лавку, где Извор прятался, да его за шиворот и вытащил одним рывком, что тот аж крякнул от неожиданности. Труханув как следует, поставил перед собой и, лишь ивовым веничком прикрывшись, громыхнул:

— Зять значит? — посмотрел на того хмурным взглядом, отерев широкой ладонью вспотевшее лицо, видно и сам через силу терпя такой жар.

Виновато переминаясь с ноги на ногу, Извор потупил глаза, понимая, что попался в лапы самому тестю, а в голове кружится, покраснел то ли от жара, то ли от стыда, то ли злобы на того мальца, что в ловушку загнал.

— Раздевайся, зять.

— Бить будешь? — встрепенулся хорохорясь, да подбоченясь позу принял.

Через некоторое время дворовые с девками, окружившие пыхающую жаром баню, приникшие к дверям и единому малому оконцу, вздрогнули, когда после громогласного эханья, послышалось жалобное оханье.

— Убивает, — шепнул кто-то в толпе.

Девки, в испуге округлив глаза, косами своими рты прикрыли, а малец, тот самый, который в калитку пустил, от смеха зашёлся, да тут же и взвизгнул — острые пальцы в ухо впились и кверху тянут, будто подрасти помогают.

— Неждана, — зашептались дворовые люди, тут же перед ней головы склонили.

— Это кто здесь у нас такой чумазый? — злобно процедила. — Признавайся, по твоей милости он сюда пробрался?

— Пусти, — запищал малец, руками ту лупит, — я всё тяте расскажу.

Малец на цыпочки приподнялся, заверещал, на руке боярыни повис, да надорвав мочку свою, выпростался, к бане кинулся. В дверях с Извором столкнулся— он-то из бани выбежал, чтоб охладиться в ближней речушке — хоромы на левопобережье Кура были. Извор на того ногой замахнулся, желая отомстить за обиду, да подскользнулся и назад в баню как в прогаль провалился, а малец с порога кубарем на траву слетел, с места схватился да к реке бегом. Извор за ним. Нагнал за шкирку, как шелудевого котёнка, вздёрнул. Тот чуть было из порт своих не выпрыгнул. Руками то за шиворот хватается, то порты подтягивает. Отвешивая тумаки по бокам, мстительный жених потащил мальца к реке, подальше от любопытных глаз, утопить хотел видимо, а тот извернулся и дёру дал. На иву залез, да на плетях покачнулся, на соседнюю, что с противного берега росла и перекинулся. Стоит, в причинное место у Извора с того берега, через реку, торкает, двумя пальчиками размер отмеряет и заливается. Тот, наконец осознав, что голышом в салки играл, прикрылся руками, в воду ступил — точно бы догнал, да будущий тесть кликать начал.

Извор так ещё никогда не парился. Несколько раз к реке бегал охладиться и назад. С тех пор у него своя, особенная любовь к ивам.

Растворившись в воспоминаниях, Извор видно задремал. Тесть-банщик опять навис над ним, помахивая ивовым веничком, сдёрнул из него хворостинку и, как-то ехидно зареготав, щекотнул тому по лицу. Пробудившись, Извор тут же растопырыл глаза от того, что в ноздрях неприятно свербило, а Мирослав, сдерживая смех, тыкал тому прутиком в нос.

— Вот подожди, как станешь зятем мне! — гаркнул на него.

— Злишься на меня, что Любава женой мне станет? Она ж твоя невеста раньше была, — выдавил из себя Мир.

— Нельзя нам быть вместе. Хоть и не родная мне сестра, а лишь сводная, законом запрещено.

— Верно, любишь её до сих пор? — и продолжил видя, что Извор замялся, что ответа не даёт, не желая портить дружеский союз. — Любишь, смотрю.

Извор призадумался, головой повертел, а Мир на своём настаивает, брата пытает:

— Говори, не обижусь. Я же знаю, что по сердцу она тебе.

— Раньше думал, что люблю. Смех её помню, что речушка звонкая, и речи мягкие, будто дуновение ветра. Потом…изменилась она после смерти отца. Я с ней и не виделся-то ни разу, только шептались. После знакомства в бани, с тестем квас в клети пили — я там и заночевал, а ночью, когда все спать легли, под оконце к ней пришёл. А она со своими сенными лясы точила. Да складно как у неё всё было — те на какую-то девку жаловались, говорили, что напраслину на них наводит, что боярыня ей во всём потакает, что та на утро им розги назначила. А она всех словом утешила, всех одарила: кому усерязь, кому начелье, кому поясок. Сказала, что отца своего умилостивит.

— Ну, а дальше? — Мир с любопытством слушал двоюродного брата, уперевшись в того двумя серыми, как серебряные гривны, глазами.

— Прознала она, что под окном сижу, створкой как хлопнет перед моим носом. Думал, щас ор поднимет, хотел уже бежать, а она кликнула, разговор завела. Говорит, до смотрин видеться плохой знак. Я пото́м каждую ночь к ней приходил — калитку на заднем дворе намеренно изнутри не запирали — был один малец услужливый, я ему ещё ноги грозился выдернуть. Верно брат её это был.

— Брат?!

— Поговаривали, что Любава у Позвизда не единственная дочь. Слухи до сих пор ходят, что кроме неё ещё дитё имелось. Так вот верно малец этот и был сводным братом. Он меж нами посредником стал. Пробирусь в амбар и хоронюсь пока все спать лягут, потом сяду под окном, ивовым прутиком постучу, а она с той стороны уже ждёт. Столько болтали, что не замечали, как и рассвет начинался. Вот признаюсь тебе, что тогда любил крепко.

— Да притворялась она верно. А как твой отец мать, — запнулся и тут же исправился, — мачеху её вдо́вой к себе взял, так Любава выделываться и перестала.

— Изменилась, говорю. Она ни о чём, что до того пожара в хоромах было, и вспоминать не хочет — тяжко видно.

— И не удивительно, её отца в степи убили, а крамолники в тот же день на его подворье лиходейничали, верно те с половцами заодно были.

— Вот и я о том же — Любава шибко испугалась тогда — они с Нежданой одни лишь в живых остались. Вторая жена Позвизда спасла от смерти падчерицу свою, Любаву, а та в благодарность её матушкой теперь и величает.

— От этого ещё поршивее становится, — утробно проговорил Мир, спрятав лицо в скрещенных перед собой руках, уперевшись высоким лбом в жилистые предплечья. — Не хочу девице, и так судьбой обиженной, жизнь портить. Ты ведь мне брат — признаюсь, не по нраву она мне.

— С чего? Статью и красотой не обделена.

— Верно! Только, когда смотрю на неё, пусто в сердце моём, как в пересушенном колодце.

— Заладил — сердце молчит, сердце не ёкает, хочу по любви. Нет в нашем мире по любви, есть лишь расчёт и выгода. Попробуй, может и понравится, — лукавым прищуром наградил Мира.

— Пробовал, — и уточнил на молчаливое изумлёние Извора. — Сколько лет ищу, нет той, что сердце своё бы отдал. Батя уже каких-никаких ко мне девок приводил, и худых, и сочных, один раз даже половчанка была. Они передо мной и так, и этак— постылы мне все. А теперь смотрю не отвертеться — отцы наши уговорились оженить меня твоей сестрицей. Говорю, не люба она мне, а батя на своём стоит.

— Не по сердцу — поживёшь год-другой, может и свою заветную отыщешь, второй женой будет, — не обижусь, и ей, Любаве, артачиться не пристало — у отца моего полюбовниц этих, что кур в курятнике, — язвительно отметил Извор.

— Не по себе мне от всего, да и женитьба эта странная — со всех сторон моему отцу лишь выгодна, а твоему что с неё прибудет? Весь Курск и так под началом Военега. Лучше меня знаешь, Неждана после смерти мужа первого всё достояние его взяла, до двух третий земель всех, а от промысловых делянок только одних можно кормиться всю жизнь хлопот не зная, а бортники мёда сколько собирают да к княжьему двору поставляют? а от отца ей кузнецкая слобода перешла — всю княжескую рать снабжает?!