Война сердец. Магия Тьмы (СИ) - "Darina Naar"

Данте выпил горьковатую, пахнущую лекарством, жидкость — деваться было некуда. Через несколько мгновений они слились с воздухом. Стали невидимы, вероятно, даже для призраков, но не друг для друга.

— Ну что, готов?

— Ага.

— С кольцом было бы безопаснее. Оно зациклено на определённые даты, а часы непредсказуемы. Но, к счастью, я знаю куда перемещаться.

Часы Риллеу мерцали в потёмках мириадами крохотных звёздочек. Октавия перевернула их вверх тормашками несколько раз.

— А вы тоже ведьма? — Данте задал давно мучивший его вопрос.

— Не совсем, — улыбнулась Октавия — Когда я забеременела, знахарка Нуна, тётя Эу, наложила на меня защитные чары. После родов они должны были остаться на ребёнке, как спасение от фамильного проклятия, ибо Лусиано — единственный наследник рода. Надо было сохранить ему жизнь, уберечь от врагов. Но чары остались на мне. Не знаю почему. Их немного. Колдовать я не могу, но могу использовать зелья и артефакты. Они слушаются меня. Она обнаружит эту способность не сразу, — пояснила Октавия в ответ на изумленный взгляд Данте. — Оплачет его и займётся артефактами и книгами. Она уйдёт из жизни добровольно, когда Лусиано, Клелия и Крисанто уже станут взрослыми, с намерением понять, как действует Магия Сущностей. А через два года родится девочка — единственная девочка-маг в нашей семье. Ибо кровный отец её — не Фонтанарес де Арнау, и она — не жертва проклятия, ведь родилась не магом, а стала им, — и, закончив вращать часы, Октавия добавила: — Положи на них руку.

Данте коснулся часов. Миг, и его затянуло во тьму неизвестности, а Октавия громко и чётко выкрикнула дату и место перемещения: 10 октября 1743 год. Логово колдуна Тибурона.

«Мария Луиза звали женщину, что родила бастарда от слуги и была проклята собственным мужем — чернейшим колдуном этих земель. Один из её правнуков, Арчибальдо Фонтанарес де Арнау, тоже родился магом. Именно он задумал победить то проклятие. Вырезав сердце у своей возлюбленной Лурдес, на его основе он создал Эликсир Щита. Так всем мужчинам рода стали давать имена, что начинались на букву «L» — в честь той самой Лурдес, и надевать на шею серебряные подвески-обереги — ястреб с сапфиром в когтях. Подвески блокируют проклятие, не давая ему распространяться, но по мнению Арчибальдо, снять его навсегда будет возможно, если у кого-то из потомков родятся мальчики-двойняшки либо близнецы, один из которых — обычный человек, а другой — маг. В возрасте тридцати трёх лет этот маг должен быть принесён в жертву. Тогда чары рассеются и проклятие с рода спадёт. Этот мальчик — ты. И твой предок считал это наилучшим исходом. Я изучил все его исследования — свои эксперименты он расписывал подробно на бумаге — для потомков, и мне удалось выкрасть множество этих свитков. В твоей глупой семейке их не считали чем-то ценным. Но я не согласен с Арчибальдо. Не каждый знатный род может похвастаться потомственными магами. Увы, не знают они что делать со своим даром. И это расточительство. Поэтому я решил не убивать тебя. Глупо, сняв проклятие, лишить род талантливых колдунов, ведь можно забрать их силу себе…», — ещё летая в пространстве, Данте слушал речь Тибурона, не понимая, зачем Октавия придумала упасть тому на голову.

Но когда они, невидимые, возникли у Тибурона за спиной, тот ничего не заметил. А с ним рядом никого не было. В расставленных по периметру дубовых стеллажах мерцали и звякали, ударяясь пробками друг об друга, сосуды с жидкостями, травами и порошками. По центру комнаты — вылитая пещера — высился мраморный стол, на котором шумел и плевался дымом чугунный котёл.

Тибурон, будто судья Инквизиционного Трибунала, направился к котлу, подметая каменный пол хвостом золотой, украшенной самоцветами рясы. Гул его поступи звучал в тишине, как набат.

— Куда подевалась эта чёртова краснокожая? — злобно проворчал он, мешая содержимое котла тонкой серебряной палочкой. — Будь проклят день, когда я взял её к себе! Ни пользы от неё, ни веселья. Не думаешь же ты, что я не знаю, для чего эта краснокожая увязалась за мной? — он бросил мимолетный взгляд в стену напротив. — Горе-шпионка. Бесполезная неумёха без капли интеллекта. Работает посредственно, а спасать тебя, дабы меня позабавить этой глупостью, и не собирается.

Данте не сразу сообразил, к кому Тибурон обращается, но, присмотревшись, едва не вскрикнул — в стене было углубление, внутри которого находилось нечто вроде прямоугольного ящика. Изготовленный из чистейшего хрусталя, он стоял вертикально. И в нём — мужчина, обнажённый до пояса; руки и ноги его обвивали чёрные цепи. Замурованный в этом тесном футляре, он походил на скелет, обтянутый кожей. Данте узнал его по длинным чёрным волосам, что висели плетьми и напоминали змей на голове Медузы Горгоны.

Салазар! Он ещё во власти Тибурона? Данте попытался даты посчитать. Салазару исполнилось тридцать три в апреле 1743 года, а сейчас — октябрь. Выходит, минуло полгода. Тибурон действительно не убил Салазара, но и проклятие не снял. Он запечатал его в хрустальном гробу и чего-то добивался. И Эу не помогла, ведь Данте всё испортил — трость осталась во дворце Фонтанарес де Арнау.

— В прошлый раз было также? — шёпотом спросил он у Октавии. — Или это я виноват, что Салазар ещё здесь?

— И да, и нет, — ответила она. — Трость убила птицу и отшибла Эу память, когда та с её помощью хотела вытащить Салазара из этой хрустальной штуки. Тибурон ставил на нём эксперименты, чтобы отобрать его магическую силу, и ему это почти удалось. Когда Эу пробила ящик тростью, она зацепила Салазара, и яд попал ему в кровь. Он медленно убивал его несколько лет. И убил бы, если б не одна девочка… Но теперь кое-что изменилось. Трости нет, Салазар не отравлен, значит, он сильнее, и Эу всё помнит. Один неверный шаг, и история пойдёт иначе. Мы с тобой должны проследить, чтобы этого не случилось.

Октавия резко умолкла — Тибурон подал голос.

— Ты просчитался, глупец. Тебе не выбраться отсюда живым. Но магия твоя слишком ценна, чтобы я дал ей умереть вместе с тобой. Когда ты сдохнешь, больной, слабый и никому ненужный, я стану величайшим магом на земле! Надо только придумать, как заставить твою силу перейти ко мне. Вот это должно сработать… — он с энтузиазмом мешал варево в котле. Данте запахов не чувствовал, но, Тибурон так кривился, что было ясно — там нечто отвратительное.

Салазар застыл в своём хрустальном футляре, но глаза его были распахнуты. Почему он не использует магию, Данте понял, лишь увидев: чёрные цепи, охватывающие его запястья, ноги, живот и шею, раскаливаясь до красна, впивались в кожу, сжигая её до мяса. Раны тотчас затягивались, но стоило шевельнуть пальцем, как всё повторялось.

Наконец доварив зелье, Тибурон налил его в кубок. Оно дымилось и сверкало, будто колотые чёрные агаты лежали в котле. Взяв кубок, маг подошёл к хрустальному гробу и, щёлкнув пальцами, расколдовал его — исчезла крышка, а цепи покрылись инеем. Но Салазар и теперь не попытался выбраться. Когда Тибурон заставил его выпить содержимое кубка, он закричал так, что у Данте побежали мурашки по коже. Салазар подвергал и его подобным же пыткам. Глядя, как он извивается в этой хрустальной тюрьме, Данте заблудился в собственных чувствах. Он и жалел Салазара, и недоумевал: а чем он, Данте, заслужил мести за вину других людей. Но, может, то, что Салазар потом убьёт Тибурона и присвоит его Сущность, разовьёт в нём садистские наклонности? Эта версия показалась Данте логичной. Салазар, конечно, не ангел, он жуткий самодур, но пытать людей не был склонен — почерк Тибурона тут явно просматривался.

Салазар кричал долго, пока не охрип; из тела его шёл пар, волосы искрились, но затем он обмяк. Тибурон, ухмыляясь и бормоча: «Ну сейчас-то всё получится», стилетом разрезал ему грудь и живот, нарисовав две параллельные стрелы: одну, направленную вверх, а другую вниз. Салазар опять закричал. Тибурон, поднеся к его телу прозрачный кубок, начал собирать с ран кровь. Та, падая на дно, из алой превращалась в серебряную, а Тибурон повторял и повторял заклинания на непонятном языке.