Загадочный супруг - Марш Эллен Таннер

Ян скосил глаза на побелевшее лицо Таунсенд. В тот же миг Анри быстрым движением руки выхватил из кармана нож и метнул его в Монкрифа. Таунсенд пронзительно закричала, но ее голос был заглушён выстрелом за окном кареты. Лошади испуганно заржали, дернулись, и карету сильно качнуло. А когда едкий дым, заполнивший ее, рассеялся, Таунсенд увидела, что Анри упал головой вперед на сиденье, из его пробитого горла хлестала кровь, а в окне стоял Эмиль Гаспар с пистолетом в руке и торжествующей улыбкой на лице.

– Это тебе за приказ о заточении без суда, который обрек меня на пытки, – произнес он сквозь зубы. – Тебе удалось искалечить мое тело, но ты не сумел ни убить меня, ни погасить жажду мести в моей душе. Вот теперь, Бенуа, клянусь Богом, я утолил эту жажду! – и он смачно плюнул на сапоги мертвеца.

– Эмиль, – услышал он хриплый шепот.

Таунсенд, которая забралась с ногами на сиденье и, прижав руки к щекам, прислушивалась к злорадным речам Эмиля, завизжала, увидев, что Ян падает на дверцу кареты. Из его груди сочилась кровь, покрывая пятнами жилет и рукава рубашки. На лице не было ни кровинки. Она бросилась к нему, чтобы обнять, подхватить, но он тяжело рухнул на пол. Вместе с Эмилем они уложили Яна на сиденье, Таунсенд придерживала его голову, а Эмиль, распахнув его плащ, быстрым движением извлек нож, по рукоятку вонзившийся в грудь у самого сердца. Ян застонал, и Таунсенд быстро прижала край юбки к кровоточащей ране.

– Задета только мякоть, – прошептал Ян. Таунсенд подняла на Эмиля побелевшее, испуганное лицо.

– Помогите ему! – взмолилась она.

– Мы поедем в Рамбуйе. Это ближе всего.

С помощью кучера Эмилю удалось вытащить из кареты потяжелевшее тело Анри и опустить на землю.

– Оставьте его здесь, – мрачно произнес кучер. – Утром кто-нибудь подберет его, если зверье не набежит еще раньше. – Он забрался на козлы. – Два года я работал на этого человека и не задумывался над тем, какой он негодяй... Что я могу сказать? Он хорошо мне платил. Но теперь, когда он обманом увез эту молодую даму, мне стыдно, что я принимал в этом участие. Поезжайте вперед, сударь. Показывайте дорогу.

Эмиль сел в седло и пустил лошадь в галоп. Карета последовала за ним, кренясь на разбитой дороге, словно собиралась развалиться на части. Таунсенд, не замечая тряски, крепко прижимала края своих юбок к груди Яна. Его голова покоилась у нее на коленях. Глаза были по-прежнему закрыты, пугающая бледность покрывала лицо. Его неподвижность приводила ее в ужас. Несмотря на все ее усилия заткнуть рану, кровь смачивала ей пальцы, и слезы струились по щекам – молчаливые слезы отчаяния.

– Таунсенд...

Она заглянула Яну в глаза, в темную жаркую синеву на мертвенно-бледном лице.

– Я не... не так уж тяжко ранен. Доводилось получать удары п-похуже...

– Тише, – прошептала она. – Берегите силы...

– Об... Об Анри, – тем не менее продолжал он. Она осторожно прикоснулась к его плечу:

– Умоляю вас, Ян, не сейчас.

– Я настаиваю...

– О, ради Бога! – закричала Таунсенд с исказившимся лицом. – Вы должны знать, что я никогда бы не поехала с ним, если бы не думала, что вы больны. Клянусь, я не знала, что он везет меня не в Рамбуйе. Я бы никогда... Ни с Анри, ни с кем!

В эту минуту карета, накренившись, остановилась. Ян тихо застонал, и Таунсенд, крепче обняв его, повернула голову к окну. Она различила крепостные стены средневекового замка Рамбуйе, огромные лесные угодья которого дарили Людовику XVI бессчетные часы наслаждения охотой и который Мария-Антуанетта презрительно прозвала жабой, ибо томилась там из-за отдаленности и отсутствия современных удобств.

Таунсенд не знала ни истории замка, ни теперешних его владельцев. Ее заботило сейчас только одно – чтобы это сооружение было обитаемым.

Бесчисленные экипажи стояли на дворе и в крытых конюшнях. Вдоль высоких стен ярко горели факелы, и несколько лакеев уже спешили к ним через двор. Эмиль соскочил на землю, выкрикивая приказания. Через несколько минут потерявший сознание герцог Войн был положен на носилки под руководством пожилого господина в большом, взлохмаченном парике, приказавшего осторожно внести раненого внутрь замка. Отводя пальцами спадавшие на глаза локоны безобразного парика, он торопливо склонился над рукой Таунсенд, когда та вышла из кареты. В сладкозвучных тонах, напоминавших об иной эпохе, он коротко представился как Альфред Ланарк, капеллан замка.

Таунсенд едва поблагодарила его. Она не сводила глаз с Яна, которого медленно несли по неровным булыжникам двора, молва о приезде герцога распространилась, ибо гости замка высыпали из дверей, возбужденно переговариваясь и проталкиваясь ближе, чтобы взглянуть на него.

Толпа мешала Таунсенд следовать за носилками. Ей преграждала путь лестница, заполненная людьми и сворой лающих собак, которых кто-то по глупости выпустил. Беспомощно наблюдала она издали за носилками, которые исчезли за входными дверями. Среди мужчин и женщин, собравшихся на ступенях лестницы, она вдруг увидела мясистое красное лицо герцога Орлеанского. Подняв руку, Таунсенд окликнула его, но он не услышал. Он слушал даму, что-то горячо говорившую ему, – высокую, темноволосую, в сильно декольтированном платье. Наблюдавшая за ними Таунсенд видела, как они быстро повернули назад.

– Мадам, мадам, сюда! – Это был Эмиль. Он прокладывал себе путь через толпу, разрезая ее толщей своего тела. – С дороги! Эй, вы там! Дайте пройти герцогине Войн!

Взяв Таунсенд за руку, он торопливо повел ее вверх по лестнице и чуть было не упал, когда она, вспыхнув от гнева, неожиданно оттолкнула его.

– Что случилось? – изумленно спросил он.

– Он умирает, Эмиль?

– Боже, да нет же! – ответил горбун. – Рана не смертельна, хотя и сильно кровоточит.

– Будет ли за ним должный уход?

– Тут неподалеку монастырь. У монахов есть необходимые эликсиры, а у здешнего кюре есть опыт в подобных делах. Можно также предположить, что среди гостей герцога Орлеанского есть врач. – Он попытался идти дальше, но Таунсенд не отпускала его.

– Мадам хочет что-то сказать? Мы должны спешить... – в голосе его звучало нетерпение.

– Уж я-то, безусловно, должна! – тон ее был резок. – А теперь слушайте меня внимательно. – Она потянула его в тень от стены, подальше от яркого света факелов и шумной толпы гостей. – Я хочу, чтобы вы проследили вот за чем – никто из этих пьяных болванов не должен даже прикоснуться к нему! Скажите кюре, чтобы он сперва обработал рану тысячелистником, чтобы остановить кровотечение, а затем продезинфицировал как следует лимонным бальзамом. Надо дать Яну настойку валерьянового корня, это облегчит боль.

Эмиль был поражен.

– Мой брат – врач, – сказала резко Таунсенд, – и могу вас заверить, что он поступил бы именно так. В этих корнях содержатся лечебные компоненты, которые господин Ланарк может счесть колдовством, но они помогут гораздо скорее, чем пиявки, сетования и заклинания, которые способны лишь отогнать все веселые мысли из головы. – Она грозно посмотрела на Эмиля. – Смотрите, не разрешайте давать ему что-нибудь еще, вы поняли меня, Эмиль? Да?

– Мадам разговаривает так, словно ее не будет здесь, чтобы самой давать указания, – заметил он.

Таунсенд глубоко вздохнула.

– Меня здесь не будет. – Она стиснула зубы. – Поскольку я верю, что его рана действительно не смертельная, я беру экипаж господина Сен-Альбана и уезжаю. Назад в Англию, Эмиль.

– Пресвятая матерь Божья! Теперь, когда вы так нужны мужу?

Таунсенд негромко вскрикнула от гнева и ухватилась за его жилет. Искалеченный Эмиль был едва ли выше ее, и ей не составило труда дернуть его вперед так, что их сердитые взгляды скрестились.

– Скажите мне, Эмиль, чей это экипаж стоит вон там под стеной? Не маркизы ли дю Шарбоно? И не сама ли маркиза разговаривала на лестнице с герцогом Орлеанским?

– Да, – сказал Эмиль мрачно. – Но пока мы с ним не приехали сюда, господин герцог не знал, что она здесь будет.