Она не могла даже улыбнуться.
— Прости.
— За что?
В голосе звучала обида и гнев, хотя на кого он злился, Джорджина не знала.
— Ты чересчур…
— Не продолжай, — с трудом выговорил он. — Черт возьми, такого в моей жизни еще не бывало, поверить не могу, что вот оно, случилось.
— Ты чересчур огромный, — отчаянно бросила вслед ему Джорджина, поскольку Хью собрался вылезть из пруда. — Прости, Хью, но не получится ничего. Не получится.
Он замер.
— Что ты там сказала?
— Если все, что тебя заботит, — это соперничество по части размеров твоего детородного органа, — сердито бросила она, отворачиваясь и хлопая ладонью по воде, — то можешь успокоиться.
Хью в момент очутился рядом с ней, схватил и поднял на руки из воды.
— Проклятье, посмотри на меня.
— И ни к чему сквернословить, — едко заметила Джорджина.
Но в глаза посмотрела.
— Разве ты не сказала мне, что Ричард вроде великана среди мужеского пола?
— Я считаю, что великан ты, — честно призналась она. — И ничего не получится. — Вздохнула и решила быть честной до конца. — У нас с Ричардом с трудом получалось. Он был очень деликатный и при всем при том с трудом мне подходил.
От взгляда Хью ее охватила дрожь с головы до ног.
— Мы можем над этим поработать, Джорджи.
— Не называй меня Джорджи, — рявкнула она.
— Думал, тебе нравится.
Он упорно выходил из пруда, и поскольку холодная вода едва омывала ей пальцы, это не могло не радовать.
— Не тогда, когда…
— Когда тебе приспичило быть Джорджиной, а не Джорджи?
Хью поставил ее на ноги, и она вдруг затосковала по теплу его тела. Хью отправился к Ришелье, который забрел довольно далеко.
Он что, уходит? Онемев от изумления, Джорджина уставилась в его спину. Она и впрямь сказала, что ничего не получится. Однако надеялась… ну, понадеялась, что он сотворит чудо. Поскольку как-то по ходу дела решилась творить чрезвычайно скандальные вещи, те, что могли разрушить навсегда ее репутацию.
Хью вытащил тюк, притороченный к седлу Ришелье, и пошел обратно.
Вот еще отличие от Ричарда. Отросток Хью стоял торчком. Все время. Тогда как у мужа…
— Чего ты там доставал? — спросила она.
В ответ Хью улыбнулся, как кот, забравшийся в кринку сливок.
— Скатку одеяла. У меня всегда есть лишнее в запасе.
Хью бросил одеяло на ковер из лютиков и дернул Джорджину вниз с тем же отсутствием éclat (блеск, фр. — прим. пер.), которое всегда выказывал. И мгновением позже она уже очутилась на спине совершенно нагая и таращилась снизу на Хью.
— Колется? — спросил он непринужденно, словно они устроили пикник.
— Да, — только и смогла ошеломленно ответить Джорджина.
Хью схватил нижние юбки и подложил под нее, а сам порывисто улегся рядом. Он ее не трогал. Не лег сверху. Он просто наклонился и нежно поцеловал.
Какое-то время они молчали. Джорджина пыталась найти слова, когда Хью оторвался от ее рта начал творить что-то невообразимое с ее шеей… целовать и обнимать, от чего она застонала и схватилась за его плечи, надеясь, что он продолжит ласки.
Ниже.
К груди.
Одной мысли было достаточно, чтобы рассеять туман у нее в голове, и Джорджина пробормотала:
— Хью, возможно…
В ответ он снова взял в плен ее губы. Это был главенствующий поцелуй, из тех, что без слов ей поведали, что Хью взял на себя главную роль, и ей пора перестать думать.
Джорджина уступила, потому что прежде всего от этого мужского воодушевления выигрывала она. Неловкая ситуация, но что-то в том, как Хью держал Джорджину, не давая вырваться, будило в ней бешеное желание.
Вообще-то…
— Хью, — позвала Джорджина, потрясенно услышав, что задыхается. — Мы же не собираемся… — И со стоном замолкла.
— Ты сводишь меня с ума, — заявил он.
Голос срывался на низкое рычание. Потом Хью тронул губами ее грудь. Вот так вдруг. Без предупреждения, не спросив соизволения.
И Джорджина вскрикнула. Только так можно было это назвать. Нет, она ошиблась. Когда жаркий влажный рот завладел ей, она не вскрикнула. А взвизгнула.
Однако это Хью не остановило. Он просто принялся сильнее целовать ее грудь, а Джорджина подалась вперед, без слов давая понять, что не против продолжения.
Однако лишь до тех пор, пока его теплая рука не заскользила вверх по ее ноге, и к Джорджине не вернулась толика сознания. Она вскрикнула и попыталась сесть.
Хью снова толкнул ее вниз широкой ладонью, и Джорджина не смогла выразить протест, как намеревалась, потому что он прихватил ее губами, от чего ее тело снова впало в сладкую истому. Потому Джорджина закрыла глаза, чтобы не видеть просторное безоблачное голубое небо, воздух вокруг, а просто погрузиться в сумасшедшее напряженное ощущение собственного тела, как жар кольцами опутывает ей ноги и прочно гнездится у нее в животе.
Джорджина снова попыталась податься вперед, но Хью припечатал ее ладонью к земле. Потом она поймала себя на том, что пытается притянуть его к себе сверху, и от столь скандальной ситуации ее глаза широко распахнулись, и она пискнула:
— Нет!
— Да, — хрипло возразил Хью.
И вот он. Сверху. А она распластана на спине, как какая-то потаскушка, а Хью, приподнявшись на руках, смотрит на нее сверху вниз.
Она опозорилась. Разумеется. Однако была столь счастлива, что не смела дышать. А как он смотрел на нее… Глаза у него, они такие…
А руки…
— Мы не должны… — слабо запротестовала Джорджина. — Не на лугу.
Хью смотрел смеющимися глазами, и все это веселье шло бок о бок с желанием. Он ее желал.
За все дни своего замужества Джорджина не видела ничего подобного. То, что усмотрела в глазах этого мужчины, устремленных на женщину и говоривших, что ее страждут.
— Отчего же? — спросил Хью хриплым голосом, и при его звуке словно музыкальную ноту сыграли на ногах Джорджины.
— Это неприлично, — ответила она, тихо ахнув, поскольку Хью снова положил руку ей на грудь, напомнив:
— Я не женат.
— Я знаю.
Руки Джорджины сомкнулись у него на шее. На самом деле ей только и хотелось, что к нему прикасаться.
Дозволено ли это? Она не была уверена. Ричарду никогда не хотелось, чтобы его трогали. Но ведь он не хотел ни шею целовать ей, ни руки и уж тем более грудь.
— Если ты спишь со мной, то только как жена. — Хью посильнее нажал большим пальцем, и она услышала, как участилось ее дыхание, и плотно зажала рот. — Люблю, когда ты издаешь этот звук, — по ходу дела признался он.
— Мы не можем заниматься этим… на лугу, — повторила она, уклоняясь от темы женитьбы.
— Отчего же?
— Потому что… потому что мы на лугу. А это не…
Он просто прервал ее тираду, поцелуем заткнув рот и снова ввергнув в жаркий вихрь наслаждения, пока Джорджина без слов не поняла, что пристойность ничего не значит в этот знаменательный день. В это знаменательное мгновение.
С Хью.
— Ты когда-нибудь ведешь себя надлежащим образом?
— Редко. — Он нависал над ней, почти не касаясь телом, опираясь на колени. — Мне неинтересно.
Джорджина не могла удержаться от смешка.
— И почему я не удивлена?
— Воспитанные юные леди никогда не стали бы так задыхаться на лугу, — сообщил ей Хью, одним мановением руки заставляя проделывать это в точности.
— Я… — ахнула Джорджина.
— А воспитанный джентльмен не стал бы об этом упоминать.
— Что?
— Ради бога, Джорджи, ты прикоснешься ко мне или нет? Пожалуйста.
Она сглотнула.
— А это разрешается? — Прозвучало столь глупо, что она на мгновение закрыла глаза. — То есть, тебе понравится, если я позволю себе?
Хью пытливо всмотрелся в нее, почти с состраданием, а больше с сожалением, и широкая ухмылка озарила его лицо, он шлепнулся на спину, простер руки в стороны и заявил:
— Я весь твой.
Джорджина села так резко, что закружилась голова. Хью был великолепен. Она осторожна присела рядом с ним на колени и помедлила. Ей хотелось не просто прикасаться.
