Роза Йорков - Бенцони Жюльетта

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76

Не сомневаясь, что после тягостных впечатлений дня мирный покой их дома будет для Альдо всего полезнее, Адальбер хотел увести его, но Морозини воспротивился.

– Минуточку! Мне хотелось бы перемолвиться несколькими словами с Бертрамом.

– Что ты от него хочешь?

– Хочу, чтобы он мне немного рассказал о своей приятельнице Салли. Она в самом деле его подруга детства?

– Да. Но что ты хочешь еще из него вытянуть?

– Посмотрим!

Друзья настигли Кутса уже у самых дверей, и Морозини крепко схватил его за руку, однако удержать репортера, который мчался из зала суда на всех парусах, оказалось не так-то легко, и пришлось пустить в ход более веские аргументы.

– Пойдемте пообедаем с нами, дорогой друг, – предложил князь, не выпуская руки Кутса, в которую вцепился мертвой хваткой. – И если я буду доволен вами, то и вам не придется жаловаться на меня. Полагаю, вы не останетесь равнодушны к перспективе появления в вашем кармане лишних двадцати фунтов?

– Я с превеликим удовольствием... но мне непременно нужно передать по телефону заметку в редакцию... Понимаете, Питер Ларк болен, и я его замещаю. Представляете, какая удача!

– У нас имеется телефон... и есть чем писать... А вдобавок великолепное виски...

– Благодарю и немедленно следую за вами! «Предвкушение радости едва ли не сладостнее самой этой радости...» «Ричард II», акт... Впрочем, если по вашей вине я не напишу заметки, вы должны будете заплатить мне больше!

– Если вы будете вести себя разумно, заметка выйдет превосходная.

Пока они ехали в автомобиле, Альдо не открывал рта, но, как только все трое уселись в гостиной и Адальбер наполнил стаканы, он тут же взялся за Кутса:

– А что, эта Салли Пенковская в самом деле ваша приятельница?

– Мы знаем друг друга с детства, но...

– Она любит деньги?

– Думаю, неравнодушна к ним, как и все мы, грешные, но знаете: «золото для души человеческой...»

– Оставьте в покое Шекспира, иначе не получите ни пенни. По вашему мнению, сколько ей нужно предложить, чтобы она переменила свои показания?

– Переменила показания?! – воскликнул Адальбер. – Но послушай, это же невозможно! Ты просто сошел с ума!

– Почему же невозможно? Возможно! Я не знаю, какую цель она преследовала, но убежден, что эта девушка лжет, а леди Фэррэлс говорит правду. А что касается того, чтобы отказаться от своих слов, так это любой женщине проще простого! Приступ раскаяния, искренние сожаления и потом естественное объяснение: ей так хотелось отвести малейшее подозрение от того, кого она любит. Потому что ее любовь к Ладиславу очевидна. И я склонен думать, что истинная причина ее несуразных показаний именно в этом...

– Может, ты и прав, – вздохнул Видаль-Пеликорн. – Но если она всерьез влюблена, ты не купишь ее ни за какие деньги.

– Даже за тысячу фунтов?

Значительность суммы заставила его собеседников едва ли не подпрыгнуть от удивления. Адальбер протестующе взмахнул рукой и воскликнул:

– Я же говорил, что ты просто сошел с ума!

– Вполне возможно, но ты должен понять, что я хочу ее спасти. Спасти любой ценой! Так что, дорогой друг Бертрам, отправляйтесь к своей приятельнице. Вот вам ваши деньги. Если вы сумеете ее убедить, вы получите еще...

Журналист вернулся спустя час, вид у него был сконфуженный.

– Все безрезультатно! – сказал он мрачно. – Салли ненавидит леди Фэррэлс, считает ее своей соперницей. Она будет счастлива, если той вынесут смертный приговор.

– А ты, – Адальбер жестом обвинителя указал пальцем на Морозини, – рискуешь оказаться на соломенной подстилке в одиночной камере за попытку подкупить свидетеля!

– Ни в коем случае, – отрезал Бертрам, – и на это есть две причины: Салли не знает, что я выполнял чье-то поручение, и... я подарил ей двадцать фунтов.

– И правильно сделали. Я сейчас же их вам верну.

– Благодарю вас и бегу строчить свой репортаж! До завтра!

В эту ночь Альдо не уснул. Терзаемый страхом, который в ночной тишине становился все мучительней, он сидел в большом кресле в гостиной и курил сигарету за сигаретой, потом вскакивал и долго ходил из угла в угол. Биг-Бен давным-давно прозвонил два часа ночи, когда наконец князь все-таки лег в постель...

В отличие от друга Адальбер проспал эту ночь спокойно и мирно. Поутру он заставил Альдо выпить чашку кофе, и они отправились во дворец правосудия: Альдо – поистине в висельном настроении, а Адальбер – храня осторожное и благоразумное молчание. Но в какой-то момент он не выдержал и заговорил:

– Ты не заметил вчера кое-что очень странное?

– Где? В Олд-Бэйли?

– Да. Я не видел там вчера графа Солманского. Может ли такое быть, чтобы отец не присутствовал на суде, где на скамье подсудимых находится его дочь?

– Должно быть, это слишком тяжкое испытание для столь чувствительного человека, – насмешливо сказал Морозини. – Он, вероятно, ставит свечи и молится... Если только не махнул рукой на свою преступную дочь и не отбыл в одиночестве, не дожидаясь приговора.

– Может быть, и так. Посмотрим, придет ли он сегодня.

Но напрасно друзья пристально оглядывали зал, они так и не увидели сурового бледного лица с моноклем – лица, которое так искали.

Похоже, что и Анельке не удалось поспать в эту ночь. Лицо ее стало еще бледнее, под глазами появились темные круги. Она выглядела еще трогательнее, еще беззащитнее, и от одного взгляда на нее у Альдо защемило сердце.

Первой вызвали Ванду, и вид этой свидетельницы не обещал ничего утешительного. Вся в черном, с огромным белым платком, похожим на знамя парламентеров во время военных действий, горничная была сама скорбь и отчаяние. Вся ее речь состояла из страстного восхваления ее «голубки» и столь же страстного очернения покойного сэра Эрика. При данных обстоятельствах ничего хуже просто нельзя было придумать.

– Господи! – проскрежетал Альдо. – Избавь меня от друзей, а от врагов я сам избавлюсь!

– Хорошо тебе говорить, а ты посмотри на сэра Десмонда, – шепнул ему Адальбер. – Я в жизни не видел, чтобы человек так катастрофически потел!

Однако ситуация еще ухудшилась после того, как обвинитель затронул вопрос о Ладиславе. Ванда преисполнилась лирики: она воспевала трогательную и невинную любовь своей хозяйки к герою борьбы за свободу ее родины, целиком и полностью созданному ее воображением. Она описывала гнев молодого человека и его отчаяние, когда он узнал, что его возлюбленная сочеталась браком с человеком, который нажил свое благополучие на смерти других. Она описывала его желание помочь Анельке и ее защитить...

– Мне очень хочется вам верить, – прервал ее сэр Джон, – но сейчас меня интересует вопрос, был ли он любовником вашей хозяйки?

– Разумеется, нет, – решительно отмела вопрос Ванда. – Такого и случиться не могло, ведь я целые дни проводила с моей голубкой.

– А ночи? Ночью вы спите хорошо?

Блаженная улыбка растеклась по широкому лицу служанки.

– Да, ваша честь, сплю я очень хорошо! Сплю как младенец, с вашего позволения.

Зал разразился смехом, и даже судья позволил себе что-то вроде улыбки. Сэр Джон ограничился тем, что пожал плечами.

– Очень рад. Но продолжим наш разговор. Если я вас правильно понял, то вышеназванный Владислав мог только ненавидеть сэра Эрика, поскольку, судя по вашим словам, сэр Эрик сделал свою жену несчастной. А вы знаете, каким образом он собирался защитить леди Фэррэлс?

– Я думаю, он собирался ее похитить и увезти в Польшу. Но дела пошли настолько скверно, что он был вынужден убить мужа-злодея.

– И, совершив это, исчез в неизвестном направлении, оставив ту, которую любил, в руках правосудия? Вам не кажется это несколько неестественным?

– Кажется, и я не устаю молить Господа нашего Иисуса Христа и Ченстоховскую Божью Матерь, чтобы он появился, все объяснил и освободил ту, которую так любит. Но может быть, он заболел? Или с ним что-то случилось?

– А может быть, он уехал в Польшу?

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76