Ночной скандал - Брайант Аннабел

– Я считаю, что человеческий мозг – это удивительное творение природы, вместилище разума. Неважно, куда он помещен – в голову пожилого мужчины или хорошенькой молодой женщины, – я все равно буду восхищаться его функциями. И я на каждом шагу встречал как исключения из этого правила, так и подтверждения ему. Нет ничего плохого в том, чтобы быть книжным червем.

– Книжницей.

Уиттингем смотрел на ее губы, когда она пробовала это слово на язык. Он невольно улыбнулся. Похоже, леди Лейтон его одобрила.

– Нам следует перейти в библиотеку. – Снова взмах юбок и шорох ткани, и она понеслась в сторону двери. Он последовал за ней, стук трости отмечал каждый его шаг.

Они остановились в дверях, тяжелые панели орехового дерева сомкнулись вокруг них отнюдь не гостеприимно. Он снова наблюдал, как леди Лейтон выбирает ключ из связки, собранной на серебряной цепочке, и отмыкает замок.

– У вас все комнаты под надежным запором? – Наверное, очень утомительно без конца отпирать и запирать двери, если живешь здесь. – Ведь в доме нет маленьких детей, не так ли?

Она едва заметно повела плечом, как будто знала за собой эту привычку и хотела бы от нее избавиться.

– Так заведено в Лейтон-Хаусе.

Больше она не сказала ничего, и он вошел за ней в прямоугольную комнату, которой по правилам полагалось бы быть гостиной, да только вот загвоздка: никакие гости бы здесь не поместились. Вдоль стен выстроились полки от пола до потолка, уставленные переплетенными в кожу томами. Периодические издания, журналы и газеты высились аккуратными стопками вдоль плинтусов и на каждом кресле и стуле. На овальных столиках красного дерева были выставлены всевозможные коллекции – заводные устройства, компасы, увеличительные стекла, калейдоскопы, призмы и кристаллы, и куда бы он ни посмотрел, везде видел нечто интересное. Руки чесались от желания потрогать то и другое, а ум радовался, предвкушая возможность открытия.

Он поднял взгляд на строгую леди Лейтон, которая терпеливо ждала возле камина. Интересно, каким она видит сейчас выражение его лица? Что до леди, она, кажется, забавлялась.

– Вы не предупредили, какие тут сокровища. – Кивнув, он снова взглянул на ближайшую полку. – Книги – только малая часть очарования библиотеки.

Он, правда, включил в число очарований еще и леди Лейтон, но, разумеется, вслух этого не сказал.

– Тут время летит незаметно. – Она улыбнулась уже знакомой лукавой улыбкой, и в ее глазах заиграли искорки. – Я часто здесь засиживаюсь.

Уиттингем вдруг понял, что она очень одинока. По крайней мере, так ему показалось. Он подошел к створчатому окну и охватил взглядом занесенную снегом местность, отметив и конюшни, и несколько скромных домиков вдалеке. Слева обнаружился амбар, а дальше – нечто неожиданное. Вглядевшись пристальнее, он понял, что это просто остов, составленный из обгорелой древесины. Неужели там когда-то стоял дом? Возможно, вот и объяснение, отчего в Лейтон-Хаусе так много строений. Но почему рабочие не разобрали бесполезный и опасный остов, который может рухнуть под напором ветра и причинить немалый ущерб? Уиттингем не хотел спрашивать, но вопрос сорвался с языка помимо его воли:

– Что там за развалины, с южной стороны? Похоже, там что-то горело?

С тем же успехом он мог бы сообщить леди Лейтон, что на лужайке сидит морское чудовище. Розовый румянец, которым он только что восхищался, сменился алебастровой бледностью, и радостный серебристо-серый цвет глаз погас, их словно присыпало пеплом.

– Теперь я вас оставлю, лорд Уиттингем. – Она не стала дожидаться его ответа. – Уверена, что вы найдете чтение по своему вкусу. Хватит на целый день.

Он шагнул вперед, нелепым жестом протянув руку, будто пытаясь просить прощения – и не понимая, что так ее смутило. Когда же он наконец обрел дар речи, ответом ему был звук закрывающейся двери.

– Доброго дня, Книжница.

Теодосия торопливо шла по коридору, в ее душе царил сумбур – будто бабочки метались во все стороны, сталкиваясь друг с другом и трепеща крылышками. Решительно, лорд Уиттингем – человек, способный лишить ее силы духа. И что за досадная привычка задавать ей неудобные вопросы? Их прогулка по дому длилась едва ли полчаса, но за это время он то и дело поднимал запретные для нее темы, одну за другой.

Ее затворническое существование.

Теодосия ухватилась за стойку перил, прежде чем начать спуск по лестнице.

Отсутствие светского лоска.

Необычное для женщины увлечение науками.

Ноги выбивали дробь по ступенькам, как будто она хотела затоптать этого Уиттингема с его неумеренной наблюдательностью. Теодосия вбежала в свою спальню и хлопнула дверью.

Утрата родителей.

Она задыхалась, привалившись спиной к стене. Терпение было готово лопнуть.

Долго ли этот спесивый граф собирается гостить в их доме? Наверное, ответ на этот вопрос стоит искать за окном. На миг забыв о своем огорчении, Теодосия забралась на широкий подоконник, заваленный подушками. К несчастью, мрачные небеса вторили ее мрачному расположению духа. Зловещие тучи, темные как уголь, громоздились на горизонте, предвещая новый снегопад. Она не могла припомнить, когда бы еще зима наступала столь сурово и неумолимо. Ее снова одолела досада, но она справилась с собой. Нужно найти Николауса, потрепать его за ушко и высказать ему все, что разбередило ее душу.

Ужасный вопрос лорда Уиттингема так и стоял в ушах, и глаза сами отыскали обгорелый остов усадебного дома. Время оказалось бессильно стереть из памяти некоторые воспоминания, и вот сейчас они вернулись с особой отчетливостью. Ее отец, старший сын дедушки и единственный наследник, был человеком выдающимся. Высокий, сильный, и ум его ничуть не уступал внешней красоте. Он умел заставить дочку улыбаться и смеяться без конца, подбрасывая ее высоко в воздух или опрокидывая на мягкое пружинящее сено ближайшего стога. Они гонялись друг за другом среди диких цветов, пока оба не выбивались из сил, и тогда он сажал ее себе на плечи и нес всю дорогу до дома, как будто она весила не больше перышка. Если до обеда оставалось еще много времени, они делали остановку возле яблони-пепинки, и он подсаживал ее на ветку. Его низкий голос запечатлелся в сердце Теодосии как драгоценнейшая из мелодий.

«Выбери нам два красненьких, Теодосия, сладких, как твои щечки!»

Как она старалась найти самые лучшие яблоки среди листвы, желая угодить отцу и вернуть хоть толику той любви, которой он так щедро ее одаривал!

Мама была красавицей, умницей и воплощением доброты. Она запоем читала книги, и ее любовь к знаниям оказалась заразительной. Под ее руководством Теодосия научилась бегло читать прежде, чем ей исполнилось четыре. Но, в отличие от Теодосии, которая считала свою наружность заурядной, мать отличалась и красотой, и утонченностью. Она до сих пор помнила материнские наставления, идущие от самого сердца.

«Теодосия, ты можешь выбрать любой путь к счастью. Следуй за велениями сердца и не упускай мечту. Человеческий ум не имеет границ».

Слезы капали из глаз Теодосии, но она их не утирала; какое облегчение, что можно, наконец, хорошенько выплакаться. Как смел лорд Уиттингем нарушать ее уединение и будить чувства, воспоминания и страхи, которые она пыталась похоронить в своей душе? Пусть его любопытные расспросы были всего лишь попыткой завязать разговор, но они задели чувствительный нерв, к тому же он обнаружил неожиданную проницательность в отношении ее личности. Так или иначе, все это совершенно нежелательно и даже жестоко, несмотря на то что выводы его – чистая правда.

Тем не менее сердце Теодосии сжалось от безотчетного страха. Страха разоблачения. Страха одиночества и безнадежного затворничества. А также опасения, что ее простая жизнь сделает кульбит, изменится и превратится в нечто такое, с чем ей не справиться. И все из-за вторжения одного-единственного мужчины. Так что, по целому ряду причин, чем скорое лорд Уиттингем уберется из Лейтон-Хауса, тем лучше.