Ночной скандал - Брайант Аннабел

– И сколько бы ни было в собрании вашей библиотеки великолепных печатных изданий по вопросам науки, оставаться там бесконечно я не мог. Кроме того…

Он умолк, явно дожидаясь ее реакции. На этот раз Теодосия снизошла:

– Да?

– Дверь осталась незапертой, вот я и решил, что лучше сбежать, пока есть такая возможность.

Она удостоила его усмешкой, хотя поощрять поддразнивание она не собиралась.

– А куда же вы так решительно направляетесь? Я уже понял, что в ваших коридорах легко заблудиться.

– Так вы же не живете здесь, милорд, – сказала она и подумала: «И слава богу».

Уиттингем коротко кивнул и перевел взгляд в конец коридора, словно решая, что еще сказать.

В наступившем молчании Теодосия смогла рассмотреть накрахмаленную льняную рубашку, поверх которой был тот самый злополучный шейный платок – он и благоухал мылом для бритья. А заодно и широкие плечи, и сужающийся к талии торс, которые облегал безупречной посадки шерстяной сюртук. Должно быть, у него чрезвычайно искусный портной. Конечно, ведь в Лондоне все одержимы модой и манерами, и это еще одна из причин, почему Теодосии никогда не стать своей среди светских людей.

– С этим не поспоришь, – пробормотал он вполголоса.

Теодосия машинально повторила фразу, хотя мысли давно приняли другой оборот. Нужно сбить его с толку, чтобы не совал нос, куда не следует, и особенно не лез к ней в душу.

– Если это все, что вам…

– А ваш дедушка? Может, за целый длинный день я найду возможность с ним побеседовать? В конце концов, именно он пригласил меня сюда.

– Не знаю. – Она покусала нижнюю губу и вдруг приняла решение. – Милорд, чем вы занимаетесь в Лондоне? – Один из самых надежных способов отвлечь – попросить человека рассказать о том, что ему интересно. Так сводится к минимуму вероятность, что он продолжит задавать неудобные вопросы.

– Подозреваю, мои занятия сильно отличаются от ваших здесь, в Оксфордшире. – Он прислонился плечом к стене, сложив руки на груди, как будто в его распоряжении было все время мира и ничто не мешало ему разглагольствовать бесконечно. Зажатая в руке трость болталась в воздухе, и ее медленное покачивание могло показаться гипнотическим, если следить за ней слишком долго. – Мне кажется, гораздо интереснее узнать, что вы здесь делаете, чтобы развлечься?

Она быстро вскинула на него глаза:

– Развлечься?

– Здесь что, эхо? – Он улыбнулся краешком рта, и ей вдруг тоже захотелось улыбнуться. – Да, развлечься. Вы разгадываете головоломки, коллекционируете пуговицы, пишете акварелью или читаете стихи?

– Я читаю.

– Но это наверняка не все, Книжница! – Он придвинулся ближе, наклонил голову, скрадывая разницу в росте. – Даже я не посвящаю чтению все свое время.

Последние слова он произнес полушепотом, как некий секрет, отчего ее пульс подскочил, а по жилам разлилось ощущение чего-то опасного. Ее возражение вышло слишком уж резким:

– Полагаю, тут, вдали от города, вам не хватает бесконечной череды развлечений, поскольку вы просто не способны провести день в тишине и покое, слушая пение птиц или любуясь звездами.

– Вовсе нет. Если угодно, любоваться звездами – это одно из моих любимых занятий. Это куда веселее, чем поливать растения в оранжерее.

– У меня там несколько животных. – Она расправила плечи, готовая противостоять несправедливости его предположения. – А еще я занимаюсь математикой!

От ее последнего замечания его брови поползли вверх.

– Я всего лишь предлагаю расширить сферу интересов.

Неужели он ее жалеет? Преисполнился сострадания? Воспоминания унесли ее в прошлое, когда долгие годы все вокруг только и делали, что выражали ей свое сочувствие из-за гибели родителей. И удовольствие от словесной пикировки тут же угасло, в мгновение ока сменившись злостью.

– Учитывая, что я познакомилась с вами меньше суток назад и знакомство наше будет исключительно непродолжительным, вы переходите границы допустимого, лорд Уиттингем!

Он изучающе смотрел на нее. Вопреки настойчивому желанию немедленно уйти, пронизавшему все ее существо, Теодосия сумела сохранить невозмутимый вид и не обратиться в бегство. Иначе он поймет, как сильно ее задел.

– Вероятно, да. – Он выпрямился. Трость дважды стукнула по плитке пола в напряженном молчании. – С вашего позволения, леди Лейтон, я должен переодеться к обеду.

Глава 6

– Это меня взбодрило. – Мэтью натянуто улыбнулся, принимая полотенце из рук Коггза. – Не припомню, когда в последний раз я был так приятно заинтригован.

– Бритьем, милорд?

– Нет. – Он фыркнул, адресуясь к камердинеру.

– Прошу прощения, милорд? – Коггз убрал мыло и помазок, а затем тщательно протер бритву. – Тогда о чем это вы?

– Ни о чем. – На этот раз Мэтью даже рассмеялся. – То есть просто тут ничего такого, что бы я хотел обсудить с тобой.

– Как жестоко. – Коггз изобразил обиженную мину. – Мы могли бы обменяться занятными историями. Та горничная, с первого этажа, уж порассказала!

Мэтью бросил полотенце, надел исподнее и сел на край постели, чтобы натянуть чулки.

– Разве я тебя не предупреждал самым серьезным образом, чтобы ты не совал свой нос в чужие дела?

– Да бросьте. – Коггз подошел к хозяину с парой коричневых кожаных штанов в руке. – Главное – оказаться в правильном месте в правильное время. И кстати – я ее отблагодарил.

– Служанку с кухни?

– Нет, горничную из гостиной. За интересные сведения.

Бросив на Коггза очередной сердитый взгляд, Уиттингем встал и застегнул ремень брюк, ожидая, пока ему подадут пару черных сапог. Камердинер быстро принес требуемое. Каблуки были подбиты таким образом, чтобы компенсировать хромоту. В этих сапогах походка Мэтью просто казалась слегка неровной. Однако чертовы сапоги были ужасно неудобными, и назавтра его тело заплатит сполна – как и за давешнюю скачку сквозь холод.

– Не стоит надрываться, пересказывая мне все собранные сплетни. Сплетничать нехорошо, это занятие для слабоумных. – Ему ли не знать: сколько кривотолков он слышал из-за своего увечья и нежелания вращаться в обществе. Но Мэтью изображал равнодушие. Сплетничать означало зря тратить слова и драгоценное время. И он пальцем не пошевелил, чтобы исправиться в глазах света, когда воздерживался от танцев или верховой езды, выбирая взамен более спокойный образ жизни.

С тяжелым вздохом Уиттингем сунул здоровую ногу в правый сапог.

– Вы же знаете, что болтают, – невозмутимо продолжал Коггз.

– Не заняться ли тебе своим делом?

– Нет. – В голосе Коггза уже звучало некоторое раздражение. – Кухня – это сердце дома, а сплетни слуг заставляют его биться сильнее.

– Ясно. Я как-то не думал. – Камердинер был заядлым сплетником. Зато с Теодосией ему оказалось чудо как интересно. Мэтью был заинтригован и немало увлечен девушкой, не пытаясь, впрочем, проанализировать свои чувства – может быть, причина интереса к ней гораздо глубже?

– Как вам будет угодно. – Ответ Коггза донесся сквозь шерстяную ткань строгого сюртука, висящего на крючке, – камердинер старательно собирал с него крошечные волоконца корпии. – Не успеем мы вернуться в Лондон, как Киркмен сделает предложение в третий раз. С подобной преданностью к наукам мы, надо полагать, тронемся в путь, едва наладится погода и дороги сделаются пригодными для проезда.

– Кто такой этот Киркмен? Лакей-воздыхатель твоей горничной? – Мэтью с силой втолкнул ногу в левый сапог и встал, проворчав что-то себе под нос. Сделал несколько шагов, радуясь комфорту, пусть и временному.

– Не совсем.

Коггз подал хозяину идеально отглаженную белую льняную рубашку, и он натянул ее через голову.

– Счастливой невестой будет леди Лейтон.

Новость дошла бы до его сознания быстрее, если бы голова не запуталась в складках ткани. Пришлось дернуть полу рубашки с такой силой, что шов затрещал.

– Что? Леди Лейтон собирается замуж?

– Милорд, я бы не стал сплетничать попусту!