Голубая свастика (СИ) - Другая Елена

— Да не жди, ложись…

— Нет, Стеф, я все равно не усну. А можно, я буду подслушивать ваш разговор со Штерном?

— Можно, — тихо рассмеялся мужчина, — только сделай так, чтобы он этого не заметил.

Он ласково потрепал юношу по голове, опять горячо чмокнул и вышел. Равиль, счастливо перевел дух и вновь забрался к себе под одеяло. Он даже снова всплакнул, настолько вдруг его охватило чувство облегчения.

Все вроде бы складывалось удачно, просто даже не верилось. Завтра он увидит Ребекку, и Стефан обещал увезти его отсюда. Куда? Равилю было абсолютно все равно. Он готов был на что угодно, лишь бы оставаться рядом с ним, настолько соскучился и исстрадался по нему за все эти дни, наполненные ужасом и болью.

Обещание мужчины прийти к нему ночью глубоко его взволновало. Он уже отвык от ласк и всего остального, что дарила ему близость офицера, и не представлял, как это все теперь произойдет и сможет ли он выдержать натиск пьяного Стефана. Он сам не знал, жаждал ли он объятий своего немца или же больше боялся их.

Сон не шел, и он в самом деле прокрался в коридор, ведущий в гостиную, и пристроился на маленьком диванчике. Отсюда отлично была слышна беседа Краузе и Штерна. Разумеется, мужчины говорили на повышенных тонах.

— Когда я уезжал, — распалялся Стефан, — я попросил тебя оказать мне лишь одну услугу, а именно: присмотреть за Равилем. И что получилось? Ты стал комендантом Биркенау, здесь теперь вся власть в твоих руках, а парень мой в это время махал лопатой, словно каторжный, а потом и вовсе угодил на мушку к моему сумасшедшему брату! Как это понимать, Отто?

— Да не знаю, — мямлил тот в оправдание, — так получилось, Стеф! Мне поступила неточная информация…

— И что же?! — орал в ответ Краузе. — Ты не мог перепроверить данные, чтобы точно убедиться?!

— Признаться, мне подобное даже в голову не пришло, — пожал плечами Отто, — убили и убили. Здесь, знаешь ли, это не редкость. Меня подобный расклад почему-то совершенно не удивил. Райх сдох, слуг его расстреляли. Я лишь через пять дней после его смерти приехал в Биркенау и вступил в должность коменданта, и, уж извини, мне не пришло в голову бросаться искать твоего Вальда! Я был уверен, что он мертв!

— Будь ты проклят, — злобно бормотал Стефан в ответ. — Тебя самого бы на несколько деньков без воды и еды поместить в тот барак смертников, чтобы ты хорошенько там просрался и прочувствовал, что это такое!

— Как будто ты знаешь, что это такое! — запальчиво парировал Штерн.

— Да, представь, я знаю!!! — заорал в ответ Стефан. — Я знаю, что значит быть абсолютно беспомощным и подыхать без глотка воды и еды! Понял это, навсегда запомнил, когда меня завалило в штабе, и я, истекая кровью, провел три дня, придавленный балкой, из-под которой не мог выбраться, и непременно сдох бы, не спаси меня одна русская девочка.

— Который раз я слышу от тебя эту историю, и всегда возникают какие-то новые подробности. Раньше ты вроде говорил, что сам выбрался… Ну, все, хватит, Краузе. Твой еврей жив и здоров. Давай лучше выпьем, и расскажи мне, что же там в штабе говорят о дальнейшем ходе войны и о победе великого Рейха? Когда же это произойдет?

— Когда рак на горе свистнет, — ожесточенно ответил Стефан. — Зачем спрашиваешь, если и сам все отлично знаешь?

После этого разговор офицеров вошел в серьезное и спокойное русло. Чутко подслушивающий Равиль узнал из него некоторые интересные, но, увы, не предвещающие ничего хорошего, факты. По словам Стефана, вторжение советских войск в Польшу ожидалось примерно в середине зимы, на это же время был запланирован и так называемый «марш смерти»*.

Всех узников из концлагерей, которые на тот момент будут в состоянии идти, зимой, в морозы, пешком погонят на запад, а оставшихся, больных и немощных, умертвят или же просто здесь бросят.

— Так что сейчас, — говорил Стефан, — когда приток евреев из Европы резко сократился, уже нет смысла особенно заниматься их уничтожением. Они и так умрут по ходу марша.

— Почему всех выживших людей не оставить в лагере, а самим отступить? — задал Отто риторический вопрос.

— Ты меня спрашиваешь? — усмехнулся Стефан. — Придется поступать так, как предписывает инструкция.

— И ты всерьез считаешь, что все кончено? — упавшим голосом спросил Штерн.

— Не я так считаю, Штерн, а ситуация такова. Кстати, надеюсь, нас никто из посторонних не слышит, а то мы так разорались…

— Нет, в доме только твой еврей и моя женщина. С тех пор, как она появилась, я стал отправлять своих адъютантов ночевать в казарму. Луиза такая красавица у меня. Хочешь покажу?

Штерн пьяно икнул.

— Сбесился? — оборвал его Стефан. — Ты посмотри на часы, давно уже ночь, она спит.

Отто не без сожаления согласился с этим доводом, хотя ему, конечно же, не терпелось похвастаться своей красавицей немкой, которая вынуждена была стать его любовницей.

— Я так в нее влюбился, — пьяно заныл он, — каков бы ни был исход войны, я с ней ни за что не расстанусь, увезу ее отсюда. Мы обязательно поженимся. Кстати, как там твоя Анхен? Твой расчет оправдался? Ребенок будет?

— Еще не известно, — нервно ответил Стефан. — А так вроде все хорошо. Ее, вместе с сестрой, я устроил жить в нашем фамильном доме в пригороде Берлина. Жаль, моя мама умерла. Не старая ведь еще женщина, чуть больше шестидесяти лет, жить бы и жить. Зато отец мой — железный молоток. На похоронах будто бы даже взбодрился, такой элегантный в траурном костюме. Еще бы — вдовец, завидный жених теперь! Знаешь, ненавижу всех без исключения мужчин из своего семейства, и отца, и брата. Если у меня и будет ребенок, то хочу девочку, и назову ее Мария.

— Мери — отличное имя, — одобрил Отто. — Я тоже надеюсь на ребенка и еще на то, что Луизе после войны помогут мои родственники…

Офицеры замолчали, и каждый из них обреченно думал о неизбежной близости смерти.

Потом Отто спросил о назначении Стефана на новую должность. Тот рассказал, что, узнав о гибели своего любимого юноши, два раза подавал в штаб рапорт с просьбой отправить его на восточный фронт, и оба раза получал отказы, на этой почве он рассорился с отцом и, наконец, принял назначение на строительство всем известного химического завода в Польше, а именно: как представитель Рейха курировать производственный процесс.

— По мне, так лучше строить завод, чем жечь людей в печах, — признался Стефан, которому данное назначение принесло значительное облегчение на душе. — Вот только я не понимаю, за каким чертом продолжать вкладывать средства в это предприятие, если через несколько месяцев мы планируем отступление!

— Жизнь непредсказуема, — флегматично ответил Отто.

Мужчины еще долго обсуждали военные события, перемалывали все услышанные сплетни. Когда разговор пьяных офицеров стал совершенно бессмысленным и превратился в пересказ баек и анекдотов, Равиль тихонько вернулся к себе в комнату. Он не знал, что же ему делать: ложиться ли в кровать или ждать Стефана, да и спать уже захотелось, так как время было предутреннее. Ему все же удалось задремать полулежа на кровати, но все равно он прислушивался к каждому звуку.

Услышав знакомые тяжелые шаги, он встрепенулся и приподнялся на кровати. В комнату ввалился Стефан, естественно пьянющий.

— Еле уложил этого спившегося придурка, — громогласно оповестил он, а потом ухватил юношу за локоть и поволок в спальню, которую приготовила для него Луиза.

— А разве здесь можно? — шептал Равиль, правда, не особенно сопротивляясь. — Вдруг кто-нибудь заметит? Ничего не скажут?

— Наплевать, — заявил офицер и швырнул парня на кровать.

Равиль поначалу стеснялся при нем раздеться, но почти сразу понял, что Стефану все равно, какой он теперь комплекции, — настолько офицер оказался пьян.

Мужчина сорвал с себя форму, пытался повесить ее на спинку стула, но вся одежда упала с нее на пол. На спинке каким-то чудом остался висеть лишь один его носок.

Стефан со стоном навалился на Равиля, подмяв его под себя, бесцеремонно облапал с головы до ног. Было больновато, но юноша терпел, шепотом уговаривая своего любовника вести себя потише, но на того ничего не действовало.