Не отдавай меня ему (СИ) - Султан Лия

— Не прячься, — его голос низкий и ласковый. — Ты прекрасна. Самая красивая женщина на свете.

Джафар легко подхватывает меня на руки и переносит на кровать. Я тону в мягких простынях, наблюдая, как он снимает с себя футболку. При свете лампы его тело кажется высеченным из мрамора: мощные плечи, рельефный пресс, сильные, мускулистые руки. Затем он стягивает штаны, и я, смущаясь, отвожу взгляд, но почти сразу поднимаю глаза снова — заворожённая.

Он ложится рядом, его рука снова ложится на мою щёку.

— Ты вся дрожишь, — шепчет он. — Скажи, если я сделаю что-то не так.

— Нет, всё хорошо, — отвечаю, облизывая пересохшие губы.

Он снова целует — мои губы, шею, грудь. Когда его язык касается соска, я выгибаюсь со стоном, которого сама от себя не ожидала. Это невыносимо приятно. Его ладонь скользит вниз по моему животу, и я замираю, когда пальцы касаются края трусиков.

— Можно? — он смотрит мне в глаза.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.

Джафар осторожно стягивает их с меня. Его пальцы, тёплые и уверенные, снова касаются моей кожи — уже там, где я ещё никогда не чувствовала такой нежности. Я вздрагиваю, но он не останавливается. Его прикосновения мягки и точны. Он ласкает меня, как будто читает моё тело, как ноты, находя такие места, о существовании которых я и не подозревала. Внутри всё закипает, нарастает странное, сладкое напряжение. Я слышу свои собственные приглушённые стоны, которые не могу сдержать.

— Джафар…

— Я здесь, джаным, — шепчет он мне в губы. — Просто расслабься. Доверься мне.

Он продолжает ласкать меня, и волна наслаждения растёт, становится всё сильнее, почти невыносимой. Внезапно он убирает руку и ложится на меня. Я чувствую его напряжение, его готовность взять то, за чем он пришёл.

— Смотри на меня, — говорит он, и я открываю глаза.

В тот миг, когда он входит в меня, я вскрикиваю от неожиданности и ощущения наполненности. Он замирает, давая мне привыкнуть к нему.

— Всё хорошо?

Я киваю, хватая ртом воздух. Небольшая боль быстро утихает, уступая место новым чувствам.

Джафар двигается медленно и осторожно, и моё тело начинает отвечать ему. Только теперь, именно с этим мужчиной, я понимаю, что значит заниматься любовью по-настоящему, что значит любить, отдавать и принимать. Весь прошлый кошмар, весь опыт с Зауром — как прах прошлого, развеянный над морем. Только рядом с Джафаром рождается новая я — женщина, способная получать наслаждение и дарить его.

Я обнимаю его широкую спину, провожу ладонями вниз, потом кончиками пальцев вверх. Тянусь губами к его шее, вдыхаю знакомый запах.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

— Джаным… Латифа… — отвечает он уверенными, глубокими движениями.

Внутри меня натягивается невидимая струна, которая вот-вот оборвётся. Ещё несколько стремительных толчков, шёпот на ухо, его губы на моём соске — и я улетаю. С криком, в котором смешались освобождение и восторг, моё тело взрывается незнакомым доселе наслаждением. Он прижимает меня крепче, не давая сорваться с этой вершины, и с глухим стоном тоже достигает конца.

Джафар тяжело дышит, опустив голову мне на грудь. Я глажу его волосы, спину, руки. Никакого стыда. Никакого страха. Только покой, безмятежность и безмерная любовь.

Восстановив дыхание, он поднимает голову и смотрит на меня.

— Вот так должно быть всегда, — тихо говорит он. — Только так.

И я знаю, что он прав. С ним я узнала не только любовь. С ним я узнала себя настоящую.

ЭПИЛОГ

Прошло время

Джафар

Я стою у мраморной плиты с выгравированным именем: «Зулейха Тагиева». Полгода. Всего полгода. Кажется, ещё вчера она кричала на меня, проклинала за Латифу, за брак с ней, за «предательство». А сегодня — здесь, под холодным камнем. Тихая и безмолвная.

Инфаркт настиг её во сне. Мулла на похоронах говорил, что такая смерть — самая лёгкая, милость Аллаха. Он не знал, сколько горечи и злобы ей пришлось проглотить перед этим. И нам, её детям, тоже.

Я любил её и люблю. Но слепая, безоговорочная любовь к младшему сыну, который оказался монстром, — за гранью моего понимания.

Зарина притихла и стоит рядом. В итоге она встала на мою сторону. Не потому, что полюбила Латифу — до этого далеко. А потому, что я — старший брат. Глава семьи. И потому, что я сумел устоять, когда волна грязи от истории с Зауром едва не смыла всё, что я строил. Я отстоял компанию, очистил имя, доказал, что чист перед законом.

Заура так и не нашли. Но мои люди вышли на Лану в Дубае. Нашли её в одном из отелей, выяснили, что она занимается эскортом. За деньги она рассказала, что Заур связался с какими-то тёмными людьми, а её использовал как приманку, подкладывая под богатых арабов. Потом кинул её и исчез. Мои люди предлагали ей помощь с возвращением, но она отказалась — видно, ей там по-своему хорошо.

А Заур… Я почти уверен, что его уже нет в живых. В тех кругах, где он крутился, за долги и предательство платят одной монетой. Я так и не сказал об этом матери. Она умерла, так и не дождавшись младшего сына, не признав, каким чудовищем он стал на самом деле.

И сейчас, глядя на её могилу, я думаю: где мы все дали маху? Где была та первая трещина, из которой выросла эта гниль? Мы ведь росли в одной семье, под одной крышей.

Мать его просто обожала, всегда жалела. Может, в этом корень? Баловала, закрывала глаза на шалости, потом — на проступки посерьёзнее. Недоучили. Недожали. И в итоге получили монстра.

Мысль сама собой перескакивает на Кемаля. Моего долгожданного сына. Ему всего год. Сейчас он дома, с Латифой. Его рождение стало тем цементом, который навсегда скрепил нашу любовь. Каждый раз, когда держу его на руках, снова и снова клянусь себе, что не повторю ошибок матери. Я буду любить, но и буду строг в меру. И главное — буду видеть его. Настоящего. Не выдуманный идеальный образ, а живого человека.

Поднимаю взгляд к низкому, серому небу.

Даруй мне сил, Аллах, — говорю про себя, — и здоровья, чтобы вырастить его достойным. Чтобы он нёс в мир свет, а не тьму.

Зарина всхлипывает рядом, вытирая слезу.

— Пойдём, брат?

— Да, — выдыхаю. — Пора.

Она берёт меня под руку, и мы медленно идём по аллее к могиле отца.

Дома я сбрасываю пальто и иду на запах, доносящийся из кухни. Джала, как всегда, у плиты — готовит обед. Услышав шаги, оборачивается.

— Джафар-джан, ты уже вернулся. Всё хорошо?

— Всё хорошо, Джала, — киваю, чувствуя, как тяжесть понемногу отступает. — Где Латифа?

— Наверху. Укладывает Кемаля на дневной сон.

Улыбка сама появляется на губах.

— Схожу к ним.

Поднимаясь на второй этаж, слышу тихий, мелодичный голос из приоткрытой двери детской. Латифа поёт колыбельную, которую мы всем домом уже знаем наизусть.

Подхожу к двери и замираю на пороге. Картина, которая открывается перед глазами, заставляет сердце и сжаться, и взлететь разом.

Латифа стоит у большого окна, залитая полуденным солнцем. Свет играет в её тёмных волосах, собранных в длинную косу, мягко очерчивает нежный профиль. На ней простое светлое платье, а на руках, прижавшись к её груди, безмятежно сопит наш сын. Его маленькая ручка сжимает край её платья.

Латифа медленно склоняется и целует его в лоб, закрывает глаза и вдыхает его запах — этот ни с чем не сравнимый аромат детства и молока.

Я не выдерживаю и тихо вхожу.

— Привет, родная, — шепчу, подходя и касаясь её плеча.

— Привет, — она улыбается. — Только уснул. Сейчас положу его.

Я отступаю и наблюдаю, как она подходит к колыбели и осторожно опускает в неё нашего сына. Поправляет складочку на кофточке, накрывает его лёгким одеялом и ещё на пару секунд задерживается, проводя ладонью по его чёрным волосам.

Я подхожу сзади и обнимаю её. Кладу свои руки поверх её рук на бортик колыбели. Она прислоняется ко мне спиной, и чувство полного, абсолютного единства переполняет меня. Наклоняюсь и целую её в шею.