Измена. У него другая семья - Фад Диана

Все словно решили избавиться от меня, родные, муж. Я не понимаю, где я так оступилась, когда я превратила себя в человека об которого всем можно вытирать безнаказанно ноги? Почему муж и родители, а также сестра стали относиться ко мне словно я никто? Или так было всегда, просто я не обращала на это внимание?

Выключаю телефон совсем и иду на кухню, чтобы заварить себе чай. Добавляю в стеклянный чайник успокаивающие травы, немного сушеных ягод клубники для аромата. Очень хочу пить, в горле пересохло и образовался болезненный ком. Я знаю, так дают о себе знать непролитые слезы, и я пытаюсь сглатывать его, но он возвращается обратно. Но мне нечем плакать, вот совсем. Глаза сухие, словно наждачная бумага.

В квартире пусто, Миша ушел. Пока заваривается чай, я хожу по комнатам, рассматриваю любимые мной вещи, фотографии на стене. Все это я создавала сама, своим трудом. Обустраивала новое гнездышко с любовью, с заботой о будущей семье, которой не случилось. И теперь уже не будет. Я еще могу спасти часть этой семьи, сохранить ребенка, ведь мне уже двадцать восемь лет, возраст уходит. Ну и пусть он или она будет похож на предателя-мужа, я постараюсь полюбить моего малыша, постараюсь не замечать черты, которые будут приносить мне боль. Я должна сохранить в себе эту новую жизнь.

Прохожу в ванную и долго смотрю на себя в зеркало, умываюсь холодной водой. Глаза ввалились, под ними черные круги. Вспоминаю, что практически ничего сегодня не ела.

– Так нельзя, – говорю сама себе, укоризненно качая головой.

Низ живота тянет, и я с испугом накрываю ладошками живот. Это плохо, очень плохо. Все эти истерики не прошли мимо меня стороной. Если я хочу сохранить свою первую беременность, которую так долго ждала, то пусть все идут лесом. Мне нужно думать о себе и малыше, что начал свою нелегкую жизнь у меня внутри. Я буду его любить, буду. Опускаю взгляд на белый плиточный пол и замечаю маленькую капельку крови. Со страхом распахиваю теплый махровый халат и приспускаю пижамные шортики. Кровь, немного, ничего страшного, наверное. Но тут же режущая боль по низу живота заставляет меня охнуть и согнуться пополам. Нет! Мне нельзя тебя потерять, малыш!

Глава 11

Доползаю до телефона и, скрючившись от боли, жду пока включится, вызываю скорую, которая приехала на удивление быстро.

– Меня в клинику, – называю адрес.

– Девушка, повезем в ближайшую, – говорит строго врач, втыкая мне в вену капельницу уже в машине скорой помощи.

– Меня в эту клинику, я сама врач, там помогут, – рычу я, чувствуя, что скоро отключусь.

Мне важно попасть к своим. Не знаю почему, но я знаю, что обо мне там позаботятся, как нужно. Пока едем, пытаюсь удержаться в сознании. Перед глазами все кружится, мелькают черные точки, боль немного стихает, но все равно еще даже вздохнуть тяжело.

– Беременная? – спрашивает врач, что сидит рядом со мной.

– Да.

– Ну что же, бывает, – спокойно и равнодушно отвечает она.

Я понимаю, что ей моя беременность никаким образом не нужна. Да она никому, по сути, не нужна, кроме меня.

На носилках ввозят в приемный покой, где меня встречает одна из наших девчонок.

– Маргарита Юрьевна! – удивляется она.

– Кто дежурит? – спрашиваю ее, пытаясь разлепить пересохшие губы.

– Любимый, – тут же отвечает девчонка.

– Черт, а Изольда?

– В отпуске, но я ей сейчас позвоню.

– Будь добра, – прошу ее.

Минут через пять вижу, как сквозь туман лицо главного врача.

– И что это мы тут делаем, Маргарита Юрьевна? Сумочку в кабинете забыли? – улыбается он.

– Сергей Геннадьевич, прошу вас, помогите, – шепчу ему, хватая за грудки халата и вызывая в нем удивление.

– Ой, вы что-то буйная какая, – усмехается Любимов.

– У меня беременность пять недель, спасите ребенка, прошу вас.

Вижу, как его взгляд становится серьезным, а брови хмурятся.

– Таак… – тянет он, – Посмотрим. Родные где?

– Никого, прошу, – из последних сил выдавливаю из себя слова, – Никому не говорите, пожалуйста.

– Ну ладно, но если станет хуже…

– Даже если станет, только если умру.

– Вот еще, не так быстро… – и он отдает распоряжения персоналу, а я наконец-то выпускаю его халат из своих рук, – А ну, не спать тут мне, – бьет меня по щекам Любимов, – Маргарита Юрьевна, не разочаровывайте меня еще больше.

– Не буду, – обещаю я и уплываю в темноту.

Открываю глаза и не сразу могу понять, где я. Но понимаю, что в палате. Белый потолок, светло-зеленые стены. В окно светит солнце, но еще раннее утро. Поворачиваю голову на бок и вижу Любимого, который спит. Лежит в своей любимой позе на стуле. Ноги вытянуты, голова свесилась набок, руки сложены на груди. Тихо сопит. Какое-то время рассматриваю его, такого спокойного сейчас, расслабленного. Интересный мужчина. Насколько я знаю, он не женат, но девчонки рассказывали, что женщины у него меняются часто. Причем романы в клинике для него табу. Ни одна, кто строила ему глазки, не была допущена до желаемого тела. А желающих было много. Но Любимов лишь улыбался, а то и возводил такие стены, что у особо настырных пропадало все желание бегать за ним. Находились, конечно, самые настырные, что думали будто они особенные. Вот именно на нее упадет благосклонный глаз главного врача, но нет. От таких Любимов быстро избавлялся. Нет, он не делал им ничего плохого, просто работать с ним становилось невыносимо. И дамочки сами исчезали с горизонта.

Да что я в самом деле о нем? Осторожно трогаю свой живот, боли нет нигде. Вроде все в порядке, только тело немного ватное и большая слабость, даже руку поднимаю с трудом.

– Очнулась, – хриплый со сна голос Любимого заставляет меня вздрогнуть и снова повернуться к нему, – Не смотри на меня так, ничего страшного не случилось. Беременность удалось сохранить, но тебе придется полежать здесь. В идеале недели две. Прокапаем успокоительное, гипертонус уберем, гормоны посмотрим, все хорошо будет. УЗИ должны уже сделать, но где-то гуляют. Бардак везде, – Сергей встает со стула, потягивается, затем устало трет переносицу.

– Спасибо, Сергей Геннадьевич, – благодарю главного врача, а тот лишь отмахивается.

– Я особо ничего не сделал. А перед Изольдой сама оправдывайся, она вовремя приехала. Ей теперь придется из отпуска выйти. Пойду, узистов потороплю.

– Сергей Геннадьевич, прошу, не говорите никому, что я здесь лежу, пожалуйста, – прошу его, понимая, что тем самым делаю не очень хорошо.

– А кому я скажу? В клинике и так все узнают, сама знаешь, как тут новости разносятся.

– Мне главное, чтобы мои родные не узнали, – признаюсь я.

– А как же муж? – усмехается Любимов, – Он должен знать, что его жена на сохранении лежит.

– Муж как раз и не должен, – отвожу взгляд, тереблю край белой простыни.

– О как, одни сюрпризы от тебя, Маргарита Юрьевна, – посмеивается Любимов.

– Мы разводимся, – неохотно сообщаю я.

– Но это не повод, чтобы отец не знал о ребенке, – хмурится главный врач.

– Ему и не нужно пока знать.

– Не понимаю тебя, так не делается, Маргарита Юрьевна. Отец – он и в Африке отец. Это, конечно, не мое дело, говорить я не обязан, но я против такого.

– Это не его ребенок, – решаюсь я на ложь, только чтобы Любимый не обвинял меня больше в сокрытии информации от мужа.

– Ничего себе, Кравцова, – сжимает губы Любимов, – Не ожидал.

И он выходит из палаты, тихо прикрыв дверь, а я понимаю, что сделала только хуже. Что теперь обо мне будет думать Любимов? Что я какая-то .... Ох, дурочка я, однозначно. Но пусть так, чем хоть кто-то скажет Мише, что я беременна. Сейчас главное это, да и здоровье моего ребенка. С остальным я разберусь потом.

С этими мыслями тянусь к своей сумочке, что лежит на тумбочке, хорошо, что я взяла с собой документы и телефон. Остальное мне принесут подруги. Машка и Лиля меня не выдадут, в них я уверена на сто процентов, а остальные и знать не знают моего мужа. Если Михаил позвонит, скажу, что тоже на время уехала и живу в другом месте. С квартирой вопрос можно решить и по телефону, тоже подруги помогут. Вот только с Любимым некрасиво получилось, черт, стыдно-то как!