Пораженные (ЛП) - Бейкер Р. Д.

— Это было по обоюдному согласию? — Его напряженный взгляд угрожает поглотить меня. — Потому что, если бы это было не так…

— О боже мой, да, да. — Быстро отвечаю я, не желая, чтобы он помчался обратно в общежитие и действительно оторвал Мэтту голову. — Я хотела этого, ясно?

Выражение его лица становится непроницаемым, и мой желудок странно сжимается, как будто я только что съехала с американских горок. Его глаза медленно скользят по моему лицу.

— Если кто-нибудь причинит тебе боль, — медленно произносит он. — Дай мне знать. Я с ними разберусь. — Его взгляд опускается на мои губы. — Ты сделаешь это, Джульетта?

— Нет. — Я натягиваю майку и трусики обратно, всего на секунду отшатываясь, когда холодная, промокшая ткань касается моей кожи. — Мне не нужна твоя помощь. Мне не нужно, чтобы ты называл меня по имени. Мне нужно, чтобы ты перестал пялиться на меня.

Я бросаю мокрое полотенце к его ногам и вылетаю из душевой. Слава богу, он не следует за мной. Луна тяжело висит в небе, когда я пересекаю двор обратно в общежитие. Сверчки громко поют в теплой ночи. Это идиотски идиллическая сцена для того, насколько взбешенной я себя чувствую.

Кормящийся у двери впускает меня, и я спешу обратно к своей кровати. Мэтт садится, когда я подхожу, спрашивает, все ли со мной в порядке, не причинили ли мне боль? Но я игнорирую его, я даже не могу взглянуть ему в лицо. Я просто забираюсь в свою кровать и натягиваю простыни на голову.

Все мое тело трясется от гнева и смущения.

Сайлас Кинг.

Какой же ты гребаный мудак.

Я крепко зажмуриваю глаза, надеясь и молясь, что смогу заснуть и притвориться, что всего этого гребаного мира не существует еще несколько часов.

ГЛАВА 6

ДЖУЛЬЕТТА

Я не могла смотреть на Мэтта.

Те несколько раз, когда он пытался заговорить со мной, я не отрывала глаз от пола и бормотала оправдания, чтобы просто уйти. Стыд той ночи настолько въелся в мой мозг, что меня тошнит каждый раз, когда я думаю об этом. Все в общежитии знают, что произошло, и это было так мучительно неловко. Джина была похожа на бульдога, пялившегося на любого, кто отпускал колкости по поводу той ночи. Это была адская неделя.

Но сегодня я, наконец, дежурю в саду, и это делает меня счастливой. Движение, солнечный свет и свежий воздух, даже если этот воздух влажный и густой. Это именно то, что мне нужно.

К сожалению, Мэтт тоже работает в садовой команде.

Я стараюсь не думать о том, насколько он близок, вместо этого сосредотачиваясь на своей работе. Я принимаюсь за прополку, ползаю на коленях в грязи, срываю один одуванчик за другим с грядки, когда кто-то опускается на колени рядом со мной. Я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Мэттом.

— Привет, — говорит он слабо. — Пожалуйста, поговори со мной.

Я вздыхаю, мои плечи опускаются, когда я возвращаюсь к прополке.

— Я не думаю, что здесь есть что сказать.

— Мне не следовало делать этого той ночью, прости. — Он опускает голову, и раскаяние на его лице вызывает у меня легкую боль.

— Я хотела, — уверяю я его, слабо улыбаясь, когда он поднимает глаза, чтобы встретиться с моими. — Я хотела. Прошли годы с тех пор, как я с кем-то спала.

Он горько усмехается.

— От этого я чувствую себя только хуже. Ты наконец-то переспала, и это с кем-то вроде меня, — он быстро качает головой, когда видит, что я открываю рот, чтобы заговорить. — Нет, нет, перестань, извини, я не хочу, чтобы ты чувствовала себя плохо. Тебе не нужно меня жалеть. — Он потирает руки и оглядывает меня. — Этот Кормящийся причинил тебе боль?

— Нет, он просто заставил меня принять душ. И спросил, как меня зовут. Агрессивно. Это было странно по-человечески — узнать его имя, а он — мое. Мне это не нравится. Я предпочитаю дистанцию.

Мэтт откидывается на траву, положив руки на поднятые колени.

— Я действительно сожалею о той ночи, — тихо говорит он, раздирая травинку кончиками пальцев. — Это было настолько хреново, насколько это вообще возможно.

Я смотрю на него, снова опускаясь на колени.

— Ты сказал, что твое тело было испорчено из-за наркотиков?

Он кивает.

— Они пичкали меня виагрой и целой кучей другого дерьма, просто постоянно, чтобы я мог сделать беременными всех тех женщин. — Он смотрит через сад. — Так что теперь, даже когда я по-настоящему возбужден, даже когда я с кем-то по-настоящему горячим, мое тело просто… — его взгляд возвращается ко мне, и он беспомощно пожимает плечами. — Я ненавижу это. Ты мне действительно нравишься, знаешь, настолько, насколько я могу, когда только встретил тебя. Я хотел, чтобы тебе было хорошо, а потом все просто закончилось. И тогда…

— Да, это было не очень здорово. — Я замечаю Сайласа, который стоит возле садового сарая, скрестив руки на груди и наблюдая за нами. — Этот вампир — гребаный псих.

Мэтт оглядывается через плечо.

— Точно, — он поворачивается ко мне лицом и слегка улыбается. — Ты мне нравишься, Джульетта. Правда. И я хотел бы, я не знаю, я имею в виду… Может быть, мы могли бы немного узнать друг друга, я хотел бы, по крайней мере, быть твоим другом.

Я улыбаюсь в ответ.

— Я бы тоже этого хотела. Прости, что не поговорила с тобой, просто мне было так неловко.

— Я полностью понимаю это, мне было так плохо. — Он протягивает руку и берет меня за руку. — Вся эта ситуация такая хреновая.

— Да, это так, — я вздыхаю.

— Хотя ты была хороша, — его большой палец касается костяшек моих пальцев. — Ты была действительно хороша.

— Ты тоже, — отвечаю я, чуть крепче сжимая его пальцы.

Я чувствую укол от лжи, на самом деле прошло недостаточно времени, чтобы я решила, хорошо ли это. Но Мэтт милый и нежный, и, кажется, он хочет узнать меня получше. Я ненавижу тот проблеск надежды, который этот разговор зажигает во мне. Что я сейчас думаю, что, может быть, мы сможем найти способ побыть вместе, где-нибудь в тихом месте, где могли бы не торопиться.

Дрожь, пробегающая по моим плечам, подсказывает мне, что Сайлас все еще наблюдает издалека, и я быстро поднимаю Мэтта на ноги.

— Давай, — говорю я, хватаю тачку и толкаю ее вниз по склону. — Пойдем прогуляемся.

Я знаю, что Сайлас следит за мной глазами, как гребаный преследователь, которым он и является. Я просто молюсь, чтобы он не последовал за мной прямо сейчас, потому что я не могу выдержать его взгляда еще ни секунды.

— Куда мы идем? — спрашивает Мэтт, когда мы пересекаем залитую солнцем лужайку.

— Подальше от Кормящихся, подальше от всех остальных. — Я улыбаюсь ему через плечо. — Я иногда прихожу сюда, просто чтобы отвлечься. Если я беру тачку, никто не задает мне никаких вопросов.

Мэтт смеется.

— Умно.

— Здесь трудно побыть одному. — Я толкаю тачку к компостной куче. — Я скучаю по одиночеству.

— Я часто был один на ферме, — говорит Мэтт, присаживаясь на деревянный край одной из приподнятых садовых клумб. — Если я не был… внизу, в одной из спален с женщиной, я был наверху, в своей комнате, один.

Я смотрю на него с сочувствием, щурясь от яркого солнечного света.

— У тебя была семья до того, как все это началось?

Он вздыхает, кивая.

— Да, мы и года не были женаты, когда все это началось. — Он опирается локтями о колени, и я сажусь рядом с ним. — Моя жена умерла довольно быстро, она была медсестрой, поэтому заразилась одной из первых в нашем городе.

— Мне очень жаль.

— А ты?

— Мои родители умерли первыми в нашем городе, — отвечаю я, глядя на свои руки. — Моя мама была учительницей, и она заразилась от ученицы. Принесла заразу домой моему отцу, и они умерли на следующий день.

Мэтт тяжело выдыхает.

— Мне так жаль.

Я киваю.

— А потом, две недели спустя, умер мой брат, и на этом все закончилось. Семья ушла. — Я щелкаю ногтями и вздыхаю. — Мой колледж был центром реагирования на чрезвычайные ситуации около 2 месяцев. Когда Национальная гвардия ушла, пришли Кормящиеся. И они привели меня сюда. — Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, пытаясь улыбнуться. — Почему они не оставили тебя на племенной ферме?