Бесстрашная (ЛП) - Робертс Лорен

Но в конечном итоге именно та роза на шкатулке с украшениями Айрис предвещает его гибель. Ненависть начинает тлеть в сердце Эдрика каждый раз, когда он думает, что Обычная родилась от него. И все же у них нет ни силы, ни морали, ни капли общей крови. Пэйдин Грэй является плодом роковой любви королевы и Фатала. Но это не преуменьшает того факта, что она принцесса. И не придает ей как Обычной больше силы.

Последние минуты жизни король Эдрик проводит, проливая кровь и враждуя с девушкой, которую он восемнадцать лет ненавидел. Тем не менее, он ничего не упоминает о ее происхождении, потому что она недостойна знать правду. Король желает, чтобы она умерла, никогда не узнав о королевской крови в ее венах. Он не позволит Пэйдин Грэй испытать удовлетворение от осознания того, насколько она занимала его мысли.

Поэтому он вырезает на ее сердце такой же круг, какой его жена бесчисленное количество раз рисовала на его собственном теле. Однако это не жест любви, каким его задумывала Айрис, а знак того, что было потеряно, и все из-за Обычной, что мешалась под ногами. Король убедится, что Пэйдин Грэй будет носить этот знак до своего последнего вздоха, потому что ему одному тяжело нести вес прикосновения Айрис. Именно на коже Обычной Эдрик распишет правду о ее рождении, о великой любви, которая умерла, и искре ненависти, которая зародилась. На этой грязной земле ее изуродованная плоть говорит о его любви к Айрис Мойре, в то время, как король собирается предать Обычную земле, совершая последний акт правосудия.

Однако в конце концов именно он оказывается похоронен под тяжестью тайн и предательства. Ведь он так и не узнает правду о тех, кого любил, и о том, как они любили друг друга.

Глава шестьдесят седьмая

Пэйдин

— О чем ты говоришь?

Слова Китта походят на шипение, и от этого я вздрагиваю. Его глаза, покрасневшие и затуманенные, теряют фокус. Мое сердце колотится слишком быстро; Кай стоит рядом, но весь кабинет будто сжимается вокруг меня. Мне почти удается себя убедить, что я ослышалась; что гнев в голосе мужа — всего лишь плод моего воображения.

Но это бесполезно. Безумие в его взгляде говорит само за себя.

Слова, сорвавшиеся с его губ, будто вынашивались неделями, скрытые под языком, они, наконец, вырвались наружу.

Это не тот Китт, которого я знала. И не тот, с кем начала дружить. Это воплощение рушащегося разума.

— Эдрик не был моим отцом, — отвечает Кай, его плечи напряжены. — У Милы уже был ребенок, когда они тайно поженились — настолько могущественный, что твой отец захотел его как запасной вариант и оружие. Так что на самом деле, — Силовик делает шаг вперед, невозмутимый и уверенный — Пэйдин — твоя кровь, а не я.

После всех тех раз, когда я называла Кая Эйзера самоуверенным засранцем, это оказалось сущей правдой. Я произносила истину десятки раз.

Я замечаю, как эти резкие слова ранят Китта, но он даже не вздрагивает.

— Возможно, это и так, но ты — мой брат. Ты для меня больше, чем семья, которая у меня когда-либо была. Больше… — Он отчаянно смотрит в глаза Каю. — Больше любви, которая у меня когда-либо была. Отец был одержимым, мать — призраком, но ты… ты показал мне, что такое любовь.

Напоминание о моей наивности задевает за живое. Я потратила недели, чтобы восстановить связь, которую считала разрушенной лишь из-за убийства короля. Но теперь я понимаю: Эдрик Эйзер был всего лишь переменной величиной в презрении Китта ко мне. Он хочет, чтобы рядом с ним был Кай — его брат и друг. А теперь между ними стою я.

— Зачем ты тогда на мне женился? — спрашиваю я. — Если я — клин между вами, почему просто не убить меня?

И только тогда Китт смотрит на меня.

— Мои планы насчет Илии требуют твоего присутствия.

Я изумляюсь его резкости. Прежде чем он вновь поворачивается к Каю, черты его лица смягчаются, словно в них просачивается мольба.

— Вместе мы построим величайшую нацию, простирающуюся далеко за пределы Скорчи и Мелководья. Мы создадим наследие, о котором отец даже не смел мечтать.

Кай смотрит на мальчика, которого всю жизнь звал братом.

— Мне казалось, ты хотел быть таким же, как отец — твой отец. Что насчет того, чтобы пойти по его стопам, сделать что-то, чем он мог бы гордиться?

— Я, видишь ли, — Китт откашливается, — повзрослел. Отец рассказал мне о своем плане — о Сопротивлении, о том, как он посвятил жизнь избавлению королевства от Обычных. — Он качает головой. — Я столько лет верил, что он — бог среди людей, что его планы для Илии — то, чего мне никогда не превзойти. Но все это было таким… посредственным. Одержимым. — Китт поднимает палец вверх. — И все же, у него хватило наглости всю жизнь заставлять меня чувствовать себя ничтожеством. Все, чего я хотел — его гордость, его одобрение, его любовь. Так что теперь, — его взгляд становится диким, — я стану могущественнее его. Имя отца померкнет на страницах истории рядом с моим. С нашим.

Выражение лица Кая становится обеспокоенным.

— И как ты этого добьешься?

Китт медленно обходит стол. Его черты превращаются во что-то пугающе спокойное, от чего я едва не вздрагиваю.

— Мы уже начали, Брат.

Его взгляд пугает меня больше слов. Я с трудом сглатываю. Мой голос едва слышен:

— Что ты сделал, Китт?

— Нет. — Он щелкает языком. — Что ты сделала, Пэйдин? Ты стала королевой и заставила соседние королевства открыть нам границы. Ты, Обычная, с которой они могли себя ассоциировать, заставила их ослабить бдительность.

— И почему, — выдыхает Кай, — это должно быть проблемой, брат?

— Знаешь, я привык быть незаметным, — почти рассеянно бормочет Китт, начав расхаживать. — Добрый, заботливый Китт, как же. Но я правда думал, что ты, — его взгляд пронзает меня насквозь, — ты видела больше. Ты думала, что спасти Илию — это максимум из того, на что я способен? — Он усмехается. — Нет, я освобождаю все королевства.

— Китт… — медленно начинаю я.

— Видишь ли, мне все равно, живы Обычные или мертвы, потому что именно одержимость ими погубила Отца, — с жаром объясняет Китт. И только теперь я замечаю темные прожилки, поднимающиеся к его вискам. — Но Илия не должна ограничиваться пределами этого города, она должна распространиться повсюду. И когда я буду править каждым королевством на карте, — Китт улыбается, и от этой улыбки по моей коже идет мороз, — вот тогда отец, наконец, будет мною доволен.

Кай нерешительно подходит к брату.

— Что ты говоришь, Китт? Объединение Илии было просто… уловкой?

— Вовсе нет, — говорит Китт, почти обиженно. Он снова кашляет, и, вытирая губы, оставляет на платке пятно чего-то зловеще темного. — Это было нужно, чтобы королевства открыли границы и начали торговлю с нами.

Мое сердце колотится. С каждым ударом я все ближе к истине, которая разрывает на части мою жизнь.

— Ты же не для обмена ресурсами открываешь торговлю, не так ли? — Вопрос звучит тихо, потому что я боюсь ответа, последующего за ним.

— Конечно для обмена, — голос Китта звучит бесстрастно. — Чтобы я мог обменивать ресурсы, зараженные Чумой.

Воздух вырывается из моих легких.

Я все еще задыхаюсь, когда Кай качает головой.

— Ты не в себе, Китт. Что ты..?

— Я так долго ждал, чтобы наконец рассказать тебе, брат, — признается король. — Я хотел, чтобы все отвлекающие факторы исчезли, но на это нет времени. Илии нужны еда и земля, да, но это не главное. — Он торопится продолжить, не давая Каю возможности возразить: — То, что я нашел в письме отца, оказалось гораздо большим, чем его жалкий план создания Элитного королевства. Я нашел правду.

Я стою, парализованная его словами.

— Чума не возникла сама по себе, — улыбается Китт. — Ее создали специально для Илии.