Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Я делаю глубокий вдох. — Ты выжил, — говорю я тогда.

Кириан смеется, и смех звучит хрипло. — Мы победили, Одетт. — Он гладит меня по волосам ладонью.

У меня пересохло в горле. — А что теперь?

Кириан отводит от меня глаза, чтобы оглядеться. — Может, ты захочешь встать, чтобы сказать им, что ты в порядке.

Я моргаю и немного поворачиваюсь… и чувствую головокружение; но повинуюсь. Кириан тоже встает и помогает мне подняться: надежная и твердая опора, за которую я цепляюсь с отчаянием.

Ева здесь. И Нирида тоже, у которой на бедре висят огромные рога.

Ох, черт…

Я смотрю на Кириана, и он понимает. Кивает. — Гауэко помог мне убить его.

— Ты убил Эрио, — понимаю я. — Ты убил Смерть. — Ложного бога Смерти, — уточняет он. — Сама Смерть продолжает существовать.

У меня вырывается смех, который, возможно, звучит слишком радостно для того, что я чувствую, потому что Кириан улыбается беззаботно, как ни в чем не бывало, и указывает на что-то подбородком, чтобы я проследила за его взглядом.

Я делаю это и вижу его воинов, ведьм… Все с кулаком у сердца, свободной рукой сжимая шлем или щит, взгляды прикованы ко мне.

— Идем, — шепчет он мне. — Они хотят видеть, что ты в порядке.

Я слабо улыбаюсь, понимая, что это правда. Это молчаливая и торжественная дань уважения. Но они хотят видеть не только меня. На Кириана они смотрят с абсолютным восхищением, с благодарностью, доверием и верой.

На паладина Гауэко. На убийцу Эрио. На капитана Волков.

Глава 41

Одетт

Я не знаю, сколько времени, когда просыпаюсь… и понимаю, что не знаю, где я. Я держалась на ногах столько, сколько могла, пока Нирида реорганизовывала армию, раздавала приказы и заставляла всех работать, но, должно быть, упала без сил где-то под утро.

Я не узнаю покои, в которых нахожусь. Комната просторная и обставлена в ярком и перегруженном стиле Львов. Окна закрыты, но шум снизу всё равно доносится. Открыв их и позволив зимнему холоду коснуться щек, я вижу солдат, офицеров и лекарей, которые всё еще снуют туда-сюда в тревожной суете войны.

Я закрываю окна и обнаруживаю чистое платье на комоде. Зеркало возвращает мне взгляд покрасневших глаз на слишком бледном лице и щеку, с которой смыли следы крови. Метки сделки с лжекоролевой исчезли с моего тела. Браслеты Гауэко остались частью меня.

На мне ночная рубашка, а под ней — кулон эгузкилоре. Синее платье, которое было на мне, покрытое пылью и кровью, лежит на стуле. Кириан, должно быть, раздел меня. Снял платье и попытался отмыть кровь, прежде чем надеть это. Мои щеки горят, но теплое чувство, охватившее меня, — это не стыд.

Я принимаю ванну и тру кожу, пока не избавляюсь от засохшей крови и не начинаю чувствовать себя немного лучше. Затем надеваю чистую одежду: платье такого же синего цвета, как вчера, простое, с лифом, расшитым серебром в виде маленьких лун и звезд. Накидываю легкий плащ и выхожу.

В этом крыле дворца спокойнее. Я не встречаю никого бегущего по коридорам — ни солдат, ни слуг. В комнатах с открытыми дверями я также не замечаю разрушений от атаки, которые видела вчера в других зонах.

Что-то в одной из этих комнат привлекает мое внимание. Я почти чувствую, как чья-то рука хлопает меня по спине и говорит: остановись.

Прислонившись к балюстраде балкона, женщина смотрит на улицу, не замечая моего присутствия. Её золотистые волосы заплетены в сложную и красивую прическу. Цветы переплетены с другими мелкими и скромными украшениями, а тонкие серебряные и золотые цепочки ниспадают аркой с одной стороны головы на другую.

Накидка из изысканной парчи укрывает её плечи. Она белая, как первый снег зимы, и кружево, украшающее ткань на плечах, позволяет мельком увидеть кожу на шее.

Она слегка поворачивает голову, и, увидев прекрасный профиль, я узнаю её. Я подхожу к ней. И она оборачивается полностью.

Она так же красива, как я запомнила. Дело было не в моменте. Она улыбается мне, как только узнает, и её красота становится еще ярче.

— Ты та Дочь Мари, что спасла меня.

Она полностью поворачивается ко мне и складывает руки на поясе. — А ты та Дочь Мари, что спасла Волков.

— Я Дочь Гауэко, — отвечаю я, но улыбаюсь ей в ответ.

Женщина удивленно склоняет голову набок. — Почему ты отрекаешься от своего имени?

Это любопытство. В её тоне нет того осуждения, которое было у Камиллы или других ведьм. Она действительно хочет знать.

— Я не отрекаюсь. Первая Дочь была в равной степени и от Гауэко, и от Мари. Я взяла Его имя. — Я пожимаю плечами.

Женщина смотрит на черные браслеты на моих руках, выглядывающие из-под плаща. — А почему не Её? — Она мне никогда не помогала, — отвечаю я просто. — А Он — да.

Девушка улыбается так, что я не понимаю, и становится еще прекраснее. Клянусь Мари. Откуда она взялась? У неё вырывается смех, похожий на звон хрустальных колокольчиков.

— Справедливо. Как ты себя чувствуешь? — Я в порядке. Благодаря тебе. Ты сильна, раз смогла спасти меня, когда Ева не смогла. Из какого ты ковена?

Она пожимает плечами и слегка касается волос, рассеянно перекидывая косу на плечо. — Я понемногу из всех ковенов, но не могу приписать подвиг себе: я лишь помогла твоей подруге.

Сильно сомневаюсь. Я смотрю на неё. Я знаю, что она говорит неправду, потому что умею различать магию своей подруги. Ева продолжала лечить меня потом, но её сила была тонкой струйкой по сравнению с бушующим потоком этой женщины. Магия Евы сильна, но она не смогла пробиться сквозь зло, давившее на мое тело, а её магия — смогла.

— Спасибо, — говорю я от всего сердца. — Было приятно, Дочь Гауэко. — Она кажется довольной. — Думаю, тебя ждут.

Я оборачиваюсь, и мне приходится попрощаться с ней, потому что меня действительно ждут.

Одетый во все черное, теперь в легкой кожаной броне, Кириан прислонился к дверному косяку. Он скрестил ноги и держится непринужденно, несмотря на тот обжигающий взгляд, которым детально изучает меня, пока я подхожу к нему. На бедре у него висит меч, убивший Эрио, а на губах играет плутовская полуулыбка, которая заставляет меня нервничать больше, чем следует.

— Доброе утро, — приветствует он меня как ни в чем не бывало. Я выдерживаю его взгляд. — Хорошо спала? — Кто-то раздел меня, а потом одел снова, так что мне было удобно.

Он позволяет себе быстро оглядеть меня. Улыбается с дерзостью. — Это была Нирида. — Ага, потому что она совершенно свободна и ей нечем заняться. — Тишина, в которой мы оба улыбаемся. — Она вообще спала?

Кириан слегка склоняет голову. — За эти три дня? Пару часов.

Я моргаю. — Я спала так долго? — Спала, была без сознания… да. Прошло три дня. — На этот раз он смотрит на меня внимательно. — Прогуляемся?

Я соглашаюсь и, прежде чем уйти с ним, смотрю на женщину, которая меня спасла. Мы прощаемся кивком.

Кириан идет, сунув руки в карманы, уверенной и почти слегка высокомерной походкой. Его волосы убраны назад лентой стального цвета, которую я сразу узнаю. Это лента нашей связи биотц.

— Как Ева? — спрашиваю я, потому что, раз он ничего не сказал о Нириде, значит, она в порядке. — Занята. Помогает лекарям. — А Арлан? — Невредим, — отвечает он быстро.

Я спрашиваю обо всех остальных, о ведьмах и Дочерях Мари, а также о Воронах, и Кириан отвечает как капитан: прагматично и прямо, без увиливаний, которые свели бы меня с ума.

— Лоренцо в порядке. Вороны, которых он убедил не сражаться, беспокоятся. — Что-нибудь известно о короле Аароне или наследнике?

Кириан качает головой. — Если он был при дворе, то, должно быть, нашел способ сбежать. Шпионы Нириды ищут его по всей территории.

Мы проходим по пустым коридорам и спускаемся на один из этажей, где заметна суета. Повара бегают туда-сюда со свежеиспеченными буханками, мешками муки и огромными котлами, чтобы накормить голодную армию. Увидев нас и поняв, кто он такой, все останавливаются. Некоторые кланяются, другие просто нервно приветствуют его, прежде чем продолжить.