Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

– Что? – перепугался Леон. – Что с тобой?

– Ничего страшного, – а всякий случай отстранилась я, – просто не трогай меня там.

– Почему? Что случилось? Тебя обидели? Как посмели? Кто? Скажи, я сейчас же разберусь. Я же им сказал, чтобы смотрели в оба за моей куколкой, пока меня нет рядом.

Он так раздухарился, что и вправду был готов бежать обратно к двери и искать всех виноватых.

– Успокойся Лео. Ничего страшного. Просто кошка прыгнула на спину.

– Кошка? – поразился он. – Надеюсь, не та огромная пятнистая с круглыми ушами?

– Ты видел её? – насторожилась я. – Где?

– Да она везде ходит, везде трётся, наблюдает за всеми. Пронырливая животина.

– Ты видел её тень?

– Чего?

– Тень. Какую тень она отбрасывала?

Так, кажется, теперь я знаю, как Нейла поддерживает свою власть во дворце – просто оборачивается кошкой, шныряет по всем залам и подслушивает, что говорят вельможи и слуги. Даже разговоры наложниц о чудесной жизни в Аконийском королевстве подслушивает и передаёт визирю…

– Слушай, не знаю, какую тень отбрасывает дикая кошка. Большую. Ты точно в порядке?

– Нет, Лео, – честно призналась я и положила голову ему на плечо. – Пожалуйста, забери меня отсюда скорее.

– Что, совсем тяжко в женском коллективе? – задорно улыбнулся он. – У южных красоток тут ещё тот серпентарий, да?

– Хуже. Намного хуже.

Он аккуратно обнял меня за плечи и сказал:

– Ну, не расстраивайся, куколка моя. Думаешь, я хотел, чтобы нас разлучали? Это всё их дурацкие обычаи. Вроде как жена не должна мозолить глаза мужу, чтобы он к ней не охладел или не зашиб, если под руку попадётся. Дикие нравы. Если не хочешь видеть жену, а когда видишь, так кулаки начинают чесаться от её болтовни, зачем вообще тогда жениться?

Он снова притянул меня к себе и попытался поцеловать, а мне в голову уже лезли слова Нейлы о том, что нам с Леоном не суждено быть вместе, ведь впереди меня ждёт стылый принц…

– Что такое, куколка, – почувствовал он мою холодность и насторожился. – Что не так?

– Всё не так, Лео. Я устала. Я хочу домой.

– Я тоже, Эми. Но надо немного потерпеть.

– Сколько? Когда нас уже отпустят? Ты говорил с визирем? Что он тебе обещал? Зачем ему твой моноплан?

– Так ты знаешь?..

– Мне сказали, что ты возвращался в пустыню, чтобы стражи приволокли обломки ко дворцу. Для чего? Тебя заставляют починить моноплан и снова поднять его в воздух на потеху визирю?

– Да нет, – рассмеялся он, – старик просто хотел взглянуть на ласточку живьём и показать её сатрапу. Тут в Сахирдине, как я понял, назревает слом эпох. Старшее поколение живёт по заветам предков, молодёжь уже подумывает о переменах. Киниф, между прочим, по настоянию отца в юные годы поехал во Флесмер, чтобы учиться в тромской школе, потом колледже, а затем и в университете. Представляешь, он, оказывается, горный инженер. Я его спрашиваю, что ты собираешься искать в вашей пустыне. А он только хитро улыбается и ничего не говорит. Себе на уме. Да тут все такие. Хотят получать от северян передовые технологии, а взамен готовы дать только туманные обещания.

– Что тебе пообещал визирь?

Леон украдкой глянул на меня и тут же отвёл глаза. Так, что-то здесь нечисто.

– Лео, – с нажимом спросила я, – что случилось? Нас не отпускают из дворца? Нас арестовали? Ты требовал связаться с аконийским послом? Мы иностранные поданные, они не имеют права...

– Да нет, куколка, никто нас во дворце не держит, мы хоть завтра можем отсюда уехать.

– Правда? – не могла я поверить своему счастью. – Тогда чего мы ждём? Надо собираться. Я здесь и лишней минуты не хочу оставаться.

Я едва не рванула обратно к двери, не забывая прижимать заветный цилиндр к груди, но Леон меня остановил:

– Нет, Эми, нет, не так быстро.

– Но почему? Если визирь нас здесь больше не держит, то мы можем... – Тут я призадумалась. – Или не можем? Лео, что ты ещё мне не сказал?

– Прости, куколка, – сдался Леон, – я бы никогда так с тобой не поступил, но они не оставили мне выбора. Они здесь вообще не могут никак взять в толк, что женщина – это самостоятельная боевая единица со своими собственными мыслями и желаниями...

– Лео, – мне уже стало не по себе от его речей, – что происходит?

– Да тут и вправду такой бардак творится, – снова начал юлить он. – Представляешь, оказывается, здешний сатрап давно воюет с ормильским. Не буквально – дипломатически. Эти двое всё никак не могут поделить водные ресурсы. Сахирдинцы просят прорыть ормильские каналы ближе к границе, ормильцы говорят, что на две сатрапии ормильской воды точно не хватит...

– Лео, я ничего не понимаю. При чем тут вода?

– Да в общем-то не причем. Просто в Ормиль мы теперь точно не едем. Здешний сатрап со злости закрыл границу, запретил сахирдинцам и ормильцам все переезды между сатрапиями, а ещё меновую торговлю, смешанные браки и прочие радости жизни. Ну и мы с тобой ненароком попали под эти ограничения.

– Как?.. Мы не попадём в Ормиль?

– Увы.

– Но у меня ведь там работа. Лео, у меня же письмо от министерства иностранных дел, телеграмма от какого-то фаль-Эдиза. Мне нужно выполнить заказ, иначе... – тут я немного подумала и поняла, – иначе издательство потребует вернуть аванс, твои расходы на перелёт никто не оплатит, и мы погрязнем в долгах.

– Нет, куколка, долгов не будет, – уверенно заявил он. – Одну работу ты потеряла, но визирь подыскал тебе другую.

– Что? Какую ещё работу, Лео? Что от меня нужно визирю?

– Да все то же, что и нашему министру. Киниф показывал своему папаше твой альбом, рассказывал, какое влияние эта книга оказала на умы аконийцев, как люди прониклись интересом к южному материку благодаря твоим фотографиям, как промышленники стали с большей охотой вкладывать деньги в обустройство Чахучана... Короче, визирь хочет сделать своему сатрапу приятное – он просит меня, чтобы я заставил тебя проехаться по Сахирдину, поснимать здешние пустыни, высохшие сады, полуголодные деревни и вооружённых людей возле колодцев, чтобы тромцы с акконийцами увидели эти снимки и прослезились. Вдруг пролистает твой новый альбом какой-нибудь меценат-альтруист, прочувствуется, а потом пришлёт в изнывающий от жажды Сахирдин буровые машины для рытья колодцев, так и гляди, жизнь в сатрапии начнёт налаживаться. В общем, простые тут живут визири, верят на старости лет во всякие сказки о добрых капиталистах, думают, что сотня фотографий изменит их жизнь к лучшему.

– Я поняла, – пришлось прервать мне его тираду. – От меня требуется рекламный проспект. Почти как туристический, только наоборот. Побольше драм и пустыни, поменьше улыбок и воды.

– Вот видишь, – обрадовался он, – ты уже уловила суть того, что от нас требуется. Главное потерпеть месяцок и…

– Какой ещё месяцок? – насторожилась я. – Что мы будем делать в Сахирдине целый месяц? Для съёмок угнетающих пейзажей хватит и недели. Далеко ходить не надо. Тут возле города такая пустошь, что тоска одолевает.

– Я тоже самое говорил Кинифу, Эми, то же самое, – опустил глаза Леон. – И это прощелыга мне ответил, конечно-конечно, всего лишь одна небольшая поездочка, вы и оглянуться не успеете, как уже будете готовиться к отплытию домой. Потом был разговор с визирем, я ему сказал, конечно, раз вам так хочется, чтобы у ормильского сатрапа не было альбома, а у вашего сатрапа был, пожалуйста, мы съездим разок в пустыню, только дайте сопровождение, а потом отправьте нас обратно домой. Он говорит, конечно-конечно, и уже даёт команду слугам, чтобы ларец несли. А в том ларце, Эми, ты не поверишь, куча золотой посуды, ювелирные украшения, кинжалы с инкрустацией. Визирь говорит, это вам с супругой маленький презент. Ага, маленький такой на сорок килограмм. Ещё говорит, хоть твоя жена и плохо себя ведёт и подарков не достойна, но женщина без браслетов и серёг как немой укор мужу в его бедности… Слушай, Эми, а что ты там натворила? Мне тут такие страсти про тебя рассказали.