Дом призрения для бедных сирот-2 - Орланд Лилия

Ребята, не успевшие разойтись после обсуждения графика, столпились неподалёку, и так же напряжённо наблюдали за чужаком.

В руках швейцар держал большущую коробку, обтянутую полупрозрачной золотистой тканью и перевязанную серебристой лентой с большим бантом на крышке. Словно боясь, что дети на неё покусятся, Потан крепко прижимал ношу к груди, сминая свисающие по бокам концы ленты.

Услышав мой голос, швейцар расслабился. Но лишь слегка. Внешне это выразилось тем, что он перестал так сильно прижимать коробку.

– Доброго дня, госпожа директриса, – Потан склонил голову.

– Доброго дня, – о вежливости я всё-таки вспомнила, но и о главном не забыла: – Что заставило вас покинуть свой пост, уважаемый Потан, и приехать сюда?

– Приказ господина градоначальника.

Ну разумеется, разве могло быть иначе.

– И чего же изволит господин градоначальник? – при одном упоминании о Монте в моём голосе прорезались язвительные нотки. Ничего не могу с собой поделать.

Однако Потан то ли не уловил их, то ли не обратил внимания. На его лице не дрогнул ни один мускул. Оно сохранило ту же напряжённую неподвижность.

– Господин градоначальник велел кланяться, принести извинения за недоразумение, что случилось меж вами в управе, и вручить небольшой дар в качестве подтверждения его полного раскаяния, – перечислил швейцар с таким видом, словно читал по бумажке.

Наверняка Монт заставил своего посланца заучить сообщение наизусть. Это меня разозлило. Если б хотел извиниться, мог и сам приехать. Но, видимо, господин градоначальник не счёл нужным тратить своё драгоценное время на такую мелкую сошку, как директриса сиротского приюта.

Конечно, его время на вес золота. А тут – час сюда, час обратно. Вдруг ещё пригласят дом обойти, оценить степень разрухи.

Я представила, как Монт брезгливо оглядывает мой приют, прикладывает к своему аристократическому носу надушенный белый платочек, чтобы не вдыхать запах кислой капусты, и рассердилась ещё больше.

Смолчать не могла. Спросила ехидно:

– Что ж ваш господин градоначальник сам не привёз свои извинения?

– Он хотел сам, но, к его великому сожалению, помешали непредвиденные обстоятельства неодолимой силы.

Ну разумеется! Проще сослаться на обстоятельства и заставить подчинённого заучить несколько фраз. Мерзавец, он и есть мерзавец. Ещё и трус.

– Ну, давайте посмотрим тогда на извинения нашего градоначальника. – Я кивнула на коробку: – Генас, возьми, пожалуйста, и открой.

Мальчишка с излишним рвением исполнил моё поручение. Видно, с самого начала снедало любопытство. Однако Потан его не оценил. Отвёл коробку в сторону, слегка поворачиваясь и перекрывая корпусом к ней доступ.

– Господин градоначальник велел передать лично в руки, – упрямо заявил швейцар.

– Или отдаёте Генасу, или везите обратно, – я демонстративно скрестила руки на груди.

Ещё не хватало, чтобы какой-то посланец какого-то мэра ронял мой авторитет в моём приюте перед моими собственными воспитанниками. Вот умеет же этот Монт вывести меня из себя.

Причем, даже не появляясь лично!

Потан растерянно смотрел на меня. Я смотрела на него, не двигаясь, всё так же держа руки скрещёнными, и ждала его решения. Если не подчинится, пусть отправляется обратно к своему «господину градоначальнику». Я скорчила рожу и передразнила чересчур уважительное обращение, правда только мысленно.

Швейцар стоял. На его монолитном лице, будто высеченном из камня, проступила работа мысли. Медленная, основательная и явно непривычная для Потана.

Этот человек привык беспрекословно исполнять приказы. На самостоятельные действия он не был рассчитан. И вдруг такое испытание!

От усилий у него даже капли пота выступили над усами.

Наверное, мне бы следовало сжалиться над пожилым мужчиной, тем более это была мелочь, но я не стала. За ситуацией внимательно следили дети. Я даже слышала скрип лестницы. Похоже, Димар с Невеей тоже присоединились к наблюдению.

Пауза затягивалась. Молчание становилось напряжённым. Потан всё больше терялся, ощущая наш численный перевес. Момент, когда он сдался, отчётливо проступил на его лице, резко обозначив глубокие морщины и заставив меня почувствовать себя жестокой тираншей.

Швейцар повернулся к Генасу и протянул ему коробку.

Мальчишка просиял. Моментально выхватил коробку, которая была чуть меньше него размером, отбежал на несколько шагов и поставил посреди вестибюля.

Остальные сгрудились вокруг Генаса, стараясь держаться подальше от хмурого Потана. Я осталась стоять, наблюдая за происходящим.

Мальчик попытался открыть коробку и встретил неожиданное сопротивление. Крышка не снималась так просто. Сначала нужно было развязать бант.

На лице у Генаса проступило недоумение. К такому жизнь его не готовила. Он вопросительно посмотрел на меня.

– Развязывай, – подсказала я, – тяни за ленты.

Приняв мои слова, как прямое руководство к действию, мальчишка нашёл оба конца и одновременно потянул. Бант слегка перекосило. Генас возрадовался. И вдруг всё застопорилось. Он дёргал и дёргал, сминая нежную ленту и девичьи сердца.

– Стой! – тонко выкрикнула Зимава и добавила, обернувшись: – Свет, помоги.

Вдвоём со Светаной они отодвинули Генаса, вполголоса обозвав безруким мальчишкой, и принялись за дело.

– Вы только посмотрите, что он наделал, – пожаловалась Зимава, приподнимая вытянутые и помятые концы лент.

– А что я? Я ничего, – Генас отступил, смущённо глядя на девочек. Кажется, впервые в жизни он растерялся настолько, что не смог ответить.

Тонкие девичьи пальчики действовали осторожно, но умело. Зимава распутывала затянутые узлы, а Светана помогала, придерживая длинные края. Пара минут – и, вытащив ленту из-под коробки, Зимава начала сматывать её в рулон, бросив на меня быстрый взгляд украдкой. Похоже, на правах освободительницы, девочка планировала оставить себе это изрядно помятое серебристое великолепие.

Крышку сняла Светана. С благоговением подняла шуршащую упаковочную бумагу и, ахнув, выпустила её из рук. Листы, зашелестев, опустились обратно. Никто не успел рассмотреть содержимое коробки.

– Эй! – возмутился Мишуст.

– Ну что там? – Милада нетерпеливо переступала с ноги на ногу.

– Открывай! – тонким голоском попросила Ири.

И только Андор молча вздохнул, но взгляда от коробки не отрывал.

– Давай уже, решайся! – скомандовал Димар, успевший спуститься с лестницы вместе с Невеей.

Светана решительно подняла оба листа и перегнула через стенки коробки. Дружное «ах» разнеслось по вестибюлю и прокатилось эхом по коридору первого этажа.

Я не выдержала и подошла поближе, чтобы посмотреть, что вызвало такую реакцию. Однако первой успела Невея. Словно забывшись или находясь в трансе, она подскочила к коробке, чуть не оттолкнув Светану. Та едва успела отойти.

А Невея уже поднимала нечто белоснежное, пушистое и мягкое даже на расстоянии. Будто большой котёнок.

– Какая прелесть! – восхитилась девушка, прикладывая к себе восхитительную белую шубку.

– Лиса!

– Горностай!

– Соболя!

Дети наперебой начали перечислять, чей это может быть мех. А я подумала о том, сколько невинных зверьков отдали свои жизни, чтобы очередная красавица надела на себя эту «прелесть». Почему-то я была уверена, что прежде не носила мех и от морозов спасалась как-то иначе.

«Синтепон», «кожзам», «экомех» – незнакомые слова проносились в голове. Так, будто должны что-то значить.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить. Встретив мой взгляд, Невея испуганно ойкнула и бросила шубу обратно в коробку.

– Простите, госпожа директриса! Это ваш подарок, я не должна была его трогать, – потупилась она.

На лицах детей проступало разочарование. В какой-то момент они решили, что это подарок для всех, что они тоже причастны. И это моя вина. Моё решение доверить открытие коробки Генасу заставило их так думать.

И значит, подарок должен стать общим. Вот только как это сделать? Носить её по очереди? Так большинству она будет велика.