Дыхание сорвалось.
— Чёрт!
Она дёрнулась в удерживающих полях, повинуясь чистому инстинкту, даже понимая — проклятие, — что именно они спасают её от того, чтобы её не швырнуло по комнате, как тряпичную куклу. Гладкая инопланетная система удержания поддалась движению, удержала позвоночник, зафиксировала тело, когда корабль врезался… во что-то.
Удар был сокрушительным.
Она закричала.
Грохот был оглушающим.
А потом — не сразу, но резко — всё остановилось. Корабль, как смертельно раненый зверь, со стоном замедлился, металл жалобно пел, свет мигнул и погас.
И наступила тишина.
Настолько полная, что у неё зазвенело в ушах.
Сильвия лежала, задыхаясь. Глаза распахнуты, сердце колотилось так сильно, что причиняло боль.
Мы приземлились?
Это авария? Отказ систем? Атака? Что, чёрт возьми, происходит там?
Она не знала. Не видела. Не могла пошевелиться. Паника начала распускаться внутри — медленно, но неумолимо.
Он не пришёл.
Бронированное чудовище. Её похититель. Молчаливый мучитель, сотканный из тени и власти.
Он жив?
Холод медленно расползся по конечностям.
А если нет?
Если корабль рухнул на враждебную планету, а он — единственное существо, способное удержать её в живых — погиб? Если его выбросило наружу? Если он застрял под обломками?
Или…Если он просто бросил её?
Если её никогда не найдут?
Ужас поднялся волной. Горло сжалось, дыхание стало рваным — слишком быстрым, слишком поверхностным. Грудь вздымалась, лёгкие горели.
— Нет… — выдохнула она, извиваясь в фиксаторах, каждый инстинкт кричал о выживании. — Отпустите… отпустите меня!
Она билась. Кричала. Звуки отскакивали от металлических стен, возвращались к ней, тесные и давящие. Воздуха не хватало.
Она не хотела умереть здесь.
Не так.
Не на инопланетном корабле, в клетке, в одиночестве.
Дыхание сорвалось в первобытные, некрасивые всхлипы. Пальцы сжались в кулаки, мышцы дрожали, кожу бросало то в жар, то в холод.
Никто не знает, где я.
Никто не придёт.
И как раз в тот миг, когда разум подошёл к краю окончательного срыва…
Он появился.
Стена слева разошлась волной — плавно, как вода. Ни звука. Ни предупреждения.
Просто — он.
Пришелец.
Всё ещё в броне. Всё ещё молчаливый. Крылатый и пугающий, как прежде.
И… живой.
Она уставилась на него, дрожа, грудь всё ещё судорожно вздымалась.
И без единого слова…
Фиксаторы отпустили.
Они мягко зашипели, втянулись обратно в корпус кровати, оставив её обессиленной, раскрасневшейся, с тяжёлыми, непослушными конечностями.
Она ничего не сказала.
Не смогла.
Просто смотрела на него — на эту молчаливую, массивную тень в проёме её темницы.
И впервые… злость не пришла сразу. Хотя она всё ещё считала его ублюдком.
Вместо этого первым накрыло другое чувство. Голое. Неотфильтрованное.
Облегчение.
Он жив.
А значит — как бы ни было…
У неё тоже есть шанс выжить.
Глава 25
Глава 25
Она вскочила мгновенно — в ту же секунду, как фиксаторы ушли.
Тихое шипение, с которым удерживающие поля втянулись обратно, почти не достигло сознания. Она уже стояла на ногах, сердце грохотало в груди, тело всё ещё дрожало от удара и пережитого напряжения. Дыхание было рваным, слишком быстрым, слишком поверхностным. Мышцы ныли — память о том, как её удерживали, не отпускала.
А он просто стоял.
Неподвижный.
Молчаливый.
Словно статуя, выточенная из чёрного металла и кошмаров.
Страх. Беспомощность. Замкнутое пространство. Всё это вдруг лопнуло, словно перетянутая струна. Тугая пружина контроля, которую она держала с того самого мига, как очнулась в этом аду, наконец разорвалась — и хлынула наружу чем-то более горячим. Более диким.
Она закричала на него.
— Ты ублюдок! Чёртов ты мудак! Что с тобой вообще не так?!
Она знала — он не понимает. И, возможно, ему всё равно. Он не двинулся. Не издал ни звука.
— Тебе это нравится?! Тебе весело, да?! — голос сорвался, горло саднило от крика.
Он даже не дрогнул. Не наклонил голову. Не изменил позу. Просто стоял. Смотрел.
Всё было как всегда. Этот молчаливый, давящий взгляд. Контроль. Холод.
И что-то в ней надломилось.
Она бросилась на него.
Без мысли. Без паузы. Прежде чем та часть её, что ещё умела быть осторожной, успела вмешаться, кулаки уже обрушивались на его грудь.
С силой.
Снова. И снова. И снова.
Ладони с глухим, бесполезным стуком били по матовой чёрной броне.
— Скажи хоть что-нибудь! — кричала она. — Скажи что-нибудь!
Она ударила ещё раз — сильнее. Боль резанула запястье. Ей было всё равно.
— У тебя вообще есть голос?! Чувства?! Кто ты, чёрт возьми… робот?!
Ещё один удар.
И сразу — боль. Острая, яркая, стреляющая вверх по предплечью.
Она ахнула и перестала колотить это существо.
И тогда он заговорил.
Одно слово.
Низкое. Гулкое. Чужое.
Инопланетное.
И всё же… она поняла.
Хватит.
А потом она увидела его руки.
Голые.
Большие, с синей кожей, шестипалые. Брони на них не было — она даже не заметила, когда он снял перчатки. Пальцы заканчивались тёмными, когтеобразными ногтями — такими, которые должны были пугать.
Но то, как он к ней прикоснулся…
Его ладони сомкнулись вокруг её запястий с медленной, выверенной точностью. Не грубо. Не жестоко. Крепко.
Она не могла пошевелиться.
И всё же — ей не было больно.
Дыхание застряло в горле, когда она опустила взгляд на его руки — настоящие руки — удерживающие её так, словно она была чем-то ценным, а не опасным.
Тепло его кожи проходило сквозь её собственную. Сила в захвате была колоссальной. Она не могла даже дёрнуться. Но именно мягкость этого удержания сломала её окончательно.
Он не сжимал.
Даже близко нет.
Он… удерживал. Спокойно. Без суеты.
И впервые…Она замерла. Перестала кричать.
Ярость сложилась внутрь себя, осела под тяжестью шока, усталости, слишком многих чувств, которые она ещё не успела разложить по местам.
Это был срыв. Грандиозный, по всем меркам. После всего, через что она прошла, он даже казался странно сдержанным.
Она должна была быть яростнее. Безумнее.
Если бы не он.
Сильвия подняла взгляд.
Он всё так же не двигался.
Не произнёс больше ни слова.
Но его прикосновение…Говорило куда больше, чем молчание.
И впервые с того момента, как её забрали…Она почувствовала нечто странное.
И ей вдруг пришло в голову — тихо, почти против воли, — что, возможно, он не так уж плох.
Глава 26
Он держал её, пока буря не прошла.
Пока дрожь в её теле не начала утихать. Пока дыхание не перешло от рваных, панических всхлипов к неровным, хриплым выдохам. Пока её кулаки — такие нелепо маленькие на фоне его нагрудной брони — не перестали безуспешно бить и просто… не повисли, бесполезные и тяжёлые.
Реакция была чрезмерной.
Почти тревожащей.
Он видел страх прежде — ощущал его запах, узнавал его вкус в воздухе во время боя и аукционных залов. Но это… этот беспорядочный, необузданный выплеск — был чем-то иным. Чем-то исключительно, до безумия человеческим.
Полный крах самоконтроля.
Сначала это вызвало у него отторжение. Почти отвращение.
Мысль о том, что существо может так легко развалиться изнутри. Что у неё столь мало власти над собственными эмоциями. Над собственным разумом.
Слабость.
Хрупкость.
Но затем…
Он её не остановил.
Хотя должен был.
