Подземелье Иркаллы (СИ) - "Alexandra Catherine"

— Чудесный крест… Он был не подписан, но я знаю, что это твой подарок. А вернуться я не могу. Я опозорила отца своего и брата. Они просто не примут меня обратно. А ты пожалеешь о сказанных тобой словах.

Плио раскрыла ладонь Лорена, вложила ему в руку цепочку с крестом и больше не оборачиваясь, прямо держа спину, все еще сжимая в дрожащих руках цепочку, скрылась за дверью.

На несколько секунд душу его сжал страшный холод сомнений. Он отвергал, и жёстко отвергал девушку, которая была готова отдать за него жизнь в любую минуту, которая втянута была в это из любви к нему; он отвергал девушку, о которой думал чаще, чем следует, которую мечтал сделать своей, несмотря на то, что она была дочерью короля, а он — сыном едва известного барона в совершенно другом государстве. Он знал, что очень пожалеет о своих словах.

Но, вспомнив окровавленную подвеску сестры, вспомнив сон, который отныне никогда не оставит память его, Лорен остановил себя и не пошёл за ней. Он собирался мучить себя и её, лгать, лишь бы она добралась до Нодрима и прожила долгую жизнь в своей усадьбе с мужем, детьми и их детьми. И собирался просить помощи у Авдия Верреса. Он бы один пошёл в Кунабулу, сбежал под покровом ночи, словно вор, если бы это помогло сломить её упрямство и вернуть домой невредимой.

Разговор с Авдием был долгим и напряжённым. Лорен говорил, что участие принцессы Плио в этом деле абсурдно, что её необходимо вернуть вместе с Элаем и что он шагу не ступит, пока они оставались с ними.

— Хорошо бы и принца Арнила отправить вместе с ними, но я требую невозможного, — проговорил Лорен.

— На обратном пути её высочество подвергается не меньшим опасностям, целитель, — спокойно отвечал Авдий, вычищая шкуру своего коня.

— Но мы отправим её домой не в одиночестве! С ней будет Элай! Быть может, торговый караван! Мы наймём для неё кого-нибудь!

— Торговый караван?! — воскликнул королевский соглядатай. — Да в своём ли вы уме?! Это невозможно! Принцесса не может вернуться, она покинула родные края, никому не сообщив о своём намерении, не спросив дозволения у короля. Без победы ей вернуться не представляется возможным. Надо было прогнать её ещё тогда, ночью, но мы побоялись оставлять её в ночи. Теперь же, пройдя половину пути, мы не можем отправить её с Элаем в Нодрим — это не менее опасно.

— Она же может погибнуть!

— Это её выбор, целитель, — последовал ответ. — Это был выбор Акме, ибо она не осталась в Кибельмиде, а поехала за тобой. Это наш выбор. Ты полагаешь, что мы выбираем бездумно, ты ошибаешься. Мы продумываем каждый шаг и постоянно думаем о том, что можем потерпеть поражение, но мы не останавливаемся. Значит, мы хотим идти. И мы идём. А поплатимся ли мы за наш выбор жизнью, — это наше дело.

Помолчав с минуту, Авдий добавил, внимательно глядя на Лорена:

— Её Высочество мы здесь не оставим. Путь до дома слишком долог, доверять венценосную особу наёмникам или каравану, — безумие. Ещё не оправившийся после столь тяжёлых ран Элай в одиночку не сможет защитить её. Вместе начали этот путь, вместе и закончим.

— Это ваше последнее решение, Авдий? — грозно вопросил целитель.

— Последнее.

Лорен навис над королевским соглядатаем, словно туча, и угрожающе пробормотал:

— Если она погибнет, это будет не её делом, а нашей виной. Твоей и моей.

Развернувшись, Лорен вылетел на улицу, не пожелав спутнику приятного дня.

Остаток дня был суматошен и забит. Путники закупили провизию, коней вычистили, переподковали, одного коня нашли Элаю взамен погибшего.

После разговора Лорен видел Плио лишь однажды, когда та, шурша юбками, бледная и печальная, выходила на залитую сиянием улицу в сопровождении принца.

«Связать тебя, что ли? — негодующе думал тот, поднимаясь к себе. — Поможет ли это? Глупая… глупая!..»

С ужасом ожидая ночи, страшась вновь увидеть горе сестры, Лорен остаток вечера провёл, в одиночестве бродя по городу. Жара спала, и солнце, с днём прощаясь, по небосводу разливало нежные краски из своей драгоценной палитры. В гелиодоровом мареве плескался шёлк разноцветных волн: от насыщенного рубина до сердолика и кварца, от меди до янтаря, от янтаря до золота. Всё это многоцветное великолепие светящимся потоком лилось на крыши и в окна, сверкало в воде, и в глазах горожан, преломляясь, превращалось в россыпь радужных бриллиантов.

Аметистовая нега вальсировала на ветру, приводя душу в движение, одиноких наполняя покоем и лёгкой грустью, влюблённых переполняя нежностью. Лепестки праздничных цветов кружились по городу, придавая ему волшебство очарования. И невозможно вспомнить было, что этому лазуритовому трепету суждено было вскоре разорваться о кровавые сапоги марширующих армий.

Лорен прощался с Мернхольдом. Наполнялись горожанами кабаки, площади, доносилась весёлая музыка. Мернхольд, несмотря на многолюдность, тесноту, суетность, был чудесен. Чудесен летом, во тьме, в сиянии тёплого заката, в благоухании трав и цветов; в шуме увеселений. Уличные факелы казались ему множеством улыбчивых солнц, ибо человеку, который пришёл из тьмы, которому предстояло во тьму вернуться и, возможно, в ней же сгинуть, не могло казаться иначе. Он, подобно сестре его во сне, оброс чернотою, но золотые лучи все ещё грели отблески его погибающей души.

Но, когда он вошёл в «Кереи», собираясь лечь, чтобы выспаться перед походом, он заглянул в столовую и, к своему изумлению, обнаружил там всех своих спутников, большой и притихшей компанией смущавших развесёлых и шумных постояльцев. Перед каждым из них стояло по чаше вина, но никто к ней не притронулся.

— Явился, наконец-то! — воскликнул Хельс, завидев Лорена, басом своим прерывая густой шум в помещении. — Я уж перепугался, что ждать тебя придётся до рассвета.

— Я думал, что все вы давно спите в своих постелях, — пробормотал целитель, приближаясь.

— Не надо думать, надо знать, — буркнул Кицвилан, бледный, мрачный указал ему на свободный стул рядом с собою.

Плио медленно подняла на него свет своих глаз, но опустила, так взглядами с целителем и не повстречавшись.

— Где же ты шлялся, дорогой мой друг? — добродушно поинтересовался Арнил, и по тону его Лорен понял, что Плио ему ни о чем не рассказала. — На тебе лица нет.

— Мернхольд прекрасен, — последовал ответ. — С ним трудно расставаться.

— Оставь свою кибельмидскую больницу и переезжай сюда, — посоветовал Хельс. — Целителям везде рады.

— Надо выпить за здоровье перед великим делом, — тихо проговорил Буливид, не поднимая своего доброго косматого лица. — Едва ли ещё удастся собраться нам вместе и отведать вина. Кто-то может в Кеос не вернуться, а после мы можем не встретиться: дела, заботы… Так посидим же вместе недолго и пожелаем друг другу счастливого пути.

Лорен, глубоко вздохнув, со стуком поставил чашу, и все с опаскою воззрились на него.

Собравшись с духом, он поднял чашу и тихо, но отчётливо произнёс:

— Сил нам и мужества. За победу, всеми нами выстроенную!

— За победу! — грянула воодушевлённо столовая постоялого двора «Кереи», и с тех пор, до самого исхода войны, чаши свои в этом городе поднимали лишь за победу.

Отряд огибал безбрежное озеро Нириания, а с севера нависали над ними лесом поросшие подножия заоблачных гор с кружевом покрытыми плечами. Одинокие домишки терялись среди малахитовых елей, ёжась под защитою крутых стен. Заснеженная крепость мернхольдских скал отражалась в серебристой глади озера, будто в зеркале, и путникам казалось, что кони их не скачут, а плывут в золотом мареве, задевая копытами лазурную твердь небосвода. Противоположный берег нельзя было разглядеть даже в такую ясную погоду.

Спустя три дня путь им преградила быстроногая река Аштери, берущая начало своё в неведомых землях за пределами Архея с севера. Шумные воды её озаряли последние всполохи заката.

— Отдохнём, а реку пересечём утром, — распорядился Авдий, и все начали располагаться на ночлег на берегу, поросшем лесом.