Тебе меня не получить (СИ) - Снежинская Катерина

От желания показать двери язык, она с трудом, но удержалась. А вот из коридора пришлось поспешно и не слишком героически ретироваться, потому что судя по звукам, отец взялся за кресло, используя его вместо тарана. Такого натиска канделябр мог и не выдержать.

***

Жизнь способна кардинально измениться разом и в один момент – вот свежая, оригинальная, а, главное, актуальная мысль. Но что делать, если это на самом деле так? В принципе, конечно, ничто не стоит на месте, в этом и смысл Колеса, только всё же обычно изменения наступают либо исподволь, почти незаметно, либо, наоборот, с грохотом и треском. Ну, допустим, река. Она может поменять русло и даже повернуть вспять. Но ей требуются десятилетия, чтобы подмыть берега, проточить новое ложе, покинуть старицу. Или её развернёт землетрясение, стирающее скалы в песок, рождающее ущелья там, где была твердь.

А жизнь – она … другая. Живёшь вот себе, живёшь в обители сестёр Белого круга. Грызёшь себя, потому как по траволечении всего вторая в классе, а в сомнологии[2] и вовсе четвёртая. Переживаешь из-за ссоры с Эолой, которая, конечно, дура, но всё же самая близкая подруга. Подумаешь, сказала, будто женщин-лекарей не бывает! Да что она в таком понимать может? И разве это повод для ругани? Ломаешь голову, как бы уговорить отца оплатить учёбу в университете. Вздыхаешь над вечно холодной и склизкой утренней кашей. Дремлешь на ежедневных мистериях[3].

В общем, живёшь привычно, как было год назад, и два, и даже три. А тут письмо от родителя – тоже ничего странного. Роен, конечно, атьер своеобразный, да и эльд[4] не совсем обычный, но детей своих любит, хоть и выражает чувства эдак своеобразно. Так почему и не съездить домой, не навестить, если экзамены всё равно уже сданы?

Съездила, называется, нате вам: выйдешь замуж и никаких разговоров. Да ни за что на свете! Проще уж на самом деле утопиться. А лучше утопить кого-нибудь. Например, будущего мужа. Но до него ещё добраться надо.

Ора тяжко вздохнула, закрыв глаза, запрокинула голову, мотнула из стороны в сторону, а потом сверху вниз – ну точь-в-точь застоявшаяся лошадь. Правда, это на самом деле помогало сконцентрироваться, вытряхнуть из-под черепа ненужное, суетное. Ещё разок вздохнула, уже не тоскуя по горемычной судьбине, а собираясь.

И сообразила, что стоит возле двери в собственную старую спальню, причём торчит здесь довольно давно, потому что крыса, шебаршащаяся в углу, куда не доставал свет из узких окон-щелей, разошлась вовсю и ничего не стеснялась.

Хотя, справедливости ради, крысы в их доме вообще редко стеснялись и отличались наглой смелостью, граничащей с хамством.

Роен выругалась сквозь зубы, помянув демонических матерей Бездны, и толкнула дверь.

– Эй! А стучаться? – завопили из комнаты, не успела она порог переступить. Вопль сам по себе был не тихим, а стены узкого коридора с низким арочным потолком ещё резонатором послужили – у Оры аж в ушах зачесалось. – Пошла вон, это моя комната!

Девушка, вставшая поперёк дороги, больше всего смахивала на Алои – духа мести: голая, всклокоченная, рожа перекошена и пальцы скрючены так, что больше всего куриные когти напоминают – точь-в-точь гравюра из справочника по неупокоенным сущностям.

А ещё эта не-Алои, кажется, собиралась вцепиться в шевелюру старшей сестрицы.

– Ты что здесь делаешь? – ошарашено брякнула Ора.

– Живу, – фыркнула Мира, обеими руками откидывая спутанную гриву за плечи. – В данный момент сплю.

– Днём?

– А твоё какое дело? Может, я ночью к любовнику бегала? На сеновал?

Ора скептически оглядела младшую, вернее, старшую из младших сестрёнок.

Высокая, но это у них семейное, скорее жилистая, чем худая. Кожа не смуглая, и не светлая, а нечто среднее, как раз-то, что поэты называют «персиковой». Волосы чёрные аж в синеву, глаза тоже почти чёрные, только на свете отливают густо-вишнёвым. Уши великоваты: острые кончики торчат из мочалки, которая ей шевелюру заменяет, подрагивают раздражённо. Нос длинноват, да ещё кончик чуть загибается к верхней губе, кстати, слегка узковатой. В общем, типичный Роен, как они есть. Недаром же отец любил говаривать, что в его родстве с собственными детьми никто усомниться не может: все восемь пошли в бабку, словно с неё копии малевали.

Правда, в отличие от старшей сестры, Мира была плоской, как озёрная лодка, что для её возраста, в общем-то, типично. Да и кого такие недостатки останавливали? Так что и впрямь могла всю ночь по сеновалам валяться, с неё станется. Характер-то тоже роеновсий. Может не зря болтали, будто их пра-прабабка согрешила с демоном, тот и одарил потомков совершенно бешеным нравом.

– Налюбовалась? – поинтересовалась Мира, наклонив голову к плечу. – Свободна, можешь убираться!

– Уже, – пообещала Ора, на всякий случай просовывая ботинок в щель между притолокой и дверью. – Только тебя в окно выкину.

– Смотри сама не полети, – огрызнулась сестрёнка. И ни с того ни с сего решила сменить гнев на милость. – Твои вещи в мамину спальню унесли. Ты же теперь важная атьера, невеста самого Ноэ. Так что шлёпай туда. Подарки тоже там, мелких я отогнала, так что никто ничего не лапал, клянусь Древом.

– Какие подарки?

– Дорогие, – опять окрысилась Мира. – От женишка твоего. Чего ты овцу-то из себя корчишь?

Вот тут-то, когда она про подарки услышала, до Оры и начало доходить: случилось на самом деле страшное. Скандалы, контракты, отцовские угрозы – это всё несерьёзно, так, болтовня. А вот подарки, да ещё дорогие…

Если семья невесты приняла свадебные дары, то всё: хоть трупом, а ты наречённая. Впрочем нет, если приняли, а ты трупом, то моментально переходишь в статус супруги, ну а жених становится вдовцом. Но, так или иначе, а от свадьбы не отвертеться, разве что бежать. Правда, от замужества это не спасёт, просто в таком случае новоиспечённый муж будет обязан найти супружницу, чтобы закопать – во вполне буквальном смысле. А то на чести Дома несмываемое пятно останется.

– Эй, ты чего? – Лицо сестры Ора видела как сквозь дымку, будто в коридор чада от камина нагнало, хотя гарью и не пахло. – В обморок, что ли, собралась? – Роен хотела было сказать: в обмороки она не падает принципиально, но губы почему-то шевелиться отказывались и язык словно стал вдвое больше. – Вот ненормальная. Я б на твоём месте уписалась от счастья, а она по стенке сползает.

– Вот и иди на моё место, – едва сумела выдавить Ора.

– Я б с удовольствием. – Мира задумчиво закусила губу клыком, сдвинула брови. Но решительно тряхнула головой. – Не-а, ничего не получится, отца не уговорить. Да и братья развопятся о фамильной чести. А Ноэ наверняка все уши прожужжали, какая ты учёная, а я-то собственное имя с трудом пишу. Вот если ему Рилу подсунуть, она вечно с книжками, но её ещё даже Луна не отметила. Так что, сестрёнка, здесь без вариантов.

Затеплившаяся было искорка надежды потухла, так и не успев разгореться, лишь вонючий дымок остался.

– Кто хоть этот Ноэ? – буркнула Ора, заставляя себя выпрямиться.

Правда, усилий для этого потребовалось не мало, но гордость служит отличным костылём, даже когда жить совсем не хочется.

– Понятия не имею, – равнодушно пожала плечами Мира. – Но не жадный – это точно. Подарки на самом деле знатные. Ты бы посмотрела, может, не так кисло станет?

Но Ору хватило лишь на то, чтобы головой помотать – любоваться треклятыми дарами ей сейчас хотелось меньше всего.

***

Крипта Дома Ледяной Росы находилась, естественно, под храмом Шестерых и Одного, но поскольку в святилище мистерий не проводилось с тех пор, как в Закатное небо отправился старый фламик[5], а было это без малого лет пятнадцать назад, пробраться туда оказалось непросто. Двери храма, хоть и не запертые, открываться не желали, лишь ворчливо скрипели почти прикипевшими петлями. А когда Ора всё-таки сумела приоткрыть щель, в которую умудрился пролезть, оцарапав всё, что только можно, дорогу ей перегородила баррикада, сложенная из скамей, сломанных сундуков, погнутых канделябров и только Древо знает какого ещё хлама.