Бесстрашная (ЛП) - Робертс Лорен

«Ты станешь моей невестой.»

Меня словно отбросило назад, к Испытаниям и не менее сложной игре в притворство, сопровождавшей их. Тогда я не могла смотреть на него, если только не хотела увидеть, как король смотрит в ответ. Но я убила человека, которого когда-то видела отраженным в зеленых глазах его сына. Эдрик Эйзер преследует меня только в осколках памяти и в разбитом сердце, которое он изрезал. Я позаботилась об этом.

И все же я не могу заставить себя посмотреть на этого Китта.

В горле жжет.

Возможно, я создала нечто более ужасное, чем его отец.

— Пэйдин. — Его голос поразительно мягок, и это напоминает мне о времени, когда это не было таким удивительным. — Посмотри на меня.

Он уже не в первый раз произносит эти слова в ответ на то, что я старательно избегаю его взгляда. Но сейчас меня отвлекает от него гораздо большее — прошлое, куда более разрушительное, чем сходство с королем, из-за которого погиб мой отец. Есть предательство. Есть обида. А королям, которые пишут историю, нелегко такое забыть.

Но что-то знакомое в его голосе заставляет мой подбородок приподняться, взгляд скользит от мятого воротника прямо к его глазам.

Зеленые. Такие же, как были, и такие же, какими всегда будут. Он смотрит на меня, а я — на него. Преступник без отца и сын, вечно пытающийся угодить ему. Такими мы были и такими всегда будем.

И впервые с той битвы в Чаше — мы по-настоящему видим друг друга.

Его губы изгибаются, слишком зловеще для улыбки и слишком мягко для оскала. Как будто он носит в себе саму жестокость.

— Будущая королева Илии не склоняет голову ни перед кем.

У меня пересыхает во рту от его слов, а весь двор наклоняется, чтобы услышать их. Их неверие ощутимо, оно смешивается с коллективным облаком замешательства, которое густо висит над нашими головами. Десятки глаз колют мою кожу, прослеживая шрам на шее и кровь, окрашивающую кожу. Они рассматривают эту новую версию Серебряной Спасительницы, ту, которая отрезала то самое, что дало ей титул. Мои короткие волосы почти не скрывают ту сломленность, которую я теперь так откровенно ношу на своем теле.

Придворные глазеют на то, что они поняли из моей внешности. Я — Экстрасенс, который ничего из себя не представляет. Обычный человек, который каким-то образом выжил в их Испытаниях Очищения, совершил предательство, убил их короля и все еще стоит здесь перед ними, живой, вопреки всем обстоятельствам.

В этот момент я слышу шепот Смерти, доносящийся из самого темного уголка моего сознания. Та часть меня, которая смирилась со своей неминуемой гибелью в тот момент, когда узнала, что значит быть бессильной в этом королевстве. Теперь он называет меня королевой, а я слышу лишь смех.

Потому что, возможно, эта судьба — страшнее самой Смерти.

— Снимите с нее наручники, — небрежно приказывает король.

Дыхание сбивается от прикосновения шершавых мозолей к моей коже.

Кай.

Я мотаю головой, не в силах себя остановить. Не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме мучительной потребности увидеть его.

Но я натыкаюсь не на его серые глаз. Нет, я вижу карие, мутные от неприкрытой ненависти. Это не те глаза, которые я ищу в каждой толпе. Не те, что смотрели на меня с благоговением, которым я упивалась. Не те, что пересчитали каждую веснушку на моем носу, каждое содрогание моего тела.

Мое дыхание сбивается перед лицом Гвардейца, что небрежно срезал манжету с моей лодыжки на маковом поле. Он повинен в каждой капле моей испорченной крови, запятнавшей этот мраморный пол. Его движения грубые, как и руки, которые дергают за цепь на моих запястьях, еще сильнее раздирая кожу.

Слезы застилают глаза, я моргаю, заставляя их отступить. Слегка качаю головой в знак протеста против слабости, что поднимается внутри, и прикусываю дрожащую губу, пытаясь не выдать себя. Мой взгляд мечется по залу, тело вздрагивает от боли, пока я ищу его. Яростно оглядываю незнакомые лица.

К черту притворство. К черту маски. К черту все — кроме него, нас, и этого момента, когда он мне нужен.

Но его нигде нет. И впервые с тех пор, как я украла у него серебро в Луте, я чувствую себя по-настоящему одинокой.

Замок щелкает. Наручники расстегиваются.

Они падают на пол, ударяясь о камень и размазывая кровь. По изысканно украшенному тронному залу разносится шум, и в нем звучит неотвратимость. Свобода, за которую приходится платить.

— Так намного лучше.

Я отрываю взгляд от толпы и вижу, что король доброжелательно улыбается. Мило. Почти ободряюще. Потирая запястья, я наблюдаю, как Китт протягивает руку — не ту, в которой была маленькая черная коробочка, которой я избегаю. Я моргаю, глядя на его ладонь. На этот жест доброй воли. Всего одно прикосновение отделяет предательницу от будущей королевы.

Когда мой взгляд снова скользит к королю, он кивает. Но в его глазах читается напоминание: у меня нет права голоса.

Поэтому, когда моя испачканная грязью рука встречается с его, запачканной чернилами, я позволяю ему притянуть меня ближе.

Интересно, не усилием ли воли он удерживает руку той, что вогнала меч в грудь его любимого отца, не говоря уже о том, чтобы надеть кольцо на палец, с которого когда-то капала его кровь. Словно уловив мои мечущиеся мысли, он легким движением сжимает мою ладонь. Этот жест должен успокоить, но он тревожит меня гораздо больше, чем любая угроза.

— Мы, илийцы, считаем, что победили Чуму много десятилетий назад, — голос Китта разносится по тронному залу, нарочито властный — я знаю, что он научился этому у своего отца. — Да, наша сила — это дар Чумы, но это и плевок ей в лицо. Потому что именно Элита стала сильнее благодаря болезни, призванной убить нас. Элита, которая защитила наше слабое королевство от завоевателей. Элита, которая демонстрировала свою силу в Испытаниях Очищения.

По залу прокатывается ропот согласия, а затем — волна гордых кивков. Я прикусываю язык, гнев нарастает, пока мои щеки не заливаются румянцем. Я не более чем их обычное развлечение, образец слабости. Меня вознесли на пьедестал, чтобы помыкать мной, унижать и стыдить.

— Но ведь не только Элита пережила Чуму, не так ли?

Его вопрос заставляет гнев замереть на кончике моего языка, во рту пересыхает. Время замедляется, пока я поворачиваюсь к нему лицом, цепляясь за каждый невысказанный намек.

— Нет, были еще и Обычные, — продолжает он ровным тоном. — Илийцы, которым удалось выжить, но которые не получили способностей. И после многих лет сосуществования бок о бок с Элитой их изгнали. Из-за отсутствия силы на них велась бесконечная охота.

Моя ладонь вспотела от соприкосновения с его рукой. Все тело замирает — и я не знаю, приговор ли это или спасительное помилование, которое я так долго ждала.

Король — Китт, которого я когда-то знала, — окидывает зелеными глазами своих придворных. Светлые волосы выбиваются из-под позолоченной короны, сияющей, как нимб, на его голове. Его речь обдуманна. Спокойна. Он сдержан.

— Если мы хотим сохранить наше великое королевство, то должны принять Обычных обратно.

Мои колени подгибаются, но Китт удерживает меня на ногах. Словно предугадал это и схватил меня за руку, чтобы я не рухнула под тяжестью его слов. Лица вокруг расплываются, рты шевелятся, руки взмывают вверх в знак протеста. Но я ничего не слышу, ничего не вижу и ничего не знаю — кроме этого момента и надежды на все, что может прийти после него.

Китт снова говорит, прорываясь сквозь рев толпы и мой звон в ушах:

— Со временем я отвечу на все ваши вопросы. Но сейчас, ради вашего спокойствия, скажу главное. С тех пор как я занял трон своего отца, я осознал, к какому плачевному состоянию скатилась Илия. За последние несколько недель я узнал о нашем королевстве больше, чем когда-либо.

Он наклоняет голову к одной из фигур в толпе и продолжает:

— Когда-то Калум был моим пленником. Также он был лидером Сопротивления, которого я считал радикалом.