Пока дремлют аспиды (СИ) - Петрук Вера

– Надо грести, – Крон сунул ей в руки весло. – За нами он тоже вернется, причем скоро.

– Они были хорошими людьми! – от потрясения Ламия не сразу смогла говорить. – Как ты мог скормить их своему ящеру?

– Всегда чем-то жертвуешь, – пожал плечами маг. – Либо они нас, либо мы их. И Гарситадус – не мой ящер. Он сам по себе, я просто позвал его.

– Это не жертва, это убийство!

– А разницы нет, – сердито заявил Крон и стукнул ее по коленям вторым веслом. – Или ты гребешь, или можешь прямо сейчас прыгать в озеро. Ящер еще не далеко отплыл.

– Но Риналь был совсем ребенком! Я его с пеленок знала, – отчаянию Ламии не было конца.

– Крист тоже был далеко не взрослым мужчиной, – отрезал Крон. – А когда Кормак откроет в моем животе портал, каждый ребенок, которого ты знала – с пеленок или с каких других моментов, – сгорит в вечном огне, а душа его, бессмертная и чистая, будет несправедливо кипеть в адовых котлах, потому что вряд ли дьявол добровольно откажется от такого большого улова свежих душ. А пока разберутся, кому ад положен, а кому рай, пройдет вечность, знаешь ли. Если мы закончили с твоим жалким состраданием, которое не к месту и не ко времени, бери весло и греби до Хартума.

Ламия задохнулась от возмущения и на миг подумала о том, чтобы выкинуть старика за борт, предварительно отлупив его всем, что попадется под руку, но тут в глубине озера промелькнули золотые искры, и она больше не разговаривала. Схватила весла и принялась грести так, словно это было ее последнее дело в жизни. Может, так оно и было.

К полудню она распласталась по дну лодки, решив, что ей все равно, как умереть. Крон еще какое-то время греб, но потом пристроился на носу, скорчившись и став похожим на большой гриб, покрытый плесенью.

– Почему оно такое огромное? – сказала Ламия, глядя на солнце. Вода озера заманчиво блестела, предлагая утолить жажду, но девушка осторожничала. Отпугивал резкий запах тины, а еще рассказы бабули о тех храбрецах, которые глотнули озерной водицы, добровольно отдав себя в услужение водяному королю. Если бы пару часов назад Крон не вызвал из озера ящера, Ламия непременно напилась бы из озера, но теперь ее одолевали сомнения. А вдруг вообще все мифы и легенды – правда?

Она уткнула подбородок в колени, тихо ненавидя мага, сидящего напротив. Ей хотелось пить, есть, а еще помочиться, но если первые желания можно было как-то преодолеть, то последнее было почти невыносимым. Однако она скорее сдохнет, чем попросит его отвернуться.

Это были ее первые слова после долгого молчания, и Крон зашевелился, решив, что настал удобный повод для примирения. По правде, Ламия собиралась молчать до самого Хартума, но потом решила, что собственный рассудок дороже. Плыть в постоянном ожидании золотых искр под водой было тяжко. Давно скрылся из вида гигантский замок Крона, еще утром напоминающий палец великана, торчащий из прибрежных скал, исчез в легкой дымке родной берег с деревней, испарились даже очертания гор, которые раньше всегда висели над горизонтом. Сейчас, куда ни глянь, повсюду виднелась одна вода. Темная, тяжелая, пахнущая тиной, спокойная, как лицо покойника.

– Маро Озеро – самый большой водоем не только в Альцироне, но и во всем Годэленде, – проскрипел маг. – Чтобы пересечь его с востока на запад требуется...

Крон не договорил, потому что Ламия резко вскочила, едва не перевернув лодку, и принялась размахивать руками, радуясь, что у нее не пропал голос:

– Сюда! Люди добрые, сюда!

ГЛАВА 7. Честные ответы

Потом, конечно, маг отругал ее за поспешность, но Ламии было плевать. Им повезло встретить рыболовецкую баржу, и такую удачу упускать было нельзя.

Их подняли на борт не сразу, потому что дряхлый старик с девушкой в потрепанном платье были странной компанией. Помогло красноречие Крона, который, наверное, мог уговорить мертвого.

– Меня зовут Гарет Норк, – представился маг капитану, поклонившись так изящно, что Ламия даже заподозрила, будто все это время старик искусно имитировал немощь, а на самом деле, всегда был полон сил и энергии. – Я королевский картограф, путешествую с дочерью по восточным землям по поручению Первого королевского географического общества. Сегодня утром случилась ужасная трагедия – на наши лодки напал огромный ящер с золотой чешуей, выжили только мы с Ламией. Пожалуйста, доставьте нас в Хартум, и мы в долгу не останемся.

При слове «ящер» на барже зашумели и засуетились, видно было, что к народным легендам эти люди относятся серьезно. Ламия кинула на Крона сердитый взгляд, так как ей не понравилось, что себе он придумал другое имя, а для нее поленился. Но потом им бросили трап, и все эмоции растворились в предвкушении долгожданного отдыха.

Капитан оказался хорошим человеком. Накормил, напоил и предоставил угол в трюме, велев загородить его одеялом от любопытных глаз команды. Трюм был забит бочками с соленой рыбой, и дышать там можно было разве что ртом, но к тому времени Ламии было все равно, что попадало в ее легкие. Она даже не осилила похлебку, которую принес с камбуза Крон. Забравшись в отведенный им угол, она скорчилась на груде одеял, щедро выделенных капитаном, и собралась не двигаться до самого утра, пока баржа не подойдет к Хартуму. Сон навалился тяжело и внезапно, обещая кошмары и бред наяву. Ламия провалилась в него с полной уверенностью, что тонет в темных водах Маро Озера.

Она очнулась от того, что ее трогали. Собравшись закричать, Ламия с трудом разлепила глаза и поняла, что не может двинуть ни рукой, ни ногой. Даже рот не открывался, чтобы возмутиться. Силы закончились там – на Маро Озере. Все тело горело, и еще не открыв глаз, она поняла, что обнажена. Это было хорошо, потому что от жара, терзавшего ее тело, могла сгореть любая одежда. Она все-таки разлепила глаза и молча уставилась на Крона, который методично обмакивал губку в миску с холодной водой и опускал ее на разгоряченную кожу Ламии. Иногда грубая ладонь старика неприятно задевала тело, но сами движения были нежными и даже заботливыми. Вот Крон провел влажной губкой по ее груди, опустился к животу и принялся за бедра, а Ламия подумала, что ей стоило сказать хоть что-нибудь, чтобы сохранить честь и гордость, но прикосновения холодной губки были настолько приятными, что она промолчала.

Сам Крон изменился. Маг по-прежнему выглядел дряхлым, но он умылся и переоделся, став хоть немного похожим на обычного человеческого деда, прожившего слишком долго. Крон расстался с пусть изорванным, но слишком богатым камзолом хозяина замка, сменив его на простую одежду рыбака. Ламия покосилась на груду тряпья у ее изголовья, в которой угадывались рубашка, жилет и штаны. Похоже, он решил переодеть и ее. Ходить в мужской одежде в родной деревне считалось дурной приметой, но что могло быть хуже того, что с ней уже случилось.

Встретившись глазами с Кроном, девушка отчаянно покраснела и попыталась закрыться руками, но маг, не обращая внимания на ее попытки, поднял голову Ламии и поднес к ее губам чашку, воняющую сырой рыбой.

– Выпей, – ласково произнес он. – Это лекарство. Нельзя, чтобы помощник умирал до первого шага.