Гимназистка. Под тенью белой лисы (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна

Хорошо, что мне было чем заняться и помимо пустых обид. Я вспоминала план квартиры Седых и прикидывала, куда бы я запрятала артефакт так, чтобы самим можно было легко достать, а посторонним было бы найти чрезвычайно сложно, если вообще не невозможно: не нашли же его до сих пор, хотя силы прикладывали наверняка и Рысьины, и Волковы. Но если плетения настроены на меня, почему я не вижу даже отголосков? Как и чем их так замаскировали? Я понимала, что мне катастрофически не хватало знаний. И времени, чтобы их получить, тоже не хватало катастрофически.

Полина на завтрак приготовила сырники и накрыла в гостиной, которая была одновременно и столовой, после чего застыла у двери, всем своим видом показывая, что она прекрасно помнит вчерашний выговор и намеревается служить только мне. Пришлось сказать, что я сама прекрасно справлюсь, тем более что я собиралась пригласить к завтраку Мефодия Всеславовича, о котором горничной знать не нужно.

— Вы сами, Елизавета Дмитриевна? — с лёгким неодобрением уточнила она. — Но мне платят…

— За то, чтобы делать мою жизнь легче, а не мешать, — отрезала я. — Я хочу позавтракать так, чтобы передо мной никто не мельтешил. Это для вас слишком сложно?

Горничная вышла с таким видом, словно была английской королевой, а я ей нагрубила самым гадким образом. Но всё же вышла, после чего я набросила на комнату плетение от прослушивания, чтобы не давать повода считать, что я разговариваю сама с собой.

— Мефодий Всеславович, будете кушать? — спросила я.

— Елизавета Дмитриевна, да не требуется мне столько, — отозвался он и, несмотря на свои слова, сразу подсел к столу. — Мы ж не едой в основном питаемся.

— Но едой тоже, — улыбнулась я. — Так что ешьте, пока горячее. Не расстраивайте Полину.

— Её расстроишь, — буркнул он, притягивая к себе сырник. — Я вот что хотел вам напомнить, Елизавета Дмитриевна, вы опять оборотом пренебрегаете.

— Так я не так давно очень долго рысью пробыла…

— Ежедневно! — Он грозно взмахнул сырником, от которого внезапно осталась только половина. — Вы недавно зверя обрели, вам ежедневно его вызывать надо, чтобы возможных неприятностей избежать. Тем более здесь у вас все условия, даже дверца маленькая во входной двери есть. Вот и гуляйте по парку.

— Там людей много, — напомнила я. — Ни к чему им лишний раз на меня пялиться.

— Ночью гуляйте, если людей стесняетесь, — возразил домовой, активно вгрызаясь уже в следующий сырник. — Чем крепче вы к рыси прикипите, тем меньше вероятности, что лиса пристанет, понимаете? Вы ж пока до артефакта доберётесь, только боги знают, сколько времени пройдёт.

Я положила пару сырников себе на тарелку, справедливо подозревая, что останусь без завтрака, если не потороплюсь, и уже потом сказала:

— Я вот подумала, что в квартире Седых тайник был или без применения магии или плетения замаскировали чем-то. Мефодий Всеславович, возможно ли замаскировать плетения?

— Есть такие сплавы, — задумчиво протянул домовой, — ежели в ящик, из них сделанный, поместить предмет с плетениями, то плетений никто не углядит. Да токмо они и работать будут лишь внутри. И слой металла толстый нужен.

— В стене не спрячешь и под ящиком стола — тоже. Под полом?

— Смотреть надо, — солидно сказал Мефодий Всеславович и налил себе чаю в извлечённую словно из воздуха чашку. И чашку я тоже раньше не видела. — Дорогие такие ящики, не каждому по карману.

— А чашки? — не удержалась я.

— Что чашки?

— Дорогие? Вот как у вас…

— Так это подарок мне, от местных. Со знакомством, значится.

— Здесь есть домовые? — удивилась я.

— А чего ж не быть-то? Здесь магии полно. Людей хороших — тоже. Домовых даже мало на такую толпу-то, — степенно ответил Мефодий Всеславович. — Я пообещал помогать, если вы возражать не будете. Ведь не будете?

— Не буду, — подтвердила я. — Если такие ящики дорогие, а мы жили бедно, то, получается, в квартире обычный тайник, без магии?

— Думаете, не проверили? — скептически спросил домовой.

— Полы точно не вскрывали. Всё остальное перевернули, а полы не вскрывали. Может, просто уверены были, что тайник закрыт настроенными на меня плетениями?

Я сказала и задумалась. Так ли просто было вскрыть пол, показать Юрию артефакт и вновь сделать так, словно ничего не было? Нет, тайник непременно должен быть с лёгким открытием. Лиза, та, которая была до меня, явно не обладала способностью скрыть звуки и вряд ли могла оставить Юрия надолго. Нет, всё же с ним нужно переговорить, Николай прав.

— Так проверить можно, есть ли что под полом, — заметил домовой. — Хотя… Если тоненькую пластинку из того сплава, о котором я говорил, положить, помехи будут. Но сам артефакт так не скроешь, только в ящике.

Да, о том, что артефакт фонит тоже, я не подумала, настолько казалось это незначительным при размышлении о тайнике. Но ведь скрыли же его как-то? Вдруг металла аккурат хватило на один артефакт, и он сейчас сиротливо валяется под полом? При мысли о том, что столь ценная вещь лежит, никем не охраняемая, меня охватил настоящий ужас. Но если бы всё было так просто, неужели его уже не нашли бы?

Успокаивая себя такими мыслями, я отправилась на работу, где застала скандал в самом разгаре. Тимофеев вовсю распекал Соколова. Был он столь страшен, что я поздоровалась и отошла подальше, на случай если вдруг начнут разбрасывать плетения. Конечно, посторонним лицам доставаться не должно, но как мне показалось, на мой приход никто не обратил внимания.

— Это нарушение моих прав! — орал Соколов не хуже Тимофеева.

— Правила едины для всех! — заревел ему в ответ заведующий лабораторией. — Сколько ещё вы будете позорить нашу лабораторию?

— Весь позор лёг на университет, — гордо ответил Соколов и встал в позу, наверняка подсмотренную у какой-то античной статуи. — В конце концов, для работающих в университете оборотней могли бы сделать исключение.

— Никто для вас исключение делать не будет! — гаркнул Тимофеев. — Пора бы уже понять! Не младенец, чай! Хотя иногда как послушаю вас — и кажется, что взрослеть вам ещё долго.

— Лучше взрослеть, чем скатываться в старческое слабоумие!

Это Соколов сказал зря. Тимофеев побагровел и рявкнул: «Вон!» так, что алхимическая посуда задребезжала. Поскольку аспирант не поторопился убраться, его убрало за дверь каким-то хитрым плетением и дверь за ним тоже закрыло с особо противным треском. Потом заведующий перевёл налитые кровью глаза на меня.

— Теперь вы, Елизавета Дмитриевна! — рявкнул он. — Если вы надеетесь, что ради вас кто-то будет перекраивать университетские правила, то совершенно зря!

— Я никогда не просила к себе особого отношения, — ответила я, сильно опасаясь, что если меня так же вышвырнут за дверь, как незадачливого Соколова, то вернуться уже не получится. — Если я что-то нарушила, то не потому, что этого хотела, а по незнанию. Я сделала что-то не то?

— Вы — нет, — бросил успокаивающийся на глазах Тимофеевв, — а вот паршивец Соколов… Навязали его на мою голову…

— Он сделал что-то несовместимое с целительской этикой? — уточнила я.

— С правилами университета, которые однозначно запрещают оборотням проходить защиту во втором облике.

— То есть на территории университета обращаться нельзя? — заволновалась я, поскольку в этом случае о рекомендации Мефодия Всеславовича можно было забыть.

— На территории можно, и за территорией — тоже, а вот пересекать защиту университета — нельзя.

— Но почему? — удивилась я такому странному требованию.

— Потому что она выбивает из звериного облика в человеческий, чего до этого… не совсем разумного Соколова никак не может дойти, — почти спокойно ответил Тимофеев. — Он сваливается на проходной в голом виде и вопит о нарушении своих прав, а мне приходится приносить ему одежду, а потом позориться перед ректором.

А ведь была у меня мысль пройти рысью под отводом глаз. Как хорошо, что эта идея так и осталась нереализованной, а то бы на проходной развлеклись и за мой счёт.