Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина

И почему меня так взволновала эта история? Мортен прав, меня она никоим образом не касается и на наши с Мортеном отношения повлиять не может. Или может? Раньше я верила предсказанию пехлича о том, что у нас с Мортеном будут общие дети, а теперь я даже и не знаю, хочу ли исполнения этого пророчества. Что если и на моих детей Мортен будет взирать так же равнодушно, как и на Юнитынто? А что если однажды он рассудит, что нашим детям будет достаточно наследства дяди Руди, и откажется от них?

Нет, что-то я увлеклась фантазиями на тему пока ещё не существующей семейной жизни. Всё-таки, Мортен не подонок, так мерзко он со мной не поступит. Ведь правда же? Я не аборигенка Ануаган, так просто от меня отделаться нельзя. Хоть, если подумать, то кто я есть на самом деле? Сарпальская туземка без имени и прошлого. Если за моей спиной не будет поддержки дяди Руди и рода Крогов-Мелингов, придётся мне рассчитывать исключительно на порядочность моего будущего мужа. А насколько Мортен порядочен? Он даже не хочет ничего слышать о своём внезапном отцовстве. И это коробит меня до глубины души.

В яранге я долго наблюдала за Юнитынто, лишний раз убеждаясь, как сильно он похож на Мортена, и изводя себя этим открытием. Когда у нас появятся дети, я же всё время буду думать о том, как их единокровный брат прозябает в снегах. А когда Мортен надумает в очередной раз отправиться к Полуночным островам на охоту, я просто места себе не найду, гадая, воссоединится ли он там на время со своей параллельной семьёй или нет.

Кажется, я уже не хочу от Мортена ни детей, ни свадьбу. Вообще ничего не хочу, только бы найти дядю Руди и вернуть его домой…

Когда Мортен зашёл в ярангу, я поспешила укрыться за отведённым нам пологом, но через отогнутый угол шкуры осмелилась подсмотреть, что он будет делать. А Мортен посидел немного у очага, то и дело поглядывая в сторону Ануаган, что качала младенца в люльке. Рядом с ней сидел сонный Юнитынто. Всё ясно, Мортен всё же решил присмотреться к мальчику. Жаль, что никаких явных эмоций на его лице мне разглядеть так и не удалось.

Когда настало время ложиться спать, Мортен скользнул за полог, а я отвернулась к меховой стене, желая хоть немного дистанцироваться от него. И это не помогло. Не прошло и пяти минут, как его ладонь забралась под мою рубашку, потом вынырнула, начала одна за другой расстёгивать пуговки. На последней мне пришлось стукнуть его по руке и спешно застегнуться.

– Всё ещё дуешься? – шепнул он на ухо.

– Спать хочу, – соврала я.

– А я хочу сказать, что люблю тебя.

Любит? Даже после того как назвал дрянью? Или он меня уже простил и наконец понял, что такое ложь во спасение?

– Что бы ты там себе ни надумала, – тихо сказал он, – что бы ещё ни запланировала и в итоге ни вытворила, я всё равно не смогу на тебя долго обижаться. Можешь врать словами, но никогда, слышишь, никогда не ври мне сердцем.

– А ты? – захотелось узнать мне, – Ты тоже будешь врать мне словами, но не сердцем?

– Я буду всегда тебя любить, моя принцесса. До последнего вздоха.

Ну ясно, Мортен ведь особо не рассчитывает на то, что сможет выжить во льдах, а значит, последнего вздоха ждать осталось недолго. Короткий срок своей любви он для меня отмерил. А вот пусть и не надеется погибнуть. Я обязательно найду пехличей и попрошу их провести к оси мира вместе со мной и Мортена. Вот тогда-то и посмотрим, чего стоит его любовь до последнего вздоха.

А пока я не стала противиться руке Мортена, когда она обняла меня и прижала к его груди. Вместе теплее, и не только телу, но и душе. Хотя бы этой ночью я буду пребывать в блаженной уверенности, что я любима, что кроме меня для Мортена нет никого на всём белом свете. Так оно и будет, когда Яскаляко отвезёт нас в сторону огненных льдов. Там, на финишной прямой к оси мира для Мортена буду существовать только я одна, а для меня лишь он, и больше никого. Мы будем вместе. И никто нам в этом не помешает.

Глава 98

Утром, выйдя из яранги, я и вправду увидела, что метель закончилась, а лёгкий ветерок лишь перекатывал по насту крупинки снега. Выходит, Мортен оказался прав – погода наладилась, и сегодня мы сможем покинуть стойбище. А пока нас ждал прощальный завтрак. Из остатков двух забитых оленей женщины приготовили удивительные блюда. Мортену досталась похлёбка из полупереваренного мха из оленьего желудка и желтоватых личинок овода из-под шкуры. Мне даже было страшно смотреть на это варево, а он спокойно его ел, даже решил поддеть меня:

– Чистый белок, принцесса. Хочешь попробовать?

Нет, я не хотела, тем более что Ануаган подала мне мелко нарубленное отварное мясо в каком-то пузыре. Наверное, желудок, но неважно, главное, что мясо внутри оказалось изумительно нежным и буквально таяло во рту.

– Кушай, – улыбалась мне Ануаган, – вот всё скушаешь, родится у тебя младенчик здоровый, крепкий.

– А что это? Так необычно приготовлено.

– Так это матка важенки, а в ней кусочки сердца и зародыш маленького оленёнка.

Мне чуть дурно не стало. Сразу вспомнилась оленуха, которую мы привели в стойбище.

– Это наша… – не успела я спросить, как муж Ануаган ответил:

– Нет, ваша со стадом бегает, а эта два дня назад в яму провалилась, ногу сломала. И так померла бы до весны, вот твой муж и решил её забить, чтоб не мучилась.

– Ясно.

Что-то мне расхотелось есть кусочки сердца, между которых затерялись частички эмбриона, но Ануаган настаивала: только такое кушанье насытит мой организм и даст ему сил для рождения крепенького голубоглазого мальчика. Почему-то, глядя на меня, она была уверена, что мои дети обязательно будут голубоглазыми. Или она всё ещё поглядывала на Мортена?

Отчего-то разразиться молчаливой ревностью у меня не получилось. Глядя на Юнитынто, что сидел рядом с матерью и обсасывал мозговую косточку, я поняла одно – у Анауаган всё хорошо, у неё есть дети, покорный муж, и про былые увлечения ей некогда вспоминать. Может, она и думала все эти годы о Мортене, может и сейчас прокручивает в голове былые дни, проведённые рядом с ним, но для неё всё это в далёком и туманном прошлом. А здесь и сейчас у неё есть большая семья, и Ануаган искренне и без всякого подтекста пожелала мне того, что имеет сама – сына от Мортена.

Я всё смотрела на Юнитынто, а душа была не на месте. Вот сейчас мы позавтракаем, Яскаляко умчит нас на своих оленях далеко на север, и мальчик больше никогда не увидит своего родного отца. Пусть он ещё ничего не понимает, а мне всё равно обидно. А за Мортена вовсе стыдно – он даже не попытался пообщаться с мальчиком, поиграть, да хотя бы просто подержать его на руках. Но ведь это его родная кровь! Хотя… может Мортен и прав, что дистанцируется от мальчика. Вдруг одно прикосновение всколыхнёт в нём бурю отцовских чувств. И как с ними потом жить, зная, что родной сын далеко и неизвестно, получится ли с ним свидеться вновь? А каково это, живя в столице, всё время, год за годом думать, как там мальчик подрос, возмужал? Как зима, не суровая ли была? А стадо? Приумножается, или его выкосили волки и болезни? И как там Юнитынто с семьёй, здоровы ли, или голодают?

Всё, теперь я понимаю равнодушие Мортена и даже завидую его хладнокровию. Вот мне уже тревожно за будущее сына моего… моего… несмотря на всё – моего любимого мужчины. Но если Мортен решил проявить стойкость до конца, то я не смогла сдержаться и полезла в рюкзак, чтобы найти там рогульку, где живёт душа найденной нами оленухи.

– Ануаган, – обратилась я к ней, не сводя глаз с таращащегося на меня мальчика, – я не очень хорошо знаю ваши обычаи, но я хочу сделать подарок твоему сыну.

Я протянула Юнитынто рогульку, а он, недолго думая, схватил её и долго вертел в руках, пока я говорила его матери:

– Эту рогульку подарила мне женщина из стойбища на юге острова. Она сказала, что её оленуха давно потерялась, так может быть, мне повезёт отыскать её. И чудо случилось, я нашла оленуху, вернее, она нашла меня. Вчера её отвели к вашему стаду, но я хочу, чтобы ты привязала эту рогульку к связке Юнитынто, чтобы теперь эта оленуха была только его. Весной она родит полудикого крепкого оленёнка, и стадо твоего сына год от года будет только приумножать. А когда Юнитынто станет взрослым, пусть его стадо станет таким большим и тучным, что вся тундра будет сереть от оленьих спин.