Судьба самозванки (ЛП) - Джонс Амо

‒ Когда ты закончишь играть с бесполезным, найди мой член, чтобы трахнуть…

Из меня вырывается воздух, когда песня переключается на «Skin» Рианны, и чья-то рука сжимает мое предплечье, заставляя развернуться и столкнуться с чьей-то грудью. Более крупной. Той, которую я узнаю и прямо сейчас презираю.

‒ Если ты думаешь, что я делюсь тобой, то ошибаешься.

Я не утруждаю себя тем, чтобы скрыть горький смешок, который вырывается из груди.

‒ Я не твоя, чтобы делиться.

Хватка вокруг моей талии усиливается, и, клянусь, я слышу, как хрустят ребра.

‒ Хочешь попробовать это снова? ‒ его тон чуть громче шепота.

‒ Нет. Не хочу. Потому что я не твоя, чтобы делиться. Ты лишил себя этого права, когда убил моего лучшего друга и открыто признал, что я не твоя.

‒ Ты все еще моя, Лондон, помимо того факта, что я должен найти королеву, ‒ он прекращает танцевать, и я чувствую острое жало его клыка на своем плече. ‒ Ты все еще моя пара.

На этот раз мои пальцы находят путь к задней части его шеи, заставляя опуститься до моего уровня. Его волосы касаются кончика моего носа, и мне приходится на несколько секунд задержать дыхание, чтобы прийти в себя. В отличие от Ледженда, одеколон Найта не слишком сильный. Это шепот угроз, приправленный розой, удом и рябиной.

‒ Ты можешь быть моей парой, но я никогда не буду твоей.

Я отстраняюсь от него, с меня хватит всего этого дерьма, которым была эта ночь. Как вам это. Первая ночь Йемона, и я уже убила кого-то и почти трахнула брата моей пары.

Хотелось бы, чтобы это было не «почти», чтобы я могла, по крайней мере, чувствовать себя лучше от того факта, что сегодня ночью, я уверена, Найт возьмет кого-то другого обратно в свою постель.

Одиннадцать

Найт

Колено не перестает трястись. Хаос был первым, что я, помнится, почувствовал в детстве. Мать использовала это, чтобы утолить мою жажду смерти.

‒ Тебе нужно расслабиться, ‒ Ледженд пинает мою ногу, но я игнорирую его.

Не отрываю взгляд от стены на противоположной стороне помещения. Тени отражаются от люстр, свисающих сверху, и, время от времени, я ловлю себя на том, что считаю до десяти, чтобы унять этот безумный зуд, который хочет вырваться прямо из пальцев, совсем, как в детстве.

Затем мать бросала мою задницу посреди поля и позволяла разрушать все на своем пути. Это был механизм преодоления. Тот, который я некоторое время не практиковал, отсюда и ущерб Лондон.

‒ Ты ни хрена не знаешь, что мне нужно, ‒ я подношу бокал к губам, вытирая остатки пыльцы Фейри, попавшей мне в ноздри.

‒ Вообще-то, у меня есть идея, ‒ поддразнивает он, и мне не нужно следить за его взглядом, чтобы точно знать, на кого он смотрит. Она перекидывает свои светло-белые волосы через плечо, и, отбросив гнев, я чувствую, как член твердеет в штанах при виде нее.

Блядь.

Я оставляю бокал прижатым к губам. Не могу не задаться вопросом, хватит ли смелости тому, кто убил короля, прийти на этот бал сегодня, кто бы это ни был. Нужно иметь пару крепких стальных шаров, чтобы вывести его из игры, так что, я думаю, да. Да, черт возьми, они бы плавали по милому маленькому бальному залу, просто чтобы посмотреть, как мы отреагируем. Я ненавижу, что они видят нас, но мы не видим их.

Огонь опаляет грудную клетку, и взгляд впивается в кисть Лондон, там, где другой парень касается ее руки в тот самый момент. Она взмахивает ресницами, глядя на него снизу вверх, оставляя тень кокетливой ухмылки на губах. Дерзкая гребаная сука.

Ледженд наклоняется ко мне.

‒ Ты справишься с этим?

Я знаю, о чем он спрашивает ‒ собираюсь ли я устроить сцену. И я бы устроил. Но, судя по тому, какой Лондон стала в последнее время, мы все знаем, что у нее не возникло бы проблем с тем, чтобы вернуть мне столько, сколько я в нее кидаю. Я не хочу драмы. Не после убийства.

Я поднимаюсь со стула, допивая остатки своего напитка и оставляя его на плавающем подносе, который парит сбоку от моего трона. Делая по два шага за раз, люди расступаются, как гребаное Красное море, когда я сокращаю расстояние между нами. Чем ближе я подхожу, тем больше закипает тот же гнев.

Я хватаю ее за руку и притягиваю к своей груди. Парень, с которым она разговаривает, слегка отступает назад. Его глаза встречаются с моими, и я обнажаю зубы, наблюдая, как его лицо слегка бледнеет. Уходит. Я задавался вопросом, будет ли тот, кто осмелился убить короля, тем же самым, кто прикоснется к супруге лорда.

‒ Эй… назад! ‒ рука Лондон на моей груди, отталкивает.

Мило, что она думает, что может, поэтому мой взгляд перемещается между ее рукой и лицом, не делая ничего, чтобы скрыть усмешку.

Обхватываю рукой ее хрупкое запястье, и усмешка исчезает, когда я снова прижимаю ее к груди и начинаю сопровождать в другую сторону зала.

‒ Мне не очень нравится эта дистанция между нами, пара, ‒ я прикусываю мочку ее уха. ‒ Единственный раз, когда между нами должен быть воздух, это когда я высасываю из тебя последние вздохи.

Я вижу вдалеке двойные золотые двери, и, как бы Лондон ни боролась со мной, она знает, что ей не справиться. Это похоже на крысеныша, борющегося за жизнь, когда я подвешиваю его за хвост над логовом питонов.

Как только я пинком открываю двери, толкаю ее вперед, пока она не спотыкается, и протягивает руки вперед, чтобы не упасть, вскакивая на ноги.

‒ Позволь мне внести ясность, пара, ‒ слово не успело сорваться с моих губ, как кулак полетел мне в лицо. Я даже не утруждаю себя тем, чтобы отвести его, принимая удар, и ухмыляясь ей, когда она кричит, сжимая костяшки пальцев.

‒ Я тебя ненавижу!

‒ То же самое! ‒ моя рука хватает ее за горло, и я швыряю ее через комнату, пока она не врезается в стену, заставленную книгами. Они падают на пол, но мне все равно, потому что эта маленькая сучка истрепала мне последние нервы, и то, что у меня осталось, она сожгла в ту же секунду, как разозлила меня.

Я сжимаю ее щеки так сильно, что ее губы надуваются.

‒ Ты не прикасаешься к другому мужчине рядом со мной, Лондон. Хочешь посмотреть, что произойдет, если ты это сделаешь? Или тебе достаточно этого предупреждения? ‒ та же самая ярость тихо горит в глубине моих ушей. ‒ Ответь мне!

‒ Пошел ты.

Уголок моего рта приподнимается, и я наклоняюсь вперед, так близко, что наши губы соприкасаются.

‒ С удовольствием.

Ее челюсть напрягается, и она пытается отвернуться, как раз в тот момент, когда я падаю вперед и прижимаюсь к изгибу ее шеи. Я чувствую, как мое сердце колотится в груди, словно гребаная стриптизерша на шесте. Я ненавижу это. То, что она делает со мной. Я хочу уйти от нее, но вместо этого всегда оказываюсь рядом. Вдыхаю ее, как наркотик, как будто она, блядь, принадлежит мне. Потому что это так. А если бы это было не так, я бы убил каждого дилера на улице и запер ее в подвале, просто чтобы заявить, что это мое.

‒ Лондон, ‒ шепчу я в изгиб ее шеи. ‒ Трахни меня так, как ты дерешься со мной.

Она ровно выдыхает, но я чувствую, как мурашки поднимаются по ее плоти, возбуждая мои собственные.

‒ Я ненавижу тебя, ‒ шепчет она так тихо, что я почти пропускаю это мимо ушей.

‒ Мы поняли это, но… ‒ когда она не поворачивается ко мне, я сжимаю ее подбородок и прижимаю ее губы к своим. ‒ Я по-прежнему принадлежу только тебе, чтобы ненавидеть.

Сначала она сопротивляется. Отказывается приоткрывать свои мягкие губы, пока мой язык не погружается внутрь. Ее тепло охватывает меня с головы до кончиков пальцев ног, и я завожу руку ей за спину, удерживая на месте, так что она прижимается ко мне вплотную. Ее маленькое тело дрожит подо мной, когда она падает, но я ловлю ее, поднимаю и она обхватывает ногами мою талию.

Углубляя поцелуй, я посасываю ее нижнюю губу, когда она протягивает руку между нами, расстегивая мой ремень и стягивает джинсы с моего члена. Из-за простоты ее платья мне остается только провести руками по бедрам, чтобы приподнять его еще выше, пока шелк не спадет с тела, как молоко с медом.