Темная душа (ЛП) - Ньютон Ив

— Она дала тебе свою кровь, не так ли? — рычу я, прижимая его коленом к груди. Мысль о том, что Изольда добровольно предлагает свои клыки этому падшему существу, вызывает новую волну собственнической ярости.

Кассиэль встречается со мной взглядом, и на его лице медленно расплывается вымученная улыбка.

— И зачем мне тебе об этом рассказывать?

Я обнажаю перед ним клыки, но, прежде чем успеваю стиснуть зубы и осушить этого ублюдка досуха, звонит колокол, и мы оба замираем.

Правда, это заняло больше времени, чем я ожидал. Я зловеще улыбаюсь ему.

— Спас колокол.

Я отталкиваю его от себя и жду, вытирая кровь с уголка рта, которую оставил его последний удар.

В следующую секунду Блэкридж появляется как привидение, и ярость переполняет практически всё его существо.

— Мистер Аквила, мистер Кассиэль, ко мне в кабинет. Живо.

Он поворачивается, его длинное, чёрное пальто величественно развевается позади него. Он похож на моего отца, и это знакомая угроза. Это снова заставляет меня задуматься, что за существо скрывается под его бледной кожей. Определённо, не вампир, но определённо что-то большее.

— После тебя, придурок, — огрызаюсь я на Кассиэля.

Он смерил меня убийственным взглядом, что довольно забавно для человека, который не так давно играл на арфе.

Но он поворачивается ко мне спиной — я не был уверен, что он это сделает, — и устремляется вслед за Блэкриджем, оставляя меня спокойно следовать за ним, размышляя, что сказать отцу, если до этого дойдёт. Или ещё хуже… что сказать моей маме?

Глава 15. КАССИЭЛЬ

Кабинет Блэкриджа — угнетающе величественный кабинет с тёмным деревом, затенёнными углами и книгами, которые шепчут о древних, забытых секретах. Он сидит за массивным письменным столом, вырезанным из какого-то чёрного окаменевшего дерева, сцепив пальцы домиком, его тёмные глаза устремлены на нас с пугающей напряжённостью.

Си-Джей плюхается в кресло с небрежным высокомерием, которое я нахожу одновременно и раздражающим, и проницательным. Он уже спокоен, ярость нашей схватки улеглась, хотя я всё ещё чувствую остаточный жар его силы. Я, с другой стороны, всё ещё переполнен адреналином, мои вновь обретённые чувства обострены отголосками боя. Боль, мощь и металлический привкус крови — ощущения, которые я всё ещё учусь классифицировать.

— Объяснитесь, — говорит Блэкридж обманчиво спокойным голосом, но в нём слышатся нотки, от которых кровь стынет в жилах.

Си-Джей ухмыляется.

— Он отказывается держаться подальше от моей девушки, сэр.

Блэкридж выглядит так, будто вот-вот рассмеётся, но подавляет смех быстрее, чем успевает моргнуть.

— Эта академия — не площадка для разрешения мелких споров, мистер Аквила, — Блэкридж переводит взгляд на меня. — И на тебя, мистер Кассиэль. Так охотно прибегаешь к низменному насилию. Неужели твоё падение лишило тебя всякого подобия небесного этикета?

— Небесные приличия были довольно удушающими, — отвечаю я, встречая его взгляд, не дрогнув, и как можно небрежнее усаживаюсь на второй стул. — Я нахожу прямоту этого мира освежающей.

Блэкридж прищуривается, внимательно изучая меня. Он пытается разгадать меня, понять, что за существо попало в его владения.

— Твоя удивительная прямота привела к значительному материальному ущербу и отмене нескольких занятий, — заявляет Блэкридж, и его голос напоминает скрежет древних камней. — У Серебряных Врат есть правила, мистер Кассиэль. Даже для падших ангелов.

— И каковы последствия нарушения этих правил? — с искренним любопытством спрашиваю я. Наказание, как и боль, — ещё один новый опыт, о котором мне не терпится узнать.

Си-Джей фыркает рядом со мной, издавая тихий смешок.

Блэкридж поджимает губы.

— Последствия могут быть индивидуальным, — он переводит взгляд с меня на Си-Джея. — Вы двое научитесь сосуществовать. Или вы узнаете пределы моего терпения. И под этим я подразумеваю, что если я ещё раз увижу, что вы двое занимаетесь этим, то вас поселят в качестве соседей по комнате в новом двухместной комнате только для вас двоих. Я ясно выразился?

К исходящей от него древней силе нельзя относиться легкомысленно, как и к его угрозе. Это существо — нечто большее, чем просто директор школы. Он — сила.

— Кристально, — говорит Си-Джей, и его прежнее высокомерие сменяется невольным уважением, которое говорит мне о том, что даже он осознаёт опасность, которую представляет Блэкридж.

Я просто киваю. Слов кажется недостаточно.

— Хорошо, — Блэкридж пренебрежительно машет рукой. — А теперь убирайтесь с глаз моих долой, пока я не решил быть чуть менее снисходительным и чуть более решительным.

Когда мы покидаем гнетущую тишину его кабинета, я не могу избавиться от странного чувства предвкушения. Серебряные Врата, с их чудовищами и тайнами, оказываются гораздо более привлекательной учебной аудиторией, чем когда-либо были небеса. И Си-Джей Аквила, с его собственнической яростью и скрытыми глубинами, является, пожалуй, самым интересным уроком из всех.

— Как думаешь, почему он так легко нас отпустил? — спрашиваю я, когда мы возвращаемся тем же путём, которым пришли.

— Почему ты со мной разговариваешь? Ты хочешь, чтобы я ещё раз попытался оторвать тебе голову?

Я удивлённо смотрю на него.

— Интересная угроза.

— Почти нормальная, когда растёшь в моём доме, — говорит он с медленной улыбкой. — Мой папа любит, когда отрубают голову.

Случайное упоминание Си-Джея об обезглавливании членов семьи вызывает у меня вспышку искреннего удивления, за которой быстро следует всплеск аналитического интереса.

— Значит, склонность к насилию — семейная черта? Воспитание, как и природа.

Он бросает на меня мрачный взгляд.

— Просто отвали и держись подальше от Изольды, и тебе не придётся узнавать об этом из первых рук.

— Ах, да, Изольда, — я не могу сдержать лёгкой улыбки, которая появляется на моих губах. — Катализатор такого активного взаимодействия. Кажется, вся твоя социальная структура вращается вокруг её близости.

Си-Джей останавливается, поворачиваясь ко мне лицом, его глаза сужаются.

— Она не социальная структура. Она моя.

— Одержимость, — уточняю я, склонив голову набок. — Это распространённое чувство среди вампиров? Или характерное для твоей линии?

Он сжимает челюсти.

— Ты задаёшь слишком много вопросов, ангел.

— Именно так я учусь.

Си-Джей резко выдыхает, почти смеётся.

— Ты доведёшь себя до смерти, анализируя всё до смерти.

— Возможно, — соглашаюсь я. — Но какая это была бы удивительно поучительная смерть!

Си-Джей надвигается на меня, сжимая кулак перед моим лицом, но не бьёт. Угроза сожительства вполне реальна.

— Если увидишь, что я приближаюсь, найди другой способ уйти, или мне, возможно, придется сделать набор подушек из твоих прелестных крылышек, тупица.

Я отступаю на шаг, сузив глаза.

— Это слишком личное, придурок, — я пробую оскорбление на вкус и обнаруживаю, что мне очень нравится, как оно слетает с моего языка.

Си-Джей улыбается, этот ледяной изгиб его губ.

— Когда речь заходит об Изольде, ничто не останется без внимания. Понял? — он уходит, оставляя меня с воспоминанием о клыках Изольды, вонзающихся в мою шею, и я издаю тихий стон. Мне не терпится испытать снова тот эффект, который это произвело на мой член. Я знаю о спаривании, но, конечно, никогда не имел чести сталкиваться с этим на собственном опыте.

Концепция, столь абстрактная с высоты птичьего полёта, теперь приобретает мощное, почти осязаемое качество. Неподдельное чувство собственничества Си-Джея по отношению к Изольде — не просто территориальное чувство; это первобытное предъявление прав, которое перекликается с чем-то глубоким и древним. А Изольда… воспоминание о её клыках, электрический разряд от её прикосновения, неожиданный прилив тепла в моём теле, когда она насытилась. Это была не просто пища, которую она принимала, это было пробуждение. Проблеск в мир ощущений, к которому я, к сожалению, совершенно не готов.