Выбор ведьмы (СИ) - Кащеев Кирилл

— Что я, маленький?! — возмутился младший. — А что ты делать будешь?

— А вот это тебя точно не касается! — снова огрев младшего крылом по носу, бросил Татльзвум.

Лес под крыльями начал редеть, сменившись желто-коричневыми, голубыми и фиолетовыми лоскутами полей. С высоты драконьего полета человечьи домики казались пестрыми игрушками, охваченными золотистым кольцом тына. Татльзвум пренебрежительно оскалился: смешные существа человеки — если б не их девки, сказал бы, что и вовсе никчемные. Вот от кого они этим убогим тыном прикрыться хотят, если истинно могучая сила всегда низвергается сверху? Аррр, сейчас как низвергнется, поглядим, как кое-кто запищит! Черно-красный дракон нырнул в воздухе и, выставив когти, стремительно рухнул на широкую утоптанную площадь посреди деревни. Покрывающий площадь золотистый песок взвился от ударов могучих крыльев и осыпался ниспадающим занавесом, открыв стоящего посреди площади черноволосого стройного юношу с резкими, но красивыми чертами лица.

— Кхе-кха-кха! — рядом отчаянно кашлял черноволосый нескладный подросток в слишком большой, точно сшитой на вырост, человеческой одежде.

— Почтительно приветствую крылатого господина Татльзвума Ка Рийо Лун! — стоящий у грубо вырезанного столба посреди площади седобородый старик с достоинством поклонился. — Быть может, юному змею водички подать?

— Обойдется, — буркнул Татльзвум, бросая на братца злой взгляд. И когда он наконец научится блюсти достоинство крылатых властителей перед ничтожными бескрылыми! Все эффектное появление… обкашлял! — Это мой младший братец, Айтварас Жалтис, — пренебрежительно бросил он.

— Сильное имя. Тот, кто его носит, совершит великие дела, — щурясь, будто всматриваясь во что-то далекое, сказал старик. Юный дракончик покраснел.

— А красавчик какой! — подхватила выскочившая на крыльцо богатого дома старосты золотоволосая красавица и умиленно уставилась на юного дракончика. Тот покраснел уж совсем мучительно и бросил грозный взгляд на подглядывающего из окошка человечьего мальчишку лет десяти-одиннадцати. Взгляд мальчишку не впечатлил, тот только ехидно оскалился, одними губами прошептав «Красавчик!» и манерно похлопав глазками.

— А уж на тебя-то схожий: подрастет — одно лицо будет! — не унималась человечка.

— Вот это и станет самым великим его делом! — расхохотался огненный, в два шага оказываясь у самого крыльца. — Хоть будет ему чем гордиться!

— Злата! А ну быстро марш до дому! — раздался вдруг гневный оклик, из переулка выскочил крепкий кряжистый мужик, недвусмысленно сжимающий в руках оглоблю. — Я кому сказал!

— Та ну шо вы, батьку! — Златокосая красавица отступила к дверям.

— Прощенья просим у крылатого господина! — поворачиваясь к Татльзвуму, мрачно пробурчал мужик. — Алеж донька моя до вас нынче выйти не может, занятая она дюже.

— Не может так не может, что за церемонии меж старыми приятелями, Серьга! — невозмутимо ответил Татльзвум. — Я к ней и сам зайду! — и поставил сапог на тяжело скрипнувшую под его весом ступеньку.

Староста помрачнел еще больше и недвусмысленно перехватил оглоблю.

— Не серчай, крылатый господин! — поторопился вмешаться старик. — Злата свет Сергеевна и впрямь нынче в хлопотах великих. Беда у нас, уж прости за дерзость, не до тебя сейчас! — старик развел руками.

Татльзвум поглядел на него хмуро. Кого другого за такие слова он бы уже развеял горсткой пепла, но с этим стариком так нельзя. Как ни противно сознавать, дед силен. Давно, уж несколько человечьих поколений смениться успели, как он явился из мира жалких человечков вместе со своими соплеменниками — бежали они там от кого-то, слабаки. Но сам старик не был ни жалким, ни слабым. Местные называли его волхвом, но было то ремеслом, вроде кузнечного, или старик принадлежал к иной, отличной от остальных человечков породе, огненный змей не знал, да и не слишком желал узнать. Важно было другое: если в бою старику с крылатым змеем не равняться, зато он умел другие вещи — странные вещи, каких не умел никто в Ирии. И лично Мать-Владычица намекнула (рявкнула и хлестнула хвостом!), что гибель этого старика ее очень-очень огорчит. А все знают, что бывает с теми, кто огорчает Мать-Владычицу, да будет вечно крыло ее над нами.

— И что у вас тут происходит? — вместо наказания дерзкого спросил огненный змей и наконец соизволил оглядеться, приметив и впрямь недоброе оживление. Не слышно было ни детского гомона, ни привычного перезвона молотов в кузне, ни перекрикиваний хозяек от крылечек. В мрачном молчании сновали люди, стаскивая к воротам неопрятно увязанные тюки, то и дело прорывался короткий женский всхлип, тут же безжалостно подавленный, и снова начиналась беготня туда-сюда. Росла груда вещей у ворот. Даже не удосужившись поклониться змею, знакомый кузнец провел мимо только подкованного коня и принялся торопливо впрягать в телегу, груженную так, что аж днище проседало. — Куда это вы все наладились, а, староста?

Златин батька лишь с силой стиснул оглоблю в побелевших пальцах.

— Куда ноги приведут, господин! — ответил вместо него старый волхв. — Не знаем мы! — примирительно добавил он, видя, как разгорающееся внутри пламя окрасило щеки огненного змея зловещим румянцем. — Не было у нас часу новое место сыскать, велено нам убираться, пока целы, вот и торопимся.

— Что значит — велено? Кем велено? — настороженно спросил Татльзвум. Если глупые человечки привлекли внимание Матери-Владычицы или одного из Великих… Да с чего бы? Кому они нужны?

Старик тяжко вздохнул, но отмолчаться на прямой вопрос не осмелился:

— Симаргл. Охотники наши… молодые… законы древние нарушили, — на змея старик старался не глядеть. — Не для пропитания — для забавы зверя убили, прощения у него не попросили, почет не оказали. Великий Пес и разгневался. Все разом нам припомнил — и дичь взятую, и лес порубленный, и поля заместо того леса. Не слишком он людей жалует, вот и гонит теперь прочь. — Волхв невольно вздохнул, покачал головой и уже спокойным рассудительным тоном закончил: — Оно конечно, тяжело с насиженного места сниматься, да только хуже было бы, если бы Пес за потраву жизнями взял. А добро что: будем живы — наживем!

Татльзвум недоуменно глядел на старика. Гребень у Златкиных одноплеменников съехал, причем у всех разом! Симаргл, невразумительная псина с крыльями, изредка являющаяся в Змеевых Пещерах, повелел им убираться — и они покорно тащатся прочь, даже не пытаясь отстоять то, что считают своим?!

— Какого такого зверя? Это когда я захотел поглядеть, как вы, человечки, охотитесь? — вдруг сообразил он.

Староста аж рыкнул в ответ — не хуже змея. В глазах его читалось яростное желание обломать оглоблю об гостя, и только понимание немедленного возмездия заставляло его держаться.

— И вот из-за такой чешуйни вы шум подняли? — захохотал змей. Точно, в прошлый его прилет сыновья старосты, старшие братья его Златы, хоть и не хотели, а спорить не осмелились, повели крылатого гостя в лес. Тогда он окончательно убедился, что человечки — воистину ущербные умом создания. Ни чешуйчатой брони у них, ни когтей, ни крыльев, чтоб налететь на дичь сверху, — а они все едино лезут на зверя втрое крупнее их, тычут своими жалкими рогатинами. Безголовые! И опять-таки верно, пытались они тогда творить свои нелепые обряды — кланялись медвежьей туше, жгли мех. Понятно, он не позволил портить трофей, да и времени у него не было — в Тронной Пещере намечался прием, хотелось показать шкуру и повеселить приятелей рассказом о занятной человечьей охоте. — Собирай на стол, Златка! Переезд отменяется! — решительно объявил огненный, вытаскивая из-за пазухи флягу. Выносить человечью глупость без доброго глотка решительно невозможно. И он крепко приложился к фляжке.

Потянуло резким запахом нагретой смолы. На лице юного дракончика вдруг появилось несчастно-беспомощное выражение, какое бывает, когда твой идеал делает что-то вовсе не идеальное и ты не знаешь, как примирить это в душе своей.

— А без цього уж и никак? — кивая на фляжку, неодобрительно поджала губы красавица Злата.