Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения

Она несколько секунд стояла ошеломленная, затем медленно провела правой ладонью по лицу сверху вниз, вытираясь, и, снисходительно улыбнувшись Шоракси, спросила участливым тоном:

— Ну что, тебе полегче стало?

Эти слова оказались последней каплей в чаше ярости.

— Ах ты, тварь! Да я тебя… — Шоракси размахнулась. Но драться с джанером не то, что со служанкой. Надежда ловко перехватила занесенную руку, до боли стиснув запястье.

— Вот что, голубушка, хватит, наверное! Надоело! Иди-ка вон в коридор, остынь немного. Успокоишься — приходи, поговорим.

С этими словами она вывела Шоракси из своей комнаты несмотря на то, что та кривилась от боли в руке, не смея даже вскрикнуть. Изумленная служанка, всё ещё вытирающая кровь с разбитых губ, выскочила следом.

Надежда вернулась, встала посреди гостиной, глядя на черепки на полу, которые поспешно собирала Бетина. На душе было препогано. Прекрасное праздничное настроение было безнадежно испорчено, так же как и платье.

Бетина, ахая и причитая, суетилась вокруг, а Надежда начала с того, что сняла серьги, уложила обратно в футляр, где лежали колье и диадема, вручила футляр Бетине и приказала:

— Отнеси ей. Мне чужих обносков не нужно. Не будет брать — оставь на полу возле двери.

Пока Бетина бегала, Надежда успела переодеться в форму Патрульного и старательно умывалась, пытаясь смыть с лица не только липкий сок, но и тяжелую, незаслуженную обиду. Не получилось. Она, как пьяная, прошла в спальню, свалилась поперек кровати лицом вниз и горько, безутешно расплакалась.

Слезы иссякли, а горечь не выплакалась, заставляя ничком лежать на кровати и жарко дышать в мокрую подушку. Бетина тихо жалась в уголке прихожей, не осмеливаясь вмешаться. Она уже почти настроила себя на то, чтоб войти и попытаться хоть как-то утешить хозяйку, когда дверь распахнулась и ворвался Геранд: весёлый, довольный, с целой охапкой диких цветов, прижатой к груди.

— Надежда у себя? — спросил он у Бетины, почти не замедляя шага.

— Да. Но…

— Ничего. Аллант велел мне разбудить её, если она ещё спит. — это он говорил, уже входя в спальню. И вид Надежды, все-таки поднявшейся при его появлении, Геранду очень и очень не понравился.

— Так. — строго сказал он, сразу приняв серьезный вид. — Мой свихнувшийся от любви младший братец всю дорогу рта не прикрывал, расхваливая свою молодую жену. В результате, он потребовал посадить люфтер в горах, сам карабкался по скалам за цветами, хотя я абсолютно не понимаю, чем этот дикий веник лучше садового букета. Но он меня заверил, что ты это оценишь по достоинству. — С этими словами, сгибаясь в шутливом полупоклоне, он вручил букет Надежде, которая всё ещё находилась в растрепанных чувствах. — А молодая жена этим временем изволит рыдать? Не дело! В день свадьбы! Короче! (голос приобрел командные нотки) Аллант приказал мне тебя разбудить, поднять, одеть и отвезти в ювелирный салон за браслетом. Десять минут тебе на то, чтоб умыться-причесаться. Я жду. — И вышел.

— Можешь объяснить, что тут произошло? — обратился он к Бетине таким строгим тоном, что служанка, и без того испуганная, окончательно вжала голову в плечи и кое-как, глядя снизу вверх, сбивчиво попыталась рассказать о недавних событиях.

— А ты куда смотрела, бестолочь! — сорвался Геранд на ни в чем не повинной служанке — ничего доверить нельзя!

Уже в машине он, заглядывая в лицо Надежде, тихо попросил:

— Прости, пожалуйста, ее, идиотку. Пожалуйста! Если можешь, прости… Я знал, что Шоракси взбалмошная, но не думал, что настолько. Ещё бы! С детства знать, что будет править Империей. Вот и не вынесла. Зазналась. Власть — она и в самом деле штука тяжелая. Не даром же говорят «бремя власти». Она не каждому по плечу.

Надежда сосредоточенно рассматривала маленькую точку грязи на левом колене.

— Ты не переживай, — продолжал утешать её Геранд, — Шоракси больше не посмеет. Я поставлю её на место. Я просто не ожидал от неё такого… А украшения ты ей зря отдала. Они Шоракси никогда не принадлежали. Она тебя просто спровоцировала. Может, самой понравились, может, чтобы досадить. Я их сам позавчера утром покупал для тебя. Но я с ней разберусь, обязательно разберусь!

— Не надо. — вдруг попросила Надежда.

— Чего не надо? — не понял Геранд.

— Ничего не надо. Разбираться. Всё равно время вспять не повернешь. Что было, то было. И Алланту ничего говорить не надо. Расстроится.

Машина остановилась.

— Вот и приехали, — обрадовался Геранд, — сейчас я куплю тебе другое платье…

— Только попробуй! — пригрозила Надежда, — я ещё сама в состоянии купить то, что мне нужно, хотя меня и обзывают нищенкой! — недавняя обида, всколыхнувшись, вырвалась наружу. — Я ещё могу заработать себе и на одежду и на украшения!

Она выбрала себе довольно элегантное платье цвета морской волны, тонкая ткань которого была способна менять окраску в зависимости от освещения с зеленого на голубой. Надежда подала для расчета свою кредитную карточку. Она разговаривала с продавцом и не слышала, как Геранд, притиснув к стене владельца салона, угрожающе прошипел ему на ухо:

— Снимешь хоть кредос у неё с карточки, будешь иметь дело со мной. Счет пришлешь мне.

Ювелирный салон находился в трех минутах езды.

— Здесь работает самый знаменитый мастер Тальконы. Даже наш дворцовый ювелир уступает ему в мастерстве, хотя тоже считается одним из лучших на планете. — Объяснял Геранд, поднимаясь по широким ступеням и осторожно поддерживая девушку под локоток. Надежда вполне могла передвигаться самостоятельно, но, чтоб не обижать расстроенного Геранда, не отказывалась от его деликатной заботы. Четверо охранников следовали за ними.

В стилизованном под сказочную пещеру салоне находилось около десяти посетителей, которых очень быстро и молча отжали от прилавков к выходу. И что самое удивительное — никто не попытался возразить.

Один из продавцов мгновенно оказался рядом и, сгибаясь в поклоне, пригласил пройти в кабинет, чтобы в удобной обстановке посмотреть товар. Надежда с трудом переносила это униженное заискивание. Она пристально глянула на продавца, отчего он склонился ещё ниже:

— Я сама хочу посмотреть. — и, почти не замедляя шага у витрины с бриллиантами, прошла в правый угол к серебру и полудрагоценным камешкам. Один из продавцов следовал за ней по ту сторону прилавков.

Из полусотни самых разных браслетов она попросила показать два. Повертела их в руках, померила и остановила свой выбор на более легком и ажурном. Геранд молча стоял у неё за правым плечом. Теперь нужно было придумать что-нибудь под цвет единственного имеющегося украшения. Надежда выудила из-за воротника свою подвеску и, не снимая цепочки, зажала синий цветок в пальцах. Она выбрала ниточку некрупных бус синего кошачьего глаза. Бусы оказались немного длиннее, чем хотелось бы, и девушка попросила укоротить их, дополнительно заказав ещё одну нитку втрое длиннее. Продавец предложил немного подождать, и в этот момент сзади прозвучал громкий надтреснутый голос:

— О, Небо! Мне никак нельзя болеть!

Надежда и Геранд обернулись почти синхронно.

У дверей лифта, ведущего на второй этаж здания, стоял неестественно скрючившись, плотный пожилой мужчина в красном бархатном халате до полу. Он болезненно морщился и правой рукой держался за поясницу.

— Я в постели только два дня, — продолжал возмущаться он, — а эти олухи таких гостей держат в общем зале! Сейчас же пойдемте наверх! Ваше Достоинство, не обижайте старика.

Геранд прошипел на ухо Надежде:

— Придется идти, иначе он и в самом деле обидится.

Маленькая, уютная комнатка, в которую привел их хозяин, была специально предназначена для приема гостей: кресла, диванчик, журнальный столик с настольной лампой, чтобы удобнее было рассматривать украшения. Старый ювелир предложил гостям садиться, а сам остался стоять, боясь сделать лишнее движение. И Надежде стало его жаль.

— Давайте я полечу Вам спину, — предложила она, — я немного умею.