Хроники города номер Три (СИ) - Соколова Мария

— Заткни пасть, шавка. Нужно было башкой своей думать, прежде чем лезть куда не следует, — рявкает один из них, приближаясь с мерзкой ухмылкой. Холодная сталь наручников сдавливает запястья. — Вперёд пошёл, ничтожество.

Дёргаюсь, оборачиваясь на патрульного, но в тот же миг получаю мощный удар прикладом в рёбра. Резкая боль пронзает тело, но я терплю, стискивая зубы до скрипа. Затем ещё один удар, на этот раз в затылок. Я падаю на колени, острые камни вонзаются в ладони. Военный хватает меня за волосы и рывком поднимает на ноги.

— Шевелись, мразь поганая! Патлы себе, как у шлюхи, отрастил, — хрипло ржёт он. — Мы тебе покажем, где твоё место!

Я выпрямляюсь, сжимая кулаки до побелевших костяшек, но внутри бушует бессильная ярость. Сопротивление бессмысленно, арест неизбежен, но эти мысли лишь подливают масла в огонь. Суки! Краем глаза замечаю пару любопытствующих взглядов – мужики глазеют на развернувшееся шоу. Соседка с первого этажа смотрит из окна с немым, всепонимающим сочувствием. Но никто не вмешивается. В трущобах не лезут к патрулю. Это закон выживания.

Тычок в спину – дуло автомата больно впивается в позвоночник. Конвоиры гонят меня вперед, сквозь лабиринт убогих домов, к тюрьме, возвышающейся у главной стены и отделяющей город от Пустоши. Улицы пусты, лишь ветер завывает, гоняя мусор. Один из патрульных идёт рядом, держа руку на прикладе, готовый ударить в любой момент. Я следую за ним, сосредоточенно считая шаги, чтобы хоть как-то отвлечься от пульсирующей боли в затылке и ноющих рёбер.

Тюрьма нависает впереди — высокое серое здание с решетками на окнах. Ворота с металлическим скрежетом распахиваются, проглатывая нас. Запах затхлости и сырости ударяет в нос. Меня тащат по длинному мрачному коридору, тусклый свет ламп мерцает, отбрасывая тени на кирпичи, покрытые плесенью. Наконец, мы останавливаемся у открытой железной двери, и меня грубо вталкивают внутрь. Камера – тесная, с обшарпанными стенами и грязным бетонным полом. Крошечное окошко под потолком пропускает жалкий луч тусклого уличного фонаря. В углу – вонючее ведро. И больше ничего. Ни стола, ни нар, ни раковины, ни даже жалкого матраса. Охранники зловеще переглядываются и ухмыляются:

— Добро пожаловать, гнида. Это твой дом на ближайшие десять суток.

— Десять суток? Какого хрена? И где нары, чёрт вас дери?! — мой крик эхом отражается от голых стен. — Где я спать буду?!

Вместо ответа – удар.Тяжелый армейский ботинок со всей силы врезается в живот, выбивая последний вдох. Задыхаясь, падаю на колени. В камеру заходят еще четверо военных, наглухо закрывая за собой дверь. Первый пинает ногой в рёбра. Боль от сломанных костей пронзает грудь, как кинжал. Пока я пытаюсь отдышаться, другие достают из-за пояса тяжелые дубинки и со всей дури начинают бить меня по всему телу: по рукам, по ногам, в живот, по спине, по почкам. Пытаюсь встать, но один из ублюдков ударяет по затылку, и тьма на мгновение застилает глаза. Кто-то хватает меня за левую руку, выворачивая её с нечеловеческой силой и вдавливая моё лицо в грязный пол. Щелчок… и жгучая, нестерпимая боль пронзает плечо. Мразь! Руку мне, паскуда, вывихнул!

Они бьют долго, методично, будто выполняют приказ. Их движения отточены, явно не в первый раз это делают. Футболка давно уже пропитана кровью, превратившись в липкую, багровую тряпку. Каждый вдох отзывается мучительной болью в сломанных ребрах. Лишь бы не закричать… Терпи, слабак, терпи! Скорчившись от боли на полу, я как получается, стараюсь прикрыть голову правой рукой. Один из солдат хватает меня за волосы и тянет вверх, выдирая пряди. Шатаясь, я все же поднимаюсь на ноги, придерживая изувеченную левую руку правой.

— Это тебе привет от Брайана, кретин, — брызжа слюной, шипит главный из них. — Ты, дерьмо, всерьез думал, что можешь прикоснуться к его дочери, и тебе это сойдет с рук? Где она и где ты, ничтожество. Ещё раз тронешь Лину – отправишься в Пустошь. Понял?

Сплёвываю кровь ему под ноги, усмехаясь сквозь боль:

— Пошёл ты…

И тут же получаю кулаком в висок с такой силой, что голова взрывается болью, как если бы туда вбили раскалённый гвоздь. Потом ещё удар, и ещё, и ещё… И так до тех пор, пока я снова не падаю на ледяной бетонный пол. Военные ржут, их голоса доносятся словно из-под воды. Ботинки гулко стучат, кто-то пинает ведро. Дверь камеры захлопывается, и ключ со скрипом поворачивается в замке, отрезая от мира. Тьма накрывает меня, поглощая в небытие. И в этом мраке проносится последняя мысль: “Да пошли все нахер. Она моя.”

Глава 10. Лина.

“Ты будешь подчиняться мне!” – крик отца все еще набатом звучит у меня в голове. Вот значит как?! Ну что ж, посмотрим, кто кого, дорогой папочка. Не зря ты всегда так горделиво хвастаешься перед своими друзьями, что я буквально твоя копия… Ты даже не подозреваешь, насколько прав…

Стою перед зеркалом, поправляя воротник шелковой блузки цвета слоновой кости. Темно-синие брюки с завышенной талией подчеркивают фигуру, а туфли на высоком каблуке добавляют образу строгости. Я должна выглядеть безупречно: идеальная дочь, которая ни за что не посмеет ослушаться приказа главы семьи. Ха! И еще раз ха! Если бы отец только знал, как мысленно я посылаю его к дьяволу, пока прячу среди книг прочитанные вдоль и поперек распечатки о Кайле и обдумываю план дальнейших действий.

Внизу, в холле, мама бросает на меня встревоженный взгляд и, кажется, собирается что-то сказать, но я спешно выдавливаю очаровательную улыбку и торопливо произношу:

— Доброе утро, мамочка! Прости, совсем нет времени на разговоры, опаздываю на работу. И не переживай, позавтракаю там, в комнате отдыха.

Легонько целую её в щёку и вылетаю за дверь, чуть не врезаясь в двух громил в тёмных костюмах. Проклятье! Как же быстро отец всё устроил! Бросив на "шкафов" презрительный взгляд, спешу в центр управления городом.

— Ну что ж, поздравляю, мальчики, теперь мы с вами лучшие друзья на ближайшие две недели. Надеюсь, понятие личного пространства вам знакомо? — говорю им через плечо, не останавливаясь. — Или вы и в уборную за мной тоже попрётесь?

Один из них, тот, что повыше, сердито сдвигает брови. Второй отводит взгляд, но его щёки слегка розовеют. Да ладно? Всё так просто? Какие эмоциональные охранники мне попались.

— А если ночью через окно убегу? — продолжаю, замедляя шаг, чтобы они точно услышали каждое слово. — Будете внизу дежурить с матрасом, чтобы поймать? Или, может, в одной кровати спать будем, чтобы я точно не сбежала? Ой, нет, постойте, вы же, наверное, храпеть будете, и я не высплюсь. Чего молчите? Буду звать вас "Траляля и Труляля", как из сказки, вы как раз такие же одинаковые, неуклюжие и забавные.

— Довольно, — сухо обрывает один из них. — Иди уже, нам не за разговоры платят.

— Ну, давайте я вам доплачу? А то что, все две недели молчать будем? — усмехаюсь, закатывая глаза. — И еще кое-что, мальчики: вы за мной на работу не ходите, а то перепугаете всех моих коллег. Там и так камеры на каждом углу, а выход всего один. Так что не переживайте – не сбегу.

В этот утренний час на этаже царит привычная тишина, лишь в воздухе витает божественный аромат свежесваренного кофе. Все же какая жизненно необходимая штука – таймер на кофемашине! Не знаю, кто и когда его придумал, но он точно – герой своего времени. По пути заглядываю в комнату отдыха, хватаю сэндвич и кружку с моим любимым напитком. В офисе ни души, только мерцают голографы, попискивают датчики, а на моем рабочем столе уже ждет папка с отчетами. Интересно, может быть, там есть что-то о Кайле? Кажется, вчера или сегодня у него должен закончиться срок выполнения задания. Откусываю от булки кусок побольше и начинаю перебирать бумаги. Нет, не это, и это подождет, а это вообще – в мусор. Ага! Вот оно: «Истребитель 721, зачистка -3 уровня выполнена. Оплата получена».