Я (не) ведьма (СИ) - Лакомка Ната

— Кирия, — сестра заложила пальцем страницу и посмотрела на меня просительно. — Дай померить ожерелье? Ты ведь уже надевала его, теперь можно и мне…

— Какое ожерелье? — ворчливо отозвалась я и осеклась. Ожерелье…

Я вспомнила о нем только сейчас. Венчальный подарок… порванная цепочка… А вместе с этим пришли и другие воспоминания, и мне стало жарко, как будто меня уже отправили на костер инквизиции. Что я вытворяла вчера на венчании?!.

— Я порвала его вчера.

— Как ты умудрилась его порвать — спросила Стелла, невинно тараща на меня глаза. — Там цепь толщиной с мизинец!

— Как-то так получилось, — пробормотала я, воскрешая в памяти, как я гладила сэра Эдэйла по руке, как влюблено смотрела на него и как… страстно целовалась с ним перед алтарем, когда меня, вообще-то, выдавали замуж за другого.

Я больно укололась об иглу, и боль немедленно отрезвила меня. Красная капелька крови на кончике пальца набухла и блеснула, как рубины в моем ожерелье.

Ф-фу! Так и спятить недолго!

Отбросив вышивание, я встала и подошла к умывальному столику, чтобы ополоснуть руку. Я отвлеклась совсем ненадолго, а когда обернулась — моя сестра уже вертелась перед зеркалом, нацепив на себя ожерелье с целой цепочкой.

— Ну зачем ты врешь, Кирия? — надула губы Стелла, поворачиваясь то одним боком, то другим, чтобы полюбоваться, как играют камни. — Ничего оно не порвано. Как? Мне идет?

— Идет, — ответила я, настороженно наблюдая за ней.

Что-то странное творилось вчера со мной, а сейчас я почувствовала холодок вдоль спины — как будто что-то (или кто-то?) предупреждал меня об опасности.

— Скажи-ка, — я подошла к Стелле, которая оттягивала ворот платья, чтобы посмотреть, как камни смотрятся на коже, — тебе не горячо от него? — я небрежно кивнула на ожерелье.

— Горячо? — сестра округлила глаза и пухлые губы. — Совсем нет. С чего бы было горячо?

Но я помнила, как золото прижгло мне ключицы! Или, может, это было потому, что я забралась в горячую ванну?..

— Кстати, что с Ольрун? — спросила я.

Разумеется, меня мало интересовала дурочка Ольрун, устроившая такое представление в церкви, но спрашивать Стеллу напрямик: «Что ты думаешь о моем вчерашнем поведении? Тебе не кажется, что я чуток спятила?» — было бы невероятной глупостью, поэтому я начала издалека, продолжая внимательно разглядывать сестру. А еще больше — это кровавое ожерелье, что она нацепила себе на шею.

Цепочка и в самом деле была толстой — разве ее можно легко порвать? Так легко, как я сделала это вчера?.. У меня никогда не было золотых цепочек, поэтому я понятия не имела, насколько легко они рвутся.

— Мама заперла ее, — пожала плечами Ольрун. — Она как взбесилась… Я ночевала у мамы в комнате.

— Бедняжка Ольрун, — притворно вздохнула я, — ей так хотелось замуж?

— Не то слово.

— Она вчера как с ума сошла…

— Вы обе вчера как с ума сошли, — хихикнула Стелла. — Похоже, тебе тоже очень хотелось замуж. Папа даже хвалил тебя, когда разговаривал с мамой.

— Хвалил? — переспросила я, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, а камни горели все ярче, отражая солнечный свет.

— Сказал, что поговорил с тобой со всей строгостью — и ты сразу стала милой и послушной, как и положено благородной девушке.

— Несомненно, это целиком и полностью его заслуга, — пробормотала я, а потом сказала громко и четко: — Подари мне шпильку, которую купил тебе папа.

— Что? — Стелла с изумлением оглянулась на меня. Как же я тебе ее подарю? Папе это не понравится.

— Хочу, чтобы ты подарила мне шпильку, — повторила я. — Отдай мне ее.

Несколько секунд сестра смотрела на меня, хлопая ресницами, а потом фыркнула и обижено отвернулась.

— Ту меня пугаешь своими глупыми шутками! — сказала она. — Ничего я тебе не подарю. Это папин подарок. Как я могу подарить тебе подарок?

Я почувствовала себя невероятно глупо.

С чего вдруг я решила, что это ожерелье способно каким-то колдовским способом влиять на волю того, кто его носит?

«Вообразила себя ведьмой? — подумала я насмешливо, потешаясь над собой. — Вообрази лучше, что ты до такой степени одурела от свалившегося на тебя счастья, что немного потеряла здравость мысли, как и твоя старшая сестрица. Ты — от злорадства, она — от ненависти. Хороши принцессы, ничего не скажешь».

В комнату вошла Эдит, а за ней — служанка, державшая поднос со свежими булочками, кувшином молока и земляничным вареньем.

— Я принесла вам завтрак, миледи, — объявила Эдит и недовольно покосилась на Стеллу, которая испуганно прикрыла ожерелье ладонями, как будто его можно было спрятать. — Конечно, вы вольны распоряжаться подарками, — заметила моя камеристка, расставляя на столе чашки, кружки и тарелки с едой, — но все-таки это — венчальный подарок от вашего мужа. Можно было отнестись к нему поуважительнее.

— К мужу или к подарку? — уточнила я. — Мне кажется, и от того, и от того — не убудет. И моей сестре точно не повредит.

Эдит вскинула голову, посмотрев на меня как-то странно.

— А ведь ваша правда, миледи, — произнесла она медленно. — Что плохого, если ваша сестричка примерит его? Я просто волновалась…

— О чем? — спросила я, подходя к столу и разламывая булочку. — Чтобы цепочка не порвалась?

Я смотрела женщине в лицо, ожидая не известно чего — может, что глаза ее вспыхнут красными огнями. Может — что она оскалит зубы, показав мне клыки.

Но Эдит вздохнула и покачала головой:

— Вот этого и боюсь. Вчера вы цепочку порвали, а сегодня не поцарапали бы камни. Что тогда скажете милорду Чедфлеру? Что недостаточно ценили его подарок?

— Но цепочка целая, — возразила я.

— Само собой, целая, — сдержанно усмехнулась камеристка. — Я утром сразу сбегала к вашему ювелиру, он все запаял, выпрямил и отполировал — даже заметить нельзя, где разъем был. Какие-то странные вы с утра разговоры ведете, миледи. Садитесь, лучше, за стол, пока булочки не остыли.

Каждому неприятно лишний раз убедиться в собственной глупости. Я села за стол, стараясь сохранить остатки достоинства, но мне всё чудилась насмешка, пока Эдит расстилала передо мной льняную салфетку, наливала в кружку молоко и пододвигала блюдце со сладким сливочным маслом.

Стелла сняла ожерелье, с сожалением и завистью положила его обратно в футляр и присоединилась ко мне за трапезой.

Глава 10.

Дорога в замок Цветов

Утро отъезда в Баллиштейн выдалось промозглым и серым. Я сидела в новой карете, обитой изнутри шкурами, на мягком сидении, на котором можно было вытянуться в полный рост. Под ногами стояла жаровня, и служанки во главе с Эдит следили за мной во все глаза — не надо ли подать платочек, подкинуть щепок в жаровню, поправить полы плаща.

Последние напутствия отца, решившего разыгрывать из себя любящего папочку, фальшивые слезы мачехи, искренние слезы Стеллы — и вот уже замок Санлис исчезает за старыми ветлами. Дворовые мальчишки, бежавшие за каретой до Большой дороги, постепенно отстали, и их веселые голоса затихли за поворотом.

Служанки вскоре задремали, посапывая короткими вздернутыми носами, а мне не спалось. И вовсе не из-за неудобства путешествия. Наоборот, я никогда не ездила в такой красивой и удобной карете, и мягкие подушки, разбросанные по сиденью, смягчали тряску.

Можно было свернуться клубочком и уснуть, но я уныло прислушивалась к дыханию спящих служанок и к шороху дождя по крыше кареты. Холодно не было — я закуталась в плащ, поджав ноги, и жаровня давала достаточно тепла. Время от времени я выглядывала в щелочку между занавесями и неизменно видела гордый профиль Рэндела, который ехал возле моей кареты.

С самого дня венчания он не заговаривал со мной и даже не подходил. Я видела его только издали, и всякий раз краснела до ушей, вспоминая, как умильно смотрела на него у алтаря, а потом еще сама полезла целоваться. Такое идиотское поведение можно было объяснить лишь сумасшествием, и я вполне себе признала, что тогда, в церкви, у меня было кратковременное помешательство.