Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки

И Айями неохотно согласилась.

С восстановлением железнодорожного сообщения даганские поезда начали циркулировать в обоих направлениях. Айями удивлялась — бывает ли между движущимися составами хотя бы небольшой просвет? Что возят туда и обратно?

Ну, сюда-то, помимо продуктов и теплой одежды, доставляли материалы, собственно, послужившие причиной войны, — нибелим и аффаит. Имар рассказал об аффаите — удивительном сорте каменного угля, обладающем большой теплотворной способностью. Одна лопата черного топлива, закинутая в топку печи, способна довести до кипения полтонны воды. И тепловозы, тянущие вагоны, пыхтели, исторгая дым от сжигаемого аффаита. И восстанавливаемая котельная скоро заработает на этом угле. И в качестве премиальных Айями получила четверть мешка угольной пыли, которую привез на машине и занес в квартиру даганский солдат.

А составы шли и шли транзитом мимо станции.

— Алахэллу разбирают по кирпичикам и увозят к себе, гниды. За горы, — пояснил Сиорем. Теперь, когда железная дорога начала эксплуатироваться, гражданским предложили работу по разбору брошенных домов с сортировкой кирпичей, кровельного железа, сварочных конструкций, бетонных блоков, сантехники, батарей и труб. Даже непригодный ржавый металл годился для даганнов.

— Унитазы и ванны колотим, трубы гнем, кирпичи разбиваем, — хвалился Сиорем. — Не достанется наше добро гадам. Пусть подавятся.

Гадам было ровным счетом наплевать. Выполнил норму — получай жратву, не выполнил — твои проблемы. Стройматериалы и металл вывозили на автоплатформах к станции и грузили в вагоны. Поезда уходили на юг, в сторону Полиамских гор.

— Почему разбирают? — спросила Айями с отчаянием, сидя как-то вечером на кухне. — Они же намереваются остаться в городе на зиму. Вот-вот запустят насосную и котельную. Такое впечатление, что бал продолжается, а на виду у гостей уносят стулья и столы.

— Возможно, расчищают плацдарм. Посуди сама, в кинутых жилищах — рассадник партизанства. Можно совершать диверсии прямо под носом у даганнов. Думаю, они хотят устроить в городе наблюдательный пост за окрестными территориями, — ответила Эммалиэ. — Не хочешь спросить у своего… руководителя?

Из рассказов Айями соседка сделала вывод, что Имар — её непосредственный начальник.

— Страшно, — призналась Айями. Она боялась не возможного гнева Имара, не его недомолвок или отнекивания. Она боялась услышать правду.

И все же спросила. Мяла пальцы, нервничая. Чего ждать городу? Какое будущее у страны?

— У страны? — поднял бровь Имар. Вопросы Айями почему-то его развеселили. — Аама, в вашем голосе я слышу патриотические нотки. Отвечу как инженер. Амидарейцам, согласившимся приехать в Даганнию, нужно где-то жить. Наша промышленность работает на пределе, и нам приходится изыскивать любые возможности для строительства новых зданий. Используя вторичные стройматериалы, мы пытаемся ускорить процесс возведения жилья.

— И Алахэллу разбираете?

— Стоит ваша столица, — усмехнулся Имар. — Сверкает куполами, дымит трубами. Если не верите, выберу время и отвезу вас, чтобы убедились собственными глазами.

— Зачем? Я верю, — ответила поспешно Айями, смутившись предложением. — Но ведь можно строить и развивать здесь…

— Аама, вы задаете вопросы, требующие вдумчивых ответов. Это нехарактерно для женщин, — прервал Имар со смешком. — Посудите сами, возводить что-либо в ваших краях нет резона. На территории Амидареи у нас недостаточно возможностей и средств, чтобы охранять… Чтобы уберечь построенное от варварского разграбления и разрушения. Мы слишком ценим свое время и силы, чтобы тратить их впустую. Наше руководство посчитало надежным и благоразумным вести строительство на территории Даганнии.

Даганское руководство не зря пришло к таким выводам. Ибо с официальным завершением войны началась война неофициальная. Те амидарейцы, что не были убиты и не попали в плен, оставались на свободе. И у них имелось оружие.

14

По городу гулял слух — амидарейское Сопротивление растет и набирает силу, чтобы дать отпор оккупантам. Таинственное Сопротивление набирало силу то в лесах под столицей, то дислоцировалось севернее, в болотистых краях, то хоронилось среди руин разрушенных городов — в зависимости от воображения рассказчиков. Настроение горожан было под стать — от истеричного, с фанатическим блеском в глазах, до пессимистичного.

— Рано обрадовались ироды, — шепталось население. — Мы еще покажем, где раки зимуют.

— Амидарейцев не сломить! — выкрикивали те, кто посмелее, но всё ж с оглядкой. — Вчера мы пожертвовали пешками, а завтра завалим ферзя.

Под ферзем подразумевалась вся даганская рать, которую со дня на день обездвижит и спеленает как младенца загадочное Сопротивление. Сплетни гуляли, подпитывая надежды побежденных, а чужаки, не подозревая о том, чувствовали себя вольготно на амидарейской земле.

Ниналини организовала сбор пропитания для Сопротивления. Ходила по квартирам и требовала напрямик:

— Нашим бойцам нужны продукты. Поможем, чем можем.

Брала всё — от жиденьких постных супов до продуктовых даганских пайков. Айями тоже отдала брикет с перловой крупой.

— Что ж мелочишься? — прищурилась Ниналини. — Наши воины не жалеют жизней за свободу, а ты кормежку зажала?

Айями отдала банку с тушенкой. Последнюю. И всё равно поборщица осталась недовольной.

— Больше нет, — оправдывалась Айями. — Это аванс, а заработок еще не дали.

Поджала губы Ниналини и постучала в другую дверь — никто не уклонится от патриотического долга. А через неделю явилась за новой порцией помощи для Сопротивления. На этот раз Айями поделилась остатками пустой каши.

— Разве мяса нет? — спросила Ниналини. — Ладно, что есть, то возьму.

— Так-так-так, — появилась в дверном проеме Эммалиэ, услышавшая брюзжание соседки. — Значит, помогаем Сопротивлению?

— Помогаем, — ощерилась Ниналини. — А у тебя, как погляжу, имеется особое мнение.

— Имеется. Объясни на милость, как собираешься снабжать Сопротивление кашами и супами. Они же завтра протухнут. Или твое Сопротивление храпит на соседней подушке?

— Да как ты смеешь? — возмутилась дворовая активистка. — Это святое! В Сопротивлении — наши мужья и сыновья! Они рискуют ради нас жизнью!

На крики выползли из квартир соседи.

— Закрой рот! — наступала Эммалиэ. — Мне ли не знать, за кого наши мужья и сыновья отдали свою жизнь. Уж не за тех, кто сейчас, их именами прикрываясь, последнее у людей отнимает и на рынке спекулирует. Что молчишь? Видела я намедни тебя в торговых рядах с товаром.

— Ах ты! — Ниналини пошла красными пятнами. — Люди добрые, что же творится-то? Я ж со всей душой… чтобы помочь… А она… паскудной тварью обозвала… Лучше свою товарку воспитывай, дрянь проститутскую!

— Сейчас ты раздашь соседям то, что успела собрать. И больше не смей стучать в двери, — ответила Эммалиэ медленно и четко, и от её спокойствия повеяло чем-то… страшным. Тем, что разводит соотечественников по разные стороны баррикад и заставляет сына идти против отца, а брата — против брата. Беспощадностью повеяло и решительностью.

Соседи не встревали в склоку. Связываться со скандальной Ниналини — себе дороже. Разве что дед Пеалей, покачав головой, сказал: "о-хо-хо", и жиденькая бородка затряслась горестно. Укоризна в голосе старика еще пуще распалила поборщицу.

— Кому верите, люди добрые? Бабке, которая из ума выжила и напридумывала невесть что? Мне-то не жалко, верну вашу кормёжку. Пусть совесть вам спать не дает за то, что бойцов наших не поддержали!

— К нашей совести не взывай, лучше свою поищи, — парировала Эммалиэ.

Ниналини вернула жильцам экспроприированное. И, швырнув в руки Эммалиэ баночку с кашей, гордо удалилась.

— З-зачем вы так? — пробормотала Айями, когда злополучное кушанье водрузилось на столе. Её щеки пылали от прилюдного стыда. — Вдруг она действительно помогает Сопротивлению?