Мятежник (СИ) - Марли Вита

— Мне нравилось пропускать пальцы через короткий шёлк твоих волос. Они такие мягкие.

О, высшие силы, как же приятно он пах! Что за наваждение?

— Чем знатнее эльф, тем меньше шевелюра, — пояснил дроу. — По моему виду можно сразу понять, что я из благородного Дома. Вдовец влиятельной женщины.

Точно. Канцлер Вольмонда брилась почти наголо за исключением длинного хвоста на макушке. Выходит, это не прихоть, это — обязанность.

— Думала, ты не подвержен веяниям моды.

Эолис отложил бритву и повернулся ко мне, заключая в объятия. Его пальцы скользнули под мой подбородок, приподнимая лицо.

— Мода здесь ни при чём, любопытная Гвилисс. Эльфы привыкли видеть атрибуты власти, а этот простой нюанс, эта незначительная мелочь повышает авторитет в глазах других. Вот здесь, глубоко в подсознании, — дроу постучал пальцем по вискам, — вольмондцы привыкли. Моё происхождение вызывает доверие, подразумевая, что благородный дроу точно знает, что делает.

Он коснулся моих губ и, дразня, провел языком. Хотелось большего, но Эолис отстранился. Он снова взял бритву, и тонкие серебристые волоски упали на пол.

Устроившись на лежанке, я наблюдала за ним. Любовалась.

В юности мы, молодые эльфийки, мечтали о своем избраннике. Представляли его облик, описывали самые привлекательные черты. Тогда темная кожа показалась бы нам недостатком, а фиалковые глаза — странностью.

Можно сколько угодно расписывать идеальный образ, но влюбляемся мы, порой, совсем неожиданно.

Закончив с бритьем, Эолис тщательно вытер лицо полотенцем и с грацией пантеры занял любимое место — у меня на коленях. Я провела пальцами по гладкой коже у него на висках, легонько их помассировала, услышав блаженный полувздох, а затем распустила пучок пепельных волос.

— Давай заплетём тебе косу, — предложила я. — Будет очень по-ливенорски. Наши мужчины укладывают волосы на один бок, а с другой стороны заплетают три тонких косички. У тебя получится только одна, места для двух других ты, увы, не оставил.

Эолис поёрзал, примостился поудобнее и закрыл глаза. Я принялась разделять его волосы на пряди с помощью костяного гребня. Шелковистые и послушные они струились сквозь пальцы, сияли в тепле флуоресцентного света. Вспомнилось, как я впервые увидела его в подземелье. Тогда он казался неприступным, холодным, опасным. Молчаливой скульптурой из тёмного обсидиана.

Сначала боялась его, затем проявляла любопытство, потом поддалась очарованию и, не заметив, впустила в сердце ростки любви.

Косу плела неспешно, стараясь не дёргать и не причинять боль. Кончики пальцев покалывало от непривычного ощущения — гладкая, выбритая кожа контрастировала с шелковистой тяжестью волос. Прядь за прядью, я создавала аккуратное плетение и, наконец, закрепила узким кожаным шнуром.

— Готово, мой драгоценный турмалин. Теперь ты достоин чествовать своего бога.

— Богиню, — дроу перехватил мою ладонь и поцеловал, заглянув в глаза. Его ремарка прозвучала в двойной коннотации.

— Расскажи о ней. Я ничего не знаю о вашем боге.

— Мы считаем Луну покровительницей тёмных эльфов. Солнечные лучи несут смерть, лунный свет дарит силу — так говорят в Вольмонде. Сам я, признаться, не очень религиозен. Храм не посещал, если не заставляли, ритуалы не соблюдал, рассказы о её великих деяниях слушал вполуха. Однако в минуты отчаяния я всё равно невольно обращаюсь к Ней.

Я усмехнулась, вспомнив свои собственные молитвы к безымянным силам. Вера — странная штука. Она может быть спасительной рукой, за которую хватаешься в шторм.

— В лагере есть персоны глубоко религиозные и мы уважаем это, — добавил Эолис. — В подземелье увеселений нет, но Ночь Полнолуния — святое время.

— Что вы делаете в Ночь Полнолуния? — спросила я, продолжая гладить его по голове, по самому чувствительному месту.

— Разжигаем костёр, танцуем, пьём — куда же без этого? — рассказываем истории и, мечтая о победах и подвигах, обязательно произносим «Ним’анх», что означает «воистину» или «да будет так».

Мы замолчали. Эолис погрузился в воспоминания. Я положила руку на его грудь и чувствовала, как билось сердце под моей ладонью. Тихо и ровно. Спокойно и размеренно. Разморенная после урока магии не заметила, как меня одолела дремота.

Проснулась резко от громкого звука. Вдалеке послышался стук ритуальных барабанов.

— Пойдём? — любимый подал мне руку.

На глазах у воинов наша любовь пряталась в раковину. Мы не держались за руки, не касались мимолётно, не дарили друг другу ласковых взглядов. Не все мятежники были добры ко мне, не все были согласны с моим присутствием. Именно поэтому Эолис отправлял меня в мирную часть лагеря к теплицам и школярам. Жители этого квартала отличались добротой и терпимостью, пониманием и кротким нравом.

— Иди, мой Эолис, я задержусь, — улыбнулась я. — Позволь сменить платье. В конце концов, я иду на праздник.

Глава 34

Возле казарм дроу разожгли большой костёр. Расставили по кругу сундуки, пни и лавки, а вместо столов использовали собственные щиты, обращённые эмблемами вниз. Вогнутые, продолговатые с остриём на конце щиты мятежников не имели гербов: дроу замазывали их чёрной краской в знак протеста против благородных Домов Вольмонда.

Запах жареного мяса щекотал ноздри, смешивался с ароматом сбитня, сваренного по вольмондскому рецепту. Эльфы улыбались, шутили, тыкали друг в друга пальцами, подначивая и подтрунивая. В свете костра кожа их казалась темнее, а белые волосы, напротив, сияли, как нити лунного света. Их голоса, низкие, рокочущие, уникальные и по-своему красивые лились небрежно в праздных беседах и невинных диспутах.

Я слышала смех, среди множества лиц узнала нескольких персон. Задумчивого Илая, погружённого в свои мысли, угрюмого Оассиса, молчаливого Юана. Мой новый учитель магии слабо улыбнулся какой-то шутке, но улыбка, едва тронувшая его губы, преобразила лицо и спрятала тонкий шрам.

Десятки глаз скользнули по мне, когда я подошла ближе и огонь выхватил мой облик из темноты. Дроу рассматривали всё ещё с любопытством — в этой части лагеря меня видели редко — но без тени враждебности.

— Да осветит Богиня твой путь, — произнёс Илай приветственную речь и тут же подвинулся, освобождая место.

— Пусть и на твою долю выпадет свет, — проговорила я, присаживаясь к нему на лавку. — Что нового в твоих делах?

— Дела мои… сносно, — пожал плечами скромник и кивнул в сторону Эолиса. — Сегодня отец вынесет вердикт.

Командир повстанцев занимал самое почётное место из всех возможных: орудовал ножом у костра, разделяя куски мяса на вертеле. Он был словно атаман, деливший добычу между разбойниками. Добычей, однако, оказалась вовсе не дичь, пойманная в лесу, а обычная коза из хлева, которую зарезали ради торжества.

Бедняга! Возможно, это была одна из тех коз, которых я когда-то кормила ботвой…

— Все в сборе? — послышался окрик. Тёмный эльф с листом пергамента в руках придирчиво осматривал толпу. — Где Леон?

Когда Леона внесли, я узнала в нём дроу, приговорённого к казни. Его собратья давно пришли в себя и оправились от ран, а он спустя недели — не недели, месяцы! — был всё ещё очень плох. Его усадили к плетёное кресло, сконструированное специально, а ноги укрыли серым войлочным одеялом.

— Порядок, можем начинать, — крикнул его товарищ.

Эльф с листом пергамента прокашлялся, вышел на площадку, хорошо освещённую и всеми обозреваемую, и, прочистив горло, заявил:

— Сегодня в этот священный праздник мы покажем вам пьесу. Да-да, комедию под названием «Штаны дурака Аурелия».

От одного наименования в толпе прокатился гогот.

— Итак, действующие лица. Муж, — дроу показал на своего товарища, — жена, — указал на следующего высокого и широкого в плечах, — слуга и, собственно, Аурелий, — здесь он поклонился, демонстрируя зрителю, что Аурелия будет играть он сам. — А начинается сие действо вот как: однажды жена, прикинувшись больной, попросила супруга отправиться к аптекарю за снадобьем. Пока муженёк ходил, она покамест развлеклась с полюбовником своим, Аурелием, — эльф снова отвесил шутовской поклон и получил презренное улюлюканье. — Но, вот незадача, вместо холщёвой лекарственной сумки она вручила супругу штаны своего кавалера…