Три Желания - Марук Майя

К сожалению, добраться до пустыни без проводника, было практически невозможно. Во-первых, военные не пропускали через блокпосты, во-вторых, не хотелось застрять среди песков, только потому, что плохо ориентируюсь среди безликих барханов. Чтобы облегчить себе жизнь и не объясняться с военными, накануне через фейсбук наняла трансфер до Дахаба, мира дауншифтинга и дурмана. А оттуда меня должен был забрать джип.

– Мадам едет нырять? ― спросил таксист, когда я села в машину, на вполне приличном русском.

Определить возраст водителя было невозможно. Солнце, сухой воздух пустыни и бедность, быстро забирали молодость египтян. А любовь к курительным смесям всех сортов и действий только усугубляла ситуацию.

– Нет, в гости к дракону.

– Очень красивое место, мадам! Мадам у нас первый раз? ― в прямоугольное зеркало я видела, как загорелись глаза водителя.

У этого народа есть два вида азарта: вожделение и жажда наживы. И если первого я, как любая женщина, опасалась, то второе воспринимала как меньшее зло. Все хотят кушать. К счастью, в этот раз речь шла о втором варианте.

– В Египте много красивых мест! ― продолжал собеседник. ― Но наши каньоны! Такие только на Синае. Если хотите, мой брат делает экскурсии. Для вас будет скидка!

– Оставь его номер. Его услуги могут пригодиться моим друзьям.

Восток, как говорится, дело тонкое. Самый ценный навык здесь ― уметь честно врать, искажать факты и делать это так искренне, чтобы оставаться ровно на шаг от того, чтобы самому не поверить в эту ложь.

Моим ответом таксист остался доволен. Подал через плечо цветной буклет с экскурсиями, от местечкового агентства и пояснил:

–Там есть ватсап. Скажи, что от Мохамеда. Будет скидка!

Кивнула и спрятала буклет в сумку. Остаток пути мы ехали молча, под заунывные нашиды. Я старалась не вслушиваться в религиозные пения, и на всякий случай следить за дорогой. Впрочем, свернуть не в ту сторону у таксиста шансов просто не было. Дорога от Шарма до Дахаба была прямой, без явных съездов. Зато с табунами верблюдов, прячущимися в тени синайских гор.

В городок мы въехали чуть больше чем через час. Оставив щедрые чаевые таксисту, я вышла около моста Масбата. Мост, казалось, выполнял исключительно функцию фотозоны. Он стоял в конце каменной площадки, напротив куска пляжа, метрах в двадцати от воды. Но, его истинное предназначение раскрывалось во время штормов или высоких приливов, когда море поднималось и заливало все, до чего могло дотянуться.

– Яна! ― окликнул меня мужской голос.

Я обернулась и увидела знакомую фигуру, в потертых джинсах и серой футболке. Его звали Закария. Один из немногих обитателей Египта, с кем я чувствовала себя если не в безопасности, то вполне спокойно. Во-первых, он уже несколько лет работал в группе Петра. Во-вторых, он был тем редким клиентом, с которого мне не пришлось брать двойную оплату за свои услуги.

Три года назад старший сын Закарии заболел. Врачи не могли поставить диагноз. Искали все: инфекции, онкологию, повреждения внутренних органов. Но ни один диагноз не подтверждался, а парень в буквальном смысле таял на глазах. Мать мальчика начала водить в дом чтецов, чтобы те читали ребенку Коран, отгоняя зло. Но ничего не помогало, а сами чтецы один, за одним отказывались возвращаться к мальчику. Все испуганно твердили, что телом мальчика завладел шайтан. Но что с этим шайтаном делать, они не знали. И тогда Петр вспомнил про меня, как про последнюю надежду. Закарийя не был человеком верующим и с опасением относился к любым культам. Вот только когда речь зашла о спасении сына, закрыл глаза на собственные убеждения. И, надо сказать, сделал это вовремя. Потому что болезнь сына спровоцировали не вирусы, а подростковое невежество.

Когда я пришла в спальню мальчика, то обнаружила рядом с телом умирающего подростка ликующую Амат. Забытое современными египтянами существо с пастью крокодила и телом гиппопотама, медленно и со вкусом наказывало своего обидчика. Львиными лапами она разрывала его грудину, пытаясь добраться до сердца, и явно испытывала от этого удовольствие. Оказалось, во время школьной экскурсии в Долину Царей, подростки решили высказаться по поводу внешности древнего существа. Сын Закария отличился больше всех. Подросток, у которого мозг еще не сформировался, а спермограмма уже пришла в норму, с мерзким хохотом рассказал товарищам, как и куда он отымел бы обитательницу Дуата.

И все бы было ничего, если бы это не произошло накануне дня Самайна. Конечно, мусульмане не верили в кельтские предрассудки. Более того, считали эту веру грехом. Но, если мы во что-то не верим, это не означает, что этого нет.

Амат не только все слышала. Она, как и любая на ее месте, была оскорблена до глубины души и жаждала мести. Все мы знаем, на что способна оскорбленная женщина. Но самое сложное было даже не в том, что Амат была в ярости. Проблема была в том, что это существо было олицетворением справедливости древних египтян, и задобрить ее было практически невозможно.

Я потратила трое суток, чтобы выторговать у нее прощение для подростка. В конце концов, она согласилась сохранить ему жизнь. Правда, с условием. На внуков от старшего сына Закария больше не рассчитывал.

– Я рад тебя видеть! ― сказал мужчина на английском, подходя ко мне.

О том, что я говорю на арабском, здесь никто не знал. Вообще, о своих лингвистических способностях я старалась не распространяться. Иногда было полезно знать, о чем говорят люди у тебя за спиной.

– Я тоже рада сюда вернуться, ― улыбнулась и посмотрела в сторону старого экспедиционного джипа. ― Это наш?

– Да, ты голодная? Сальва сделала для тебя фалафель.

Только в этот момент я вспомнила, что не завтракала, а вчерашняя пицца давно растворилась.

– Передай, что она как ангел. Что у вас нового? Петр сказал, это что-то грандиозное?

– У него каждый раз что-то грандиозное. Даже если это просто камень.

– Вряд ли он бы стал меня звать ради камня.

Мы забрались в джип и сели друг напротив друга. В руки мне тут же сунули контейнер с остывшим фалафелем и термос с местным чаем. Я открыла крышку и понюхала. Мужчина улыбнулся. На фоне оливковой кожи и черной щетины зубы казались идеально белыми.

– Там нет мармарии (успокаивающая трава, которую синайские бедуины добавляют в чай). Я помню, что ты ее не любишь.

– Спасибо, ― сделала глоток и почувствовала специфический мятный вкус другой травы ― хабак. ― Так что вы нашли?

– Запечатанные сосуды. Глина. Возраст определить без лаборатории невозможно.

– А вид глины? Техника изготовления?

– Ничего подобного я в наших местах не встречал. Внутри одного из сосудов письмена. Язык нам неизвестен.

– Вы вскрыли артефакты прямо в пустыне?

– Не держи нас за варваров. Он был не запечатан. Или от времени крепления рассыпались. В чем у меня есть сомнения.

– Как интересно. И текст сохранился настолько хорошо, что вы смогли рассмотреть символы?

– И текст, и ткань.

На этом моменте я молча забросила в рот кругляшек фалафеля. Надо же, как интересно: пустыня, сосуды, ткань с письменами.

– Необычно, правда? Я у нас встречал только папирус и глиняные таблички. Но не шелк.

– Уверен, что шелк?

– Нет. Я не специалист. Сама посмотришь. И еще, ― вдруг спохватился Закария, ― сейчас на раскопках находится господин Бейлис. Петр попросил тебя представить как эксперта по керамике.

От такого предложения я чуть не подавилась чаем. Вот в чем в чем, а в керамике я совсем не разбиралась.

– Ладно, ― пришлось откашляться. ― А кто такой этот Бейлис?

– Он финансирует раскопки.

– Я думала, их финансирует университет?

– Частично, ― Закария кивнул, ― но конкретно этот проект UCL неинтересен. Он побочный.

– А Бейлису интересен?

– У богатых свои причуды. И в этот раз он может сорвать солидный куш. На дракона хочешь взглянуть? Он здесь недалеко.

– Не сегодня. Вечером встреча с клиенткой. Не хочу опаздывать.