— Обнимите… Как рукоять меча…
Начав с плавных, неторопливых движений, Виола быстро разобралась с новой наукой, и геллиец почувствовал, что долго так не выдержит — испустит семя на хозяйское одеяло.
— Госпожа… — тихо попросил невольник. — Я близок… к… извержению… Пожалуйста… хватит…
— Не слушай его, — непоколебимо заявил Мэйо, поднимаясь из-за стола. — Если он хоть немного тебе симпатичен, доведи начатое до конца.
Нереус застонал, прикрыв глаза. Он тонул в безбрежном океане наслаждения, жадно глотая воздух…
Геллиец понял, что такое сильное чувство способна подарить только любимая женщина, и с благодарностью обнял Виолу.
— Шире рот, — приказал Мэйо, вынуждая раба принять горькое противоядие. — Глотай всë, до капли.
— Это поможет? — взволнованно спросила девушка.
— Да.
— Ты уверен, Мэйо? Не хочешь пригласить к нему лекаря?
— У деревенского лекаря нет нужных дорогостоящих ингредиентов. Всë, что он способен предложить — кровопускание. Рана неглубокая, по сути — царапина. Затянется быстро. Из-за яда… Дня три будет слабость. Возможно, головокружение. Я бы не советовал верховую езду и тяжёлые нагрузки. Этот парень здоров и силëн, как бык. Ему нужен отдых, вдоволь сна и пищи.
— Ты разрешишь мне остаться с ним до утра?
Нобиль поджал губы:
— Как желаешь. Сейчас он уснëт. Не тормоши его.
— Ты — самый лучший на свете брат! Я люблю тебя, Мэйо. Просто знай это.
Поморец улыбнулся:
— Польщëн. Мило с твоей стороны сказать мне хоть пару добрых слов. Приберусь и лягу на оттоманку.
Он зевнул.
— Если ты не советуешь ему скакать верхом, — девушка невинно взмахнула ресницами, — я могла бы найти местечко в повозке…
— Ладно. Только соблюдай осторожность. Мы наживëм кучу проблем, если ты понесëшь от раба.
— Не беспокойся! Со мной всë будет в порядке.
— Хозяин, — слабым голосом позвал меченосец.
— Не благодари, — фыркнул Мэйо. — Ты снова спас мне жизнь и я это ценю. Доброй ночи.
— Ты тоже… спас мне жизнь… — пробормотал Нереус и провалился в сон.
Прощаясь с семейством Кьяна, Мэйо был непринуждëн и весел. Много шутил. Дарил подарки. Обнимал женщин и подхватывал на руки детей.
Любой сказал бы, что он — милый, общительный молодой человек в прекрасном расположении духа.
Любой, кроме Нереуса.
Геллиец знал, что в сердце хозяина ревëт буря и вздыбливаются свинцовые волны.
А главное — понимал причину этой злости.
И ничего не мог поделать.
Когда Виола забралась в повозку, невольник прижал руки к груди, склонив голову перед черноглазой госпожой.
— Тебе лучше? — спросила девушка.
— Да. Я мог бы поехать верхом, рядом с вашим братом.
— Он приказал отдыхать.
— На него было совершено нападение. Мой долг — находиться с ним рядом.
Виола подалась вперёд и крепко поцеловала лихтийца в губы:
— Ты не похож на других наших рабов.
— Почему?
— Они во всëм стараются угодить, льстят, обсуждают нас за спиной, и при этом — ужасно боятся потерять своë место. Некоторые пытались наговорить на тебя гадости. Но я не поверила. И Мэйо тоже.
— Я никогда не отзывался о вас плохо за глаза.
— Знаю, — Виола снова подарила невольнику поцелуй.
— Госпожа, — вздохнул Нереус. — Сегодня боги милостивы ко мне. Они дали то, о чëм я даже мечтать не смел. Быть рядом с вами — наивысшее счастье. Но…
— Ты просишь отпустить тебя?
— Да.
— Уверен? Мэйо с утра не в лучшем настроении — злой, как морская бестия.
— Надеюсь, что смогу его успокоить.
Девушка погладила щеку геллийца:
— Я приду навестить брата вечером. Надеюсь увидеть тебя в добром здравии.
— Благодарю, — раб прижался губами к еë руке. — Я никогда не позабуду вашу доброту.
Он соскочил с повозки, споткнулся, и, поймав равновесие, побежал вперёд, к восседавшему на Альтане поморцу.
— Хозяин! Господин!
Мэйо глянул сверху презрительно и надменно:
— Явился похвастаться своими подвигами? Быстро ты. Как видно, обошëлся без прелюдий?
В знак абсолютной покорности Нереус поднял над головой скрещенные руки:
— Я не делал того, в чëм ты упрекаешь меня.
— Ври. Ври снова. Как той ночью, в саду.
— Я боялся рассказать правду о чувствах к госпоже. Не хотел нанести тебе обиду. Но клянусь: наша первая и единственная с ней близость была вчера, в твоей постели.
Мэйо скривил губы:
— По-твоему я — дурак?
— Нет, хозяин.
— Может, слепой?
— Нет, хозяин.
— Уходи. Не показывайся мне на глаза, — нобиль резко махнул рукой.
— Одно слово, господин…
— Нет. Пошëл прочь.
— Сестра пожелала навестить тебя сегодня вечером. Это всë.
Нереус отошёл к самому краю дороги. Постоял там, низко свесив голову.
Сердце сжималось от мрачной тоски.
Как можно было так вляпаться? Отказаться от любви ради дружбы и лишиться этой дружбы из-за любви…
Раб поплëлся в хвосте процессии, глядя под ноги и не желая ни с кем разговаривать.
Над ним подшучивали, задевая за больное.
Геллиец слышал ехидные шепотки: мол, хозяйская милость переменчива, как ветер, игрушки быстро надоедают, а всякая скотина должна помнить своë место…
Жара изматывала.
Островитянин сцепил зубы. Он знал, что ещë не на пределе своих возможностей. Старался не обращать внимания на слабость и начавшуюся лихорадку.
В памяти мелькали сцены из прошлого…
Вот он бежит с тяжëлым бревном на плечах, карабкается по насыпи.
Мышцы гудят. Кажется, что от непомерной нагрузки вот-вот остановится сердце.
Но нет — это не предел.
Отжимание на кулаках. Перед наставником. На спине камень. Здоровенный булыжник.
И каждый рывок вверх — суровое испытание силы и воли.
Наставник видит его усердие и старание. Нереус не ждëт похвалы, только одно слово: "Достаточно!"
Но вместо этого слышит: "Положите ещё один, такой же, на поясницу!"
Двойная ноша, от которой прогнулся бы даже конский хребет…
Вверх.
Это не предел!..
На привале лихтиец сел в тень дерева. Прочие рабы сновали взад-вперëд, суетились, торопились поесть и утолить жажду.
Нереус ждал. Надеялся услышать от кого-нибудь: "Эй, геллиец! К хозяину! Быстро!"
Но Мэйо не звал.
Парень горько усмехнулся. Да, Виола права, он не похож на других невольников. Они мечтают свалить свою работу на кого угодно и меньше попадаться нобилям на глаза.
Нереус был согласен исполнить любое поручение, любой приказ — только бы вновь ощутить себя нужным.
Мэйо не звал.
Нервы натянулись так, что непрерывно звенело в ушах.
Привал — дорога — привал — дорога…
Менялся пейзаж.
Угасал послеполуденный зной.
Мэйо на звал.
Вечером процессия остановилась в необычайно красивом месте — у древней Священной рощи.
Нереус лëг на бок, прижавшись плечом к изогнутому корню старой оливы. Забылся лёгкой дремотой, по-прежнему готовый вскочить по первому зову господина.
Как преданный пëс, поднимающий уши, чтобы не пропустить призывный хозяйский свист…
— Геллиец, — Женский голос из полутьмы. — Молодой господин велел тебе явиться.
Что это? Сон или явь?
— Вставай, лентяй! Поживее!
Явь.
Явь!
Руки дрожат, как после сотен отжиманий.
Вверх!
Рывком.
Бежать!
На плечах словно то самое неподъëмное бревно.
Не предел! Быстрее! Ещё быстрее!
Стоявшие у мраморной беседки Мэйо и Виола одновременно повернулись на звук его шагов. Раб припал на колено, уперев кулак в землю.
— Полюбуйся! — громко сказала девушка, указав на невольника. — Он едва держится на ногах!
— Я сделал всë правильно, — огрызнулся поморец.
— По-твоему он похож на здорового? Я говорила, что нужно пригласить лекаря или врача. Твоë упрямство и эгоизм просто невыносимы!
— Я сделал всë правильно.
— Мне казалось, ты начал меняться к лучшему, — сердито произнесла Виола. — Довольно, Мэйо. Не желаю тебя слушать. Научись признавать свои ошибки и отвечать за них.
