По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С.

— Ты должна мне это показать. — Он сверлит меня взором. Его глаза, как и его голос, полны вызова. — Покажи мне, как ты спрашиваешь мертвецов о том, как они умерли.

— Не могу. — Я быстро качаю головой. — Ты не понимаешь. Я сделала это всего один раз, а теперь я словно открыла нечто, чего не должна не была, потому что я не могу это закрыть. — Мой голос становится отчаянным. — Я не могу сделать это снова. Мне показалось, будто я прикоснулась к смерти. Будто это оставило самое темное пятно на моей душе. Клянусь, казалось, что это сократило мою жизнь, казалось, что оно высасывало ее из меня.

Мои мольбы наверняка напрасны, но я все равно пробую.

— Было ощущение, что я натворила нечто противоестественное. В этом есть какая-то энергия, которая просто… такая безрадостная и темная. Я не могу повторить это действо. Просто не могу.

Его глаза становятся все холоднее, а слова подобны колючей проволоке — острые и губительные.

— Ты ожидаешь, что я просто поверю тебе на слово? — он разражается резким, невеселым смехом. — Ты, должно быть, думаешь, что я полнейший дурень на свете.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

БРОНСОН

Она либо самая отличная актриса, которую я когда-либо встречал, либо говорит правду.

Или лучше сказать: она действительно верит в то, что говорит мне правду, пока кормит меня этим дерьмовым оправданием. Мои люди не нашли никаких улик, связывающих ее с Последователям, но это вовсе не значит, что она не работает с ними. Это лишь вопрос времени, когда мы все выясним.

Эти ее зеленые глаза умоляют меня поверить ей, и какая-то дурацкая, предательская часть меня хочет этого.

Почему я трачу на нее время, когда должен работать? Я бы уже давно занимался своими делами, но Abuela попросила меня привезти ее сюда сегодня, чтобы накрыть стол для гаданий. Я не собирался задерживаться и уже собирался уходить, когда заметил Джорджию.

У этой женщины, без сомнения, стальные яйца, особенно если она вновь объявляется здесь.

И теперь, с этими ее оправданиями касательно того, почему она не в состоянии подкрепить свои действия фактами? У меня не времени на этот пиздеж.

Я поднимаюсь со скамейки и наклоняю голову, жестом приглашая ее следовать за мной.

— Идем. — Не дожидаясь ее, я удаляюсь, приготовившись провести ее между палатками, чтобы сократить путь — что угодно, лишь бы вытащить ее отсюда.

Она язвительно бормочет мне вслед:

— Разумеется, Джорджия. Я подожду тебя, так как у меня ноги длиной в километр, а твои нет, потому что это по-джентльменски… ой-й!

Я оборачиваюсь так быстро, отчего она сталкивается со мной. Схватив ее свободной рукой за предплечье, я удерживаю ее, пригвоздив женщину своим взглядом.

— Господи, ты не знаешь меры, да?

Она вызывающе вздергивает подбородок, и эти зеленые глаза вспыхивают возмущением.

— А ты просто не знаешь… уф!

Сменив направление, я почти волоком тащу ее за собой к задней части палаток, установленных вдоль сплошной линии высоких изгородей с большими теневыми деревьями, посаженными между ними. Звуки рынка затихают почти сразу.

Прислонив ее к одному из стволов большого дерева, я ставлю ее сумки на мягкую траву. Положив руки по обе стороны от нее на ствол дерева, я заключаю ее в клетку своим телом.

— Ты похоже не врубаешься, рыжая. Я тут самый главный. — Я приближаю свое лицо к ее личику, в моем голосе сквозит угроза. — Не смей, блядь, мне перечить.

Напряжение между нами накаляется. Она выпячивает подбородок.

— Это создаст проблемы, бандюган. — Она дразнит меня своими словами и тоном. В ее глазах вспыхивает неповиновение. — Я давным-давно узнала о забияках, и не перед кем кланяться я не буду.

Теперь мы стоим почти нос к носу.

— Подумай еще раз, рыжая. — Мой голос мрачен и распирает от гнева. — Ты преклонишься передо мною.

По ее щекам разливается румянец. Ее горячее дыхание обдает мои губы, когда она насмешливо говорит:

— Да? Ну, мы еще посмотрим.

Наши глаза сомкнуты в собственной молчаливой войне, наше дыхание прерывистое, словно мы оба беспокойны.

Я понижаю голос, и угрозу в моем голосе ни с чем не спутать.

— Так или иначе, я добьюсь от тебя правды.

— Я сказала тебе правду. — Она практически выдавливает слова сквозь стиснутые зубы, а ее глаза изрыгают пламя в мою сторону. — Ты просто не хочешь верить моим словам.

Наши взгляды сталкиваются в молчаливой войне, пока черты ее лица не смягчаются. На ее лице появляется намек на поражение и разочарование, и ее голос подражает этому.

— Бронсон…

Будь я проклят, если мой член не твердеет от того, как она произносит мое имя. Предатель сраный.

В ее глазах мелькает нечто напоминающее тоску.

— В моей жизни был только один человек, которому не было насрать на меня. Человек, которого я любила. И клянусь его именем, что я не лгу тебе. — Она облизывает губы, а эти очи практически умоляют поверить ей. — У меня нет причин лгать тебе. У меня нет никакой выгоды от этого. — Ее взгляд опускается к моему рту, прежде чем ускользает в сторону. — И я понимаю, почему ты насторожен, правда понимаю. Однако я не могу… — Дрожь сотрясает ее голос, и она замолкает.

При виде этой женщины, выглядящей такой обеспокоенной, такой потерянной, невидимый кулак сжимает мое горло. Она пробуждает во мне защитные инстинкты, и эти чувства необъяснимы.

— Глянь на меня, рыжая. — Мой голос звучит хрипло. Когда эти бесподобные глаза встречаются с моими, клянусь богом, я ощущаю, как меня охватывает трепет. — Ты в курсе, какое наказание грозит за ложь и подвержение моих людей опасности?

Она судорожно втягивает воздух.

— Я представляю себе какое.

Я наклоняю голову чуть ближе, наши носы почти соприкасаются. Мои слова становятся более ласковыми, более тихими.

— Надо же тебе знать.

Ее глаза мечутся между моими глазами и губами.

— Я понимаю, — шепчет она.

Когда я прижимаюсь к ней всем телом, она чувствует мой твердеющий член, ее глаза расширяются, а рот приоткрывается от резкого вдоха.

— Понимаешь, да? — бормочу я. — Ты осознаешь, что здесь происходит? — я не уверен для кого предназначены эти слова — для нее или для меня. Это странная тяга к ней, которую не отпускает, неописуема. Может быть, если я немного поддамся, я смогу пережить это и выкинуть ее из головы?

Я сгибаю колени и провожу одной рукой под ее бедром, поднимая его вверх. Побуждая ее обхватить мое бедро, я прижимаю член к ее киске. Когда я это делаю, с ее губ срывается прерывистый вздох, и, Господи Боже, она практически опаляет меня через свое хлопковое платье.

— Я-то, блядь, не понимаю, что происходит между нами. — Я захватываю зубами ее нижнюю губу и сильно посасываю. Ее легкое хныканье доводит меня до исступления, и мой член грозит вырваться из джинсов.

Отпустив ее губу, я успокаиваю место укуса языком.

— Позволишь мне попробовать тебя?

У Джорджии перехватывает дыхание, глаза затуманены возбуждением, но все еще хранят следы настороженности и упрямства.

— Как будто ты не намерен взять того, чего желаешь, независимо от ответа.

Мой член подергивается от ее дерзости.

— Этот ротик однажды доставит тебе неприятностей, рыжая.

— Думаешь? Посмотрим…

Я прерываю ее слова, накрывая ее рот своим, и мой язык проникает внутрь, чтобы опробовать ее вкус. И, блядь, как же она хороша на вкус. Джорджия затаивает дыхание. Желание проносится по моим венам, когда она сжимает мою рубашку в своих руках, пытаясь притянуть меня ближе.

Мой член пульсирует у ее киски, и когда я раскачиваюсь ей навстречу, она стонет мне в рот. Я поднимаю ее вторую ногу, закидывая ее на талию, и делаю толчок. Она выгибается, и я разрываю поцелуй лишь для того, чтобы провести губами по ее челюсти и шее.

Когда я скольжу зубами по ее ключице, женщина покачивает бедрами, прижимаясь своей горячей киской к моему члену. Я просовываю руки под платье и провожу ими по задней поверхности ее бедер, наталкиваясь на обнаженные ягодицы, которые разделяют лишь тонкая полоска ткани.