Я едва шепчу, почти не дыша, когда говорю:
— И что потом? Что с ними происходит?
Его взгляд остается прикованным к моему, пустота крепко сжимает меня и высасывает досуха. Словами, ясными как день, но темными как ночь, он говорит:
— Это не моя забота.
Я вырываюсь из гипнотических воспоминаний, как будто мне на голову вылили ведро холодной воды.
— Что?
— Я открываю дверь, призываю их внутрь. Забираю их настоящее, их прошлое. Что происходит за этим — как я уже сказал, не моя забота.
— Забрать их прошлое?
Прежде чем он успевает ответить на это, мои брови хмурятся, спина выпрямляется, когда я сажусь в кресло-качалку. Бабушка, мама, папа… Их лица всплывают на поверхность, преследуя мой разум, хочу я этого или нет.
— Подожди, неужели тебе хотя бы не любопытно? Разве ты не хочешь знать, чем заканчивают люди после всего? Собираются ли они быть в порядке?
— Нет.
— Как… как тебе могло быть все равно?
— Не все равно?
Это так незаметно, что я, возможно, не заметила бы, как сузились его глаза, если бы не была так пристально внимательна. Но это так. Я также не скучаю по тому, как сжимаются его челюсти.
— Ты забываешь, кто я, — тихо говорит он, и опасное гудение слетает с его губ к моим ушам. — Никогда не забывай, кто я такой.
Глава 20
Жжение пронзает мою грудь, заставляя меня вздрогнуть. Я открываю отяжелевшие глаза, но все как в тумане. В поле зрения появляется нечеткая рука, пальцы прижимают что-то белое к моей ране. Я стону, затем наклоняю подбородок, чтобы увидеть рану. Толстый осколок стекла уже удален, кожа зашита грубыми швами. Это ужасное зрелище, но лучше, чем я мог надеяться без надлежащего больничного ухода.
— Там, там, — воркует нежный голос. Напряжение в моем теле спадает, когда я вспоминаю, где я. Сарай. Земля нашего соседа.
— Томми, — бормочу я срывающимся голосом, пытаясь поднять голову.
— Тсс.
Рука направляет меня обратно вниз. Мне удается повернуться, ровно настолько, чтобы увидеть парня, лежащего рядом со мной. Обнаженная талия Томми обернута белой тканью, его глаза закрыты, грудь поднимается и опускается в глубоком сне.
С ним все в порядке.
Мы в порядке.
На данный момент…
Когда я начинаю шевелиться, мне требуется всего три секунды, чтобы вспомнить, что я заснула не одна. Мои глаза распахиваются, тело напрягается, даже когда я медленно осознаю, что его здесь нет. Его не может быть. Его тепло полностью испарилось, неприкрытый холод с улицы проникает через треснувшее окно и слегка обдувает мои волосы. Я резко выпрямляюсь в кровати. Я не могу удержаться, чтобы не оглядеть комнату, на случай, если я ошибаюсь. Но, конечно, это не так.
Он ушел.
Во-первых, ни малейших улик, подтверждающих, что он вообще здесь был.
И все же я чувствую себя… по-другому.
Когда я спускаю ноги с края кровати и встаю, кровь приливает к голове единой мощной волной. Я раскачиваюсь, прижимая руку к матрасу для устойчивости. Мое сердце, что-то не так. В нем нет твердых и своевременных ударов. Вместо этого оно трепещет, как быстрые крылья крошечной колибри в моей груди. Я осторожна, когда иду в ванную, стараясь сохранять равновесие в теле, даже когда мои мысли путаются.
Что-то не так.
Я истощена. Слаба. Я никогда раньше не была на лодке, но представляю, на что похожа морская болезнь. Пытаешься балансировать на корабле, который качается у тебя под ногами.
Я брызгаю холодной водой на лицо, шею, затем поднимаю взгляд. Мое отражение говорит мне, что я выгляжу так же ужасно, как и чувствую себя. Бледная, кожа липкая, глаза с тяжелыми веками, я похожа на привидение.
Тьфу.
Должно быть, я заболеваю. Я никогда не болею. По крайней мере, с тех пор, как я был молода.
С тумбочки доносится звон, заставляющий меня застонать. От одной мысли о том, чтобы идти обратно через комнату в таком состоянии, меня тошнит. Когда пронзительный шум не стихает, я заставляю свои ноги двигаться, шаг за шагом.
— Алло?
— Привет, это я. — У меня и так голова идет кругом, и мне требуется мгновение, чтобы узнать мужской голос.
— Бобби?
— Да. — Наступает пауза, затем его тон смягчается. — Ты в порядке?
— Да, я… — Я поднимаю руку, чтобы потереть виски, когда накатывает очередная волна головокружения. Я не могу подавить свой стон. — Бывало и лучше. Подожди, который сейчас час?
— Без десяти двенадцать.
Срань господня. Я так не спала с первой недели, как приехал сюда. Конечно, я также совершенно забыла, что Бобби приглашает меня сегодня на ланч. При одной мысли о еде мой желудок наказывает меня, мгновенно скручиваясь.
— Черт. Бобби…
— Что тебе нужно? — Он спрашивает без колебаний, и это застает меня врасплох. Теперь есть вопрос, которого я давно от него не слышала. — Тайленол? Моя мама говорит, что грелка на спине всегда помогает. Я могу сбегать в местную…
— Что? О… — Точно, мои предполагаемые судороги прошлой ночью. Я попаду в ад за всю свою ложь. И я знаю как раз того парня, который затащит меня туда. — Нет, дело не в этом. Думаю, я, должно быть, что-то подхватила. Наверное, мне просто нужно отоспаться.
— Послушай, я внизу, в вестибюле…
Мой стон прерывает его.
— Мне так жаль, Бобби. Я должна была позвонить…
— Господи, ты можешь перестать перебивать меня хоть на секунду? — Я слышу веселье в его голосе и киваю, хотя он не может меня видеть. — Спасибо. Теперь тащи свою задницу обратно в постель. Я собираюсь найти кое-какие вещи для тебя, хорошо? Я поднимусь примерно через пятнадцать минут.
У меня такое чувство, что ноги вот-вот подогнутся. Я плюхаюсь на кровать с глубоким вздохом, телефон все еще прижат к уху. Как бы чудесно ни звучало, что о тебе заботятся прямо сейчас, запирать Бобби со мной в моей комнате — плохая идея по слишком многим причинам, чтобы сосчитать.
— Нет, ты действительно не обязан этого делать. Со мной все будет в порядке. Просто дай мне несколько часов поспать, и я позвоню тебе позже, чтобы перенести встречу.
Низкий, раздраженный вздох доносится с другого конца телефона, но тон Бобби нежен, когда он говорит.
— Ты больна, Лу, а я стою в твоем вестибюле, чтобы убить час. Это не сложный выбор, хорошо?
Я молчу, моя кожа становится все более липкой с каждой секундой. В горле пересохло, но мысль о том, чтобы встать и взять бутылку воды, изматывает.
— Лу… — Теперь он еще тише, дрожь в его голосе говорит о том, что он отчаянно хочет, чтобы я поняла. — Как я когда-нибудь смогу загладить все свои обиды, если ты не впускаешь меня, когда это важно?
Я делаю долгий, глубокий вдох. Это напоминает мне о том вечере, когда он пригласил меня на ужин, когда он сказал нечто подобное. Возможно, он все еще испытывает ко мне чувства, которые я потеряла из-за него, но он также просто парень, пытающийся все исправить и наладить свою жизнь.
— Хорошо.
Это выходит как шепот, частично потому, что я не знаю, правильный ли это выбор, а частично потому, что я слишком опустошена, чтобы справиться с чем-то еще.
Бобби сдержал свое слово, проведя больше получаса у моей постели. Прохладная влажная салфетка на моем лбу, стакан свежей воды у моих губ, термометр в его руке и успокаивающий аромат куриного супа с лапшой, наполняющий мои ноздри. Он даже дает мне жаропонижающее, когда приходит время ему уходить.
Поднимая компрес, чтобы прикоснуться ладонью к моему лбу, он бормочет:
