Прикосновение смерти (ЛП) - Мартин Т. Л.

— Был обязан мне жизнью? П — почему ты должен мне что-то?

Он глубоко вздыхает, как будто устал, и проводит рукой по лицу.

— Я спрашивал себя о том же самом, черт возьми.

Ни один из нас не произносит ни слова в течение долгой, томительной минуты. Я не знаю, что сказать. Он узнал меня? Он был у меня в долгу? Как это возможно? Еще больше меня удивляет осознание того, что Смерть вообще заботилась бы о таких вещах. Может быть, я слишком субъективна, но даже если бы это было правдой — если бы он действительно был мне чем-то обязан — я бы не отнеслась к человеку с его титулом или поведением как к типу людей, которые с готовностью отвечают взаимностью.

Он все еще погружен в свои мысли, когда откидывается на спинку дивана, вытягивая перед собой свои длинные ноги. Его туфли почти касаются моих босых ступней.

— Я сам вляпался в эту историю, — бормочет он, хотя это больше похоже на стон. — Мы оба. Той ночью я переступил черту. Сделал то, чего не делают никогда. Теперь вселенная запуталась, пересекая все больше линий, которые не должны пересекаться. Стирая их полностью. Стирая тебя и меня вместе.

Его слова поразили меня с удивительной силой. Я никогда не задумывалась о том, чем могла обернуться для него та ночь. Последствия такого поступка. Как это влияет на него, на его мир, на все, что он знает. На все, частью чего он является. Это как оборвавшаяся нить, которая медленно распутывается и забирает с собой все, что он знает.

— И это… так все это началось? — Шепчу я. — В тот первый раз, в моей ванной, я услышала тебя. Во второй раз я почувствовал тебя, когда ты прикоснулся ко мне. — Он сглатывает при упоминании об этом моменте, и это действие привлекает мой взгляд к его горлу. — И теперь, как правило, я могу видеть тебя.

В его голосе слышатся жесткие нотки.

— Вначале мне не хватило самообладания, чтобы полностью перейти. Я был и здесь, и в твоем мире, и в моем.

— Твой мир, — быстро говорю я, вспоминая, что случилось с моей рукой. — Думаю, я почувствовал это…

— Откуда я родом, — рычит он, сильная реакция застает меня врасплох, — это не то место, которое ты когда-либо узнаешь. Ты понимаешь?

Я проглатываю комок в горле. Он выглядит невероятно угрожающим для человека, развалившегося на диване для двоих.

— Ты узнаешь все обо мне и моем мире из первых рук. Это имеет смысл только в том, что я хотела бы узнать немного о твоем. О человеке, который застрял со мной в моей комнате. Я должна узнать кое-что о тебе, не так ли? Каково это — быть тобой?

При этих словах он переводит взгляд на окно, позволяя тишине сгуститься. Когда он отвечает, становится тихо. Тихо и опасно.

— Ты не должна задавать вопросы, на которые на самом деле не хочешь получать ответы.

— Что заставляет тебя думать, что ты знаешь, чего я хочу, а чего нет?

Его бровь выгибается, и он наклоняется вперед. Ближе. И еще ближе. В его движениях есть что-то пугающее, какими бы незаметными они ни были. Вызов. Он не останавливается, пока наши лица не оказываются в нескольких дюймах друг от друга. От его близости меня обдает жаром с головы до ног. Вот тебе и все, что я могу контролировать.

— Ты хочешь знать, каково это — быть мной? Каково это — украсть душу человека? — бормочет он. Черный цвет в его глазах на мгновение смешивается с серым, как злое пламя, пока все, что осталось, — это холодная, темная пустота, смотрящая на меня. Когда я не отвечаю, он продолжает: — Наблюдать, как умирают люди, каждую секунду, пока я нахожусь в своем мире. Видеть их страх, когда они смотрят на меня, когда они чувствуют мой зов. В этот момент они понимают, что сделают все, все, что я им прикажу. Это, — медленно произносит он, — то, чего ты хочешь от меня?

Мой пульс учащается, грудь поднимается и опускается. Он так близко, что наше неровное дыхание переплетается.

На мгновение я замолкаю, застыв на месте от его слов, его взгляда, его сущности.

— Да, — наконец шепчу я в ответ, — это то, чего я хочу. — Его взгляд опускается на мои губы, следя за каждым движением, пока я говорю. — Я хочу узнать человека, с которым вселенная меня так запутала. Я хочу знать, кто сидит передо мной. Это означает все, хорошее и плохое.

Его глаза закрываются, и он делает глубокий вдох. Когда они открываются снова, они холоднее, чем когда-либо.

— И вот тут ты будешь разочарована, Лу. В Смерти нет ничего хорошего.

Медленно он отступает от меня, пока не оказывается прижатым к дивану. Он поворачивает голову так, что оказывается лицом к окну слева от себя.

— Может быть, не в смерти, — нерешительно отвечаю я, — но в тебе есть что-то хорошее.

Он не двигается, не вздрагивает. Это не указывает на то, что он вообще меня услышал. Тем не менее, я продолжаю:

— Я знаю, что есть, потому что я это видела. Чтобы спасти человеческую жизнь, нужно добро. И требуется самоотверженность, чтобы сделать это, когда ты знаешь, что не должен. Когда ты не знаешь, каков будет результат для тебя. Та ночь… это был самый страшный момент в моей жизни. Я действительно думала, что это все, что я никогда больше не проснусь, чтобы увидеть солнце.

Наконец, он поворачивает голову ровно настолько, чтобы посмотреть на меня. И я имею в виду, действительно смотрит на меня. Его глаза свободно блуждают, задерживаясь на каждой части тела, к которой прикасаются. Они обжигают мои глаза, согревают шею, проникают в губы. Я не могу сказать, о чем он думает, но я получаю странное утешение, видя, что зеленый отблеск снова вернулся. — В любом случае, я не представляла, чего это может тебе стоить. Просто — спасибо тебе.

Его молчание мучает меня самым странным образом.

— Скажи что-нибудь, — мысленно умоляю я. — Что угодно.

— Среди вас есть еще кто-нибудь? — Я спрашиваю. Это отчаянная, неуклюжая попытка заполнить пустоту, и это срабатывает — мой голос возвращает его глаза к моим, удерживая его взгляд там. К сожалению, это уносит с собой зелень, завитки черно-серого поглощают любой намек на тепло и заменяют его взгляд этим смертоносным черным льдом.

— Да.

Он встает так грациозно, что не издает ни звука, и отстраняется, пока не доходит до окна. На этот раз он не поворачивается ко мне спиной. Вместо этого он небрежно прислоняется боком к стене, что выглядит почти неестественно для его крепкого телосложения.

— Они такие же, как ты?

— Наши пути никогда не пересекались.

— Так откуда ты знаешь, что они существуют?

Одна темная бровь изогнута.

— Смерть — это бесконечная игра. Требуется больше, чем один человек, чтобы соответствовать требованиям.

Холодный, жесткий озноб пробегает по моему позвоночнику. Я вспоминаю ту ночь, когда я умерла. Когда я впервые увидела его. Это так прочно засело в моем сознании, что я помню каждую деталь, как будто я все еще там. Приближаюсь, плыву, неуклонно сокращая пропасть иссиня-черной воды между нами. Границы его крупного тела размыты, почти достаточно убедительны, чтобы быть сном.

— И что— что именно ты делаешь? Когда кто-то умирает?

Если бы голоса имели цвета, его были бы пепельно-черными, дымчатыми остатками всего, что было потеряно.

— Я собираю их.

Я чувствую, как моя жизнь уходит с каждой секундой, отсоединяя меня от моего замерзшего сердца. Что-то дергает меня, зовет по имени. Магнетическая сила, пытающаяся оторвать меня от моего тела.

Мое сердце колотится в груди, глухой стук отдается в ушах.

— Они всегда приходят к тебе?

Чем ближе он подходит, тем сильнее притяжение.

То, как он смотрит на меня, как будто он видит образы, разыгрывающиеся в моей голове. Он прямо там, со мной, в этом ледяном озере, вспышки молний бьют над водой.

Он знает так же хорошо, как и я, что я чувствовала той ночью — что я уже знаю ответ на свой вопрос.

И я знаю, что последую за ним куда угодно.

Он все равно отвечает.

— Всегда.

Он слишком силен, я — крошечное облачко дыма, поднимающееся к каменной стене.