Любовь на руинах (СИ) - Иванова Ксюша

Шестеро ребят остались на той проклятой станции метро! Я винил себя. Не имел права расслабляться — чужое место, странные люди. Снаружи охраны было достаточно. Но я, занятый мыслями о девушке, которая теоретически могла быть шпионкой, отправленной Звонцовым втереться в доверие ко мне или Слепому, не подумал даже о том, что опасность придет изнутри — по рельсам с других станций метро!

Когда я проснулся там в тесной комнатухе рядом с Таисией (а ведь даже имени ее тогда не знал!), то несколько минут просто лежал, прислушиваясь к тихому дыханию девушки, примостившейся на моей груди. Ее волосы разметались по моим плечам, по подушке. Знал, чувствовал, что нужно идти. Интуиция — весьма полезная вещь, и она не раз спасала мне жизнь.

Но девушка, закинувшая на меня ногу, так доверчиво прижималась к телу, так горячо дышала, щекоча кожу, что я не мог себя заставить встать и уйти. Более того, как ненормальный, глубоко вдыхал запах ее волос.

А когда её рука, расположившаяся так невероятно близко от моего еще во сне ставшего каменным, члена, вдруг абсолютно осознанно проползла вверх, касаясь моей кожи, я подумал, что, скорее всего, она уже не спит. Соблазняет меня? Хочет усыпить бдительность? А может, именно таким способом решила добиться своей цели — отправиться с нами в Питер?

Эти отрезвляющие мысли должны были успокоить меня, уменьшить возбуждение, но удивительным образом оно только росло. Ну что же, девочка, хочешь поиграть? Давай поиграем!

— Ни в чем себе не отказывай, милая! — прошептал ей в затылок неожиданно хриплым голосом. Только в противовес своим предыдущим действиям, она взвилась на постели, явно собираясь удрать. Не-е-ет, дорогая, так с мужчинами не поступают! Схватил уже возле кровати, дернул на себя, моментально переворачиваясь, и падая сверху.

В тот самый момент, когда я впился губами в ее губы, задыхаясь от страсти, в дверь постучали. Не слышал даже, как тот, кто стучал, к двери подходил! Совсем разум потерял!

— Генерал! На нас напали! Скорее!

Вскочил и, на ходу хватая свое оружие, прямо так, как был — босой и по пояс голый, бросился за дверь. Давида, позвавшего меня, уже за дверью не было.

Я помчался к выходу из подземелья метро, по пути сделав вывод, что звуки сражения раздаются с перрона и понимая, наконец, всю глубину своей ошибки.

Судя по какафонии криков, стонов и выстрелов, нападавших было много. Аккуратно выглянул из-за колонны — шальную пулю схлопопать было проще простого! Попытался оценить обстановку. В центре за перевернутым столом сидели прямо на земле Ярослав и Степка. По обе стороны от перрона — остальные мои бойцы. Не все, конечно, похоже дозорные так на улице и остались. Неужели с двух сторон нападают?

А со стороны железнодорожных путей лезли и лезли на перрон черные фигуры с автоматами в руках.

Сбоку, неподалеку от укрытия Яра, все еще горел очаг, на котором местные женщины вечером готовили нам ужин. Но не только он освещал помещение. Из-за моей спины от входа на станцию уже проникал серый утренний свет. Рассвет! Утро уже!

Нужно было понять, сможем ли мы отступить через выход из метро. А отступать придется — не жалея солдат, кто-то, невидимый из темноты тоннеля, посылал на верную смерть все новые и новые силы. И ведь понимал этот командир, что у моих парней позиция выгодная — весь перрон, как на ладони! Но с другой стороны, понимал он и то, что патроны у нас скоро закончатся.

Мне бы послать кого-то наверх, но позвать одного из них, означало — заставить его покинуть позицию — открыться, да и ослабить остальных. Поэтому рванул сам. Вслед неслись пули, поэтому я старался петлять, хотя понимал, что являюсь хорошей мишенью — меня освещал уличный свет.

Сверху тоже доносились звуки стрельбы, правда, гораздо менее интенсивные, чем внутри. Надеясь на фактор неожиданности, либо зная, что в подземке я не выставил охрану, основную группу бойцов отправили по линии метро. Снаружи — просто для испуга, чтобы мы так просто не сбежали.

Димон с Лехой Стрелком командовали здесь. С вышки отстреливался молодой парень по имени Тимур, один из команды снайперов, которых я тренировал лично. Он, попадая, каждый раз, издавал громкий крик восторга — молодой, не разучился радоваться таким, в сущности ставшим для нас обыденными, вещам!

— Генерал! — прокричал, стараясь перекрыть страшный грохот выстрелов и крики атакующих, Стрелок, обращаясь так по давно заведенному обычаю, хотя службу в армии я закончил в звании майора, и не факт, что к этому моменту смог бы стать генералом. — Генерал, что там внутри?

— Херово там! Уходить нужно! Сможем пробиться здесь?

— Пробьемся! Должны! А до поезда далеко идти?

— Километра два по пересеченке!

Я залез на чурбак, поставленный кем-то из бойцов у забора, перед окошком, прикрытым металлической заслонкой, чуть приоткрыл и на секунду выглянул. Тут же рядом в забор загрохотали пули, но я успел оценить примерное количество и укрытия нападающих. Их здесь, действительно, было не так уж и много. Решил все же удостовериться в своих наблюдениях, спросил у Лехи:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Сколько?

— Человек двадцать от силы — и то, сначала столько в атаку шло! Тимур троих точно снял!

— Что с патронами?

— Мало. Стараемся без толку не стрелять!

Нужно идти сейчас, пока ещё есть, чем отбиваться!

— Я вниз! Будем отступать. Вы тут пока постарайтесь расчистить!

Ни Димон, ни Леха мне не ответили, осторожно выглядывали в окошки-бойницы, но я был уверен, что меня услышали и поняли. Взять с собой на помощь тем, кто был внутри станции было просто некого, поэтому бросился туда сам. Навстречу мне, вдоль стены, придерживая закутанного в плащ Пророка, осторожно поднималась девчонка, стараясь собой прикрыть ковыляющего, держась рукой за стену, мужчину. Но если в меня стреляли, когда поднимался наверх, то сейчас разве что шальные пули долетали сюда. Тем не менее, на меня произвела впечатление та забота и преданность, с которой она обнимала своего покровителя за талию.

Я пронесся мимо них, не сказав ни слова, — правильно, пусть идут наверх. Пробежав вниз по ступенькам, потом по коридору, выбрался на перрон. Стрелять пришлось уже на бегу — мои ребята пытались отступать, волоча за собой раненых. Последних было много. На перрон лезли новые враги — сколько их там?

— Ребята, поднимаемся наверх, быстро!

Я наклонился над Маратом, которого тащил по полу Степка и приложил пальцы к шее. Пульса не было.

— Оставь его. Он мёртв.

Но молодой снайпер в пылу сражения вцепился мертвой хваткой в безжизненное тело и повторял, повторял что-то, как заведенный. Я склонился и расслышал:

— Своих нельзя бросать.

Оторвал его руки от Марата, которому было уже не помочь.

— Степан, слушай мой приказ, отступаем наверх, — и повторил, прокричал для всех. — Отступаем! Наверх! Яр, Серый, Беркут, прикрывайте!

Из коридора сбоку, оттуда, где располагались комнаты, в которых мы ночевали, вдруг выбежали трое мужиков. Я успел разглядеть на плече первого из них огнемет. Выжечь нас решили! Поднял автомат, до последнего не веря, хотя и понимая уже, что всё… нет патронов больше!

Успел заметить, бросившись к суке с огнеметом, что те, на перроне, прекратили лезть, знают, что прожаривать помещение из коридора сейчас будут! И прежде чем струя огня превратила бы нас всех в факелы, я успел сгруппироваться и несколько раз перекувыркнувшись по полу, врезаться всем телом в огнеметчика.

42

Ярослав.

— Все в порядке, мой хороший, не волнуйся, все наладится, все будет хорошо, верь мне, я никогда не вру и никогда не ошибаюсь, — ласковый шепот, нежные поглаживания, тихий женский голос и море боли… руки, нога, лицо. Таков был замкнутый круг моей жизни в течение недели. Но человек ко всему привыкает. Даже к боли. А может, просто она стала утихать? Но тогда пришли воспоминания, от которых тоже было больно.