Джейкоб ёжится.
— Очень вдохновляющая речь.
Лара же качает головой.
— Я ещё не встречала тех, кто мог бы вечно опережать Смерть. Да и тех, кто действительно бы этого хотел.
Она кладёт руки на мои плечи.
— Так что да, Смерть придёт за нами вновь, так или иначе. Мы не можем жить в страхе перед ней — ведь это и не жизнь вовсе.
Глава двадцать седьмая
Когда мы заходим обратно в кафе, тарелки уже убраны, счёт оплачен. Все собираются уходить. Дженна и Адан прощаются.
Адан треплет меня по макушке, уголки его губ приподнимаются в непривычной улыбке. Дженна отстёгивает одну из множества цепочек на шее и протягивает мне. На одном из концов висит крошечный серебряный череп.
— На память о Новом Орлеане, — говорит она. Как будто произошедшее со мной здесь можно забыть.
Они машут на прощание, желая нам удачи, и уходят в сторону площади.
Филиппа радостно оглядывается.
— Какие планы на сегодня? У нас ещё куча времени.
Лара прочищает горло.
— Тётя Филли, — с нажимом произносит она, — у меня же самолёт сегодня, ты не забыла?
— Ах да… — Филиппа бросает взгляд на запястье, как будто там часы. — Родители, самолёт, конечно. Нам уже пора.
Она чуть повышает интонацию в конце, из-за чего предложение звучит вопросительно.
Лара вздыхает.
— Да, кажется, нам пора.
— Хорошо, тогда пойду подгоню катафалк.
Мама с папой напрягаются. У них определённо есть вопросы к её последней фразе, но они решают их не озвучивать.
— Простите, что не дали вам вдоволь наобщаться с племянницей, — говорит мама.
Филиппа удивляется.
— Племянницей?
Лара крепко сжимает ладонь Филиппы.
— А, да, точно, ну, у меня ещё будет время. Уверена, она ещё не раз сюда вернётся, теперь, когда она стала членом…
Лара кашляет, Лукас пронзает Филиппу взглядом, и та запоздало спохватывается, что едва не раскрыла факт существования тайного общества двум исследователям паранормальных явлений.
Поэтому она быстро исправляется.
— Теперь, когда она знает, что здесь ей всегда рады.
Лукас шумно выдыхает.
Лара разворачивается ко мне.
— Ну вот, Кэссиди, — начинает она, и я готова поклясться, что её глаза чуточку повлажнели, — похоже, что мы ещё нескоро…
Обхватываю её обеими руками.
Лара чуть пошатывается от моего неожиданного порыва обняться.
Джейкоб присоединяется к нам, и Лара со стоном бормочет:
— Отвянь, призрак.
Но слишком тихо, чтобы кто-либо ещё услышал.
— Береги себя, — говорю я.
— Не делай глупостей, — отвечает она.
А затем впивает взгляд в Джейкоба.
— И постарайтесь держаться подальше от неприятностей.
Я не успеваю приготовиться к её уходу, но вот уже её безупречная чёрная коса и ярко-красный рюкзак исчезают в толпе.
Я смотрю ей вслед, гадая, пересекутся ли наши пути вновь, сколько времени пройдёт, прежде чем…
Мой телефон пиликает, я достаю его и вижу сообщение.
Лара: Пятьдесят четвёртое правило дружбы: оставайся на связи.
Улыбаюсь и пишу в ответ.
Я: Я тоже буду по тебе скучать.
Мама с папой решают воспользоваться уборной, а мы с Лукасом сидим молча, пока Джейкоб безуспешно пытается смахнуть сахар на стол.
Как вдруг историк Общества резко выпрямляется.
— Чуть было не забыл, — произносит он, потянувшись к своему карману. — Рене хотела передать тебе это. — Он протягивает мне визитку с чёрным рисунком на чёрном фоне. Мне удаётся разглядеть только эмблему Общества на свету. — На случай неприятностей.
Он тянется к другому карману.
— И Майкл ещё передал вот это, — говорит он, вручая мне белый бархатный мешочек. Внутри постукивают бусины.
— На случай неприятностей, — повторяет он. Я высыпаю бусины на ладони и вижу, что на каждой нарисованы чёрные, синие и белые круги — глаза от сглаза.
— А это, — продолжает он, доставая маленькую коробочку, — от меня.
Открываю её. Внутри крепкий кожаный шнурок с отполированным до блеска зеркальцем на конце.
— Это идеальный подарок, — говорю я, уже надевая подвеску на шею, и прячу зеркало под футболку. Как только оно касается моей кожи, я чувствую себя лучше. Как будто балансировала на одной ноге, а теперь стою твёрдо на двоих. — Спасибо, Лукас!
Родители возвращаются к столику.
— А что насчёт вас, профессор Дюмон? — спрашивает мама. — Вы нас тоже покидаете?
Лукас улыбается и поднимается на ноги. На нём ни следа сахарной пудры.
— Боюсь, что так.
Он пожимает руку мамы, папы и затем мою, после чего уходит в сторону «Нити и Кости».
Мы с мамой, папой и Джейкобом пересекаем Джексон-сквер, проходя мимо музыкантов с открытыми чехлами, продавцов с амулетами, женщины, окрашенной в белую краску и стоящей неподвижно, как статуя, и…
— Не желаете ли узнать свою судьбу?
Разворачиваюсь и вижу мужчину со складным столиком. Стопка карт таро рубашками кверху лежит на нём.
— Первое гадание бесплатно, — добавляет он.
Совру, если скажу, что мне нисколечко не стало любопытно, что пальцы не потянулись сами к картам так же, как обычно к Вуали, что не почувствовала этой знакомой смеси страха и желания узнать, что ждёт меня по ту сторону.
Но невозможно предсказать, что уготовано нам в будущем. А даже если бы было возможно, то я бы не хотела знать.
— Нет, спасибо, — отвечаю я, качая головой.
Родители оглядываются, потеряв меня, но я тут же их догоняю. Мы возобновляем шаг вместе: папа, мама, я и призрак.
Папа держит меня за руку, мама обнимает меня одной рукой за плечи, Джейкоб бежит вперёд, лавируя между туристами.
Французский квартал впереди кажется ярким и суматошным, полным громкой музыки и смеха, местом, где смешиваются наш мир и Вуаль, живые и мёртвые. Я знаю, что будущее не определено и что Смерть придёт за всеми.
Но пока я иду то под знойным летним солнцем, то по небольшим участкам тени, я чувствую небывалую лёгкость. Кто знает, что ждёт нас за Вуалью.
Прямо сейчас я просто рада быть живой.
[1] Стихи Эмили Дикинсон в переводе Ивана Лихачёва
