Невольница для зверя, или Попаданский кодекс мести (СИ) - Мар Диа

— Это просто какой-то капитан очевидность писал, — выкрикивает, в конце концов, архивариус, и я, оторвавшись от книг, подхожу ближе. — Действительно, дар — это заслуга крови! Магический дар всегда передается по наследству, как ни крути!

— А бывают ли исключения? — молвит Элен, и я вижу, как бледность накатывает на ее лицо.

— Нет, — отрезает парень. — Любой дар по крови.

— И что тогда имелось в виду? — спрашиваю у парня, а сам на Элен смотрю. Любуюсь, как она смущенно кусает губу и маленькими глотками пьет чай.

Евжин дожевывает булку и со скучным видом уходит в сторону картотек населения.

— Спросите у себя — что не имелось. Здесь нет подтекста и быть не может, — бубнит архиватор. — А вот эта карта, — он рассматривает наскоро перерисованную на бумагу гравировку с коробки Вольпия, — уже интереснее!

— Где-то такое выдели? — интересуюсь, осторожно подходя ближе. Стараюсь не думать о губах Элен, а всмотреться в карту. Пытаюсь не слышать ее запах, но он заползает в ноздри и меняет зрение на волчье. Та-а-ак, надо воды попить и проветрится.

— Ну, здесь же и так все очевидно, — парень водит пальцем по карте. — Цифры — это последовательность действий, а знаки рядом с ними — точки икс. Все начинается у какого-то завода. Видите шестеренку?

— А заканчивается?

Архивариус смотрит на карту и знаки, отображенные на ней.

— Холм. Какой-то холм.

— Это многое объясняет, — прищуриваюсь. — Холм же в округе один, остальные — так, горки для санок.

— Видите молнию над холмом, — парень показывает на значок. — И камень. Видно, там сосредоточена специфическая магическая сила. Возможно, ключ для особого таланта.

Элен разрумянилась, голубые глаза горят интересом, а я не вижу никаких молний и холмов на карте, кроме ее пальцев, что скользят по бумаге, и губ, что раскраснелись от моих ночных поцелуев и горячего чая. Я готов вытолкать обоих парней и…

Девушка однозначно раздразнила мой аппетит, да так, что я едва сдерживаюсь. Отхожу к полкам, находящимся в тени, и делаю вид, что задумался.

— А место можно, — прочищаю охрипшее горло, откашливаясь в кулак, — узнать поточнее? Какие там еще опознавательные знаки? Борис, думаете, этот холм во Владимирграде? Или в Московии?

— Полагаю, что не так все просто, — Борис ведет пальцем от первого пункта к четвертому. — Каждая загадка для чего-то нужна и имеет смысл. Подсказка на одном из пунктов.

— То есть перепрыгнуть не получится? — когда жар чуть стихает, стараюсь не цеплять Элен взглядом, а вникнуть в беседу. — Каждый пункт последовательный, правильно?

— Здесь стрелки и номера, — комментирует Элен. — Двойное указание на последовательность. Чтобы точно не ошиблись, наверное.

— Правильно мыслите, раммона, — говорит Борис и расплывается в такой улыбке, что жар ревности начинает танцевать в животе.

Правило № 39. Не верь в сказки

— Евжин, что ты там бродишь? — рявкаю, когда за спиной что-то падает. Рыжая голова парня выглядывает из-за полок.

— Простите, я случайно. Здесь есть родословная Вольпия… Но она неполная, будто кто-то вырвал страницы.

— Дай-ка взглянуть, — я вырываю у него большой том, и клочки желтой бумаги взмывают в воздух.

Борис шипит что-то невнятное и перехватывает талмуд.

— Да мало ли, что скрывал Сказочник. Он с причудами. Поговаривают, что жена у него погибла, и он после этого с ума сошел. А вообще это было очень давно, переврали сто раз, да и даты смерти нет — он, скорее всего, давно уже в мир неживых ушел. Вы откройте любой учебник истории, — архиватор быстро перемещается по ряду и ловко находит еще одну книгу. — Здесь же о Сказочнике три абзаца. Вот, — ведет пальцем по тексту, — Мастер иллюзий, взломщик пространства и механик душ. Глупость, правда? Да и винными заводами точно какой-нибудь жирный наследник руководит. Такие средства не валяются на дороге без дела.

— То есть, — перехватывает Элен, — Вы ни разу не видели Вольпия?

— Нет, — обрывает Борис. — Я думаю, Контора уже давно его поработила, если на тот свет еще не отправила.

Хмыкает, ехидно улыбается, и добавляет:

— Покажите мне человека, кто видел Сказочника. В здравом уме.

— Мы похожи на сумасшедших? — спрашивает Элен, и в ее голосе прорезается тревога. А мое сердце камнем падает в пятки. Зачем? Зачем она это сказала? Теперь не оберешься проблем.

Борис встряхивает головой и хмурится.

— Вы встречались с Вольпием?

Я выступаю вперед и перекрываю собой Элен.

— Раммона имела в виду, что ее семья, одна из самых влиятельных в Московии, все еще верит, что Сказочник существует и живет среди нас. Знаете, как там в элитных школах учат?

— Я думаю, что Сказочник — это часть фольклора, которая скоро себя изживет, — Борис смеется и машет рукой. — Субъединица, созданная для контроля над стадом. Чтобы было, кого бояться.

— И почему же его боятся? — спрашивает Элен.

Он непонимающе смотрит на нее, а потом разражается хохотом. Смеется так, что полки с книгами трясутся, и пыль ореолом вьется в воздухе вокруг его головы.

— Ну вы даете, раммона! Вас что, не пугали в детстве? Или у костра со сверстниками песен не пели? У вас раммонов, видно, мир другой какой-то. Сказочник в детских страшилках тащит непослушных ребят в другие миры: где знакомые люди становятся чужими, а прежние жизненные устои — непонятными. У меня даже любимая пугалка была: про то, как мальчик не уступил в поезде место старику, а старик Сказочником оказался. И проснулся мальчик на следующий день в детском приюте, где было много бездомных и голодных детей. Московия звалась Москвой, и все в городе оказалось совсем иным. Повозки там, например, ездили на какой-то жидкости, которую можно поджечь, извлекая из нее энергию! И дома были башнями под самое небо. И однажды в городе мальчик встретил маму, которая его знать не знала, в глаза не видела и вообще оказалась совершенно другим человеком.

Я вижу, как Элен бледнеет и отступает ко мне. Ловлю ее за локоть.

— Все хорошо, — успокаиваю. — Это просто сказка! Может, на воздух выйдешь — ты побледнела.

— Кто написал эту книгу? — шепчет она и хватает Бориса за рукав. А у меня все внутри от ревности переворачивается. — И как она называется?

— Ну, имени автора не вспомню уже, он неизвестный, — Борис чешет подбородок. — Кроме этой книги у него ничего и не издавалось, вроде. А называлась история «Где найти Сказочника?»

— Покажите эту книгу!

Архиватор чешет затылок и крутит губами, а потом кивает и убегает в другой конец стеллажей, где долго шуршит ботинками и перекладывает книги. Смешной такой, но все равно не хочу, чтобы подходил к моей женщине. По-хозяйски тяну ее на себя и переплетаю наши пальцы. Элен наклоняется и, краснея, говорит на ушко:

— Мне нужно выйти. Ты не знаешь, где здесь туалет?

— Я знаю, — оживляется Евжин и отрывается от чашки с чаем, который наверняка уже остыл. — И проведу, — мнется, — мне тоже нужно.

Хочу возразить, что сам могу, но Борис идет назад и несет перед собой большую и красочную книгу. А вдруг там есть ответы на наши вопросы? На несколько минут могу же я дать девушке свободу?

Сердце жмет, когда Евжин и Элен идут к выходу. Странное предчувствие взрывает голову, и я зажимаю виски пальцами. Нет. Я просто накрутил себя. Все будет хорошо! Что же мне, и по отхожим местам теперь за Элен ходить?! Разве я безумец?

— Антон Давыдофф, — кричит Борис, протягивая мне книгу. — Вот кто автор!

Поворачиваю к себе ветхие листы:

«— Мама! — кричал Тенька и дергал ее за одежду. — Я нашел тебя! — растирал слезы и грязь по лицу и тянул к ней худые руки.

— Мальчик, ты обознался, — она улыбнулась и потрепала его за щеку. — Потерялся?

Он бросился в ее объятия и долго дрожал от январского холода, но женщина оторвала его от себя и, мягко улыбнувшись, исчезла в толпе».

Я переворачиваю несколько страниц. Идет красочное описание Москвы — города моей Элен. Необычайной и другой, совсем не похожей на наполненную паром Московию.