Запретный плод для нимфы, или Нимфы против Нагов (СИ) - Шевцова Наталья

— Каро, все, закончилось благополучно, — прошелестел мне на ухо Юз. — Ему хоть и тяжело это далось, но он молодец, справился! — похвалил Эрика дух. — Значит, будет жить…

— И что теперь? — поинтересовалась я у духа, так как сама я мало, что знала о нагах и особенностях их превращения.

— Если все и дальше пойдет хорошо, а обычно проблем возникает, то он с полчасика полежит пластом, а потом перекинется назад и будет как новенький! — тоном опытного эксперта по нагам просветил меня дух.

— А почему он выбрал ипостась нага, а не дракона, чтобы исцелиться? — спросила я первое, что пришло мне в голову, просто для того, чтобы поддержать беседу. Но уже в середине фразы, я поняла, что задала, в общем-то, глупейший вопрос. И я уже даже шею в плечи втянула, ожидая насмешливой отповеди…, но Юз, на мое счастье, настолько глубоко проникся амплуа добродушного профессора, что даже вместо чего-то вроде: «Ну, ты и тупица, Каро!», он не только ответил с явным удовольствием, но еще и предоставил исчерпывающую информацию: — Эрик не смог бы перекинуться в дракона, в его состоянии, да и способность к регенерации у нагов, намного выше, чем у тех же драконов. Ты же надеюсь, помнишь из школьной программы, что чем примитивней жизненная форма — тем лучше выражена у нее способность к регенерации. А наги королевской крови, к тому же, способны в целях исцеления деэволюционировать практически до формы дождевого червя, и как только исцелятся, то уже инстинктивно эволюционируют обратно.

— Ну, если он способен деэволюционировать до формы дождевого червя, то тогда очень хорошо, что я этого не видела, брррр… — «глубокомысленно» заметила я, внутренне содрогаясь от отвращения.

— Каро, а ты носиком-то своим нимфовским не крути, — пожурил меня дух, заметив, как я скривилась от отвращения. — Если бы не эта его способность, то прямо сейчас он бы уже жал руку Этьену и настоящие черви…

— Юз! Достаточно! — не выдержала я. — Прекрати! Я все поняла! Продолжать не нужно!

— Ладно, — сменил дух тему. — Скажи мне тогда, как долго ты еще сможешь заклятие «неприступности» держать, потому что, если его увидят таким… — кивнул он на то, на что я до сих пор боялась даже мельком глянуть (но как я подозреваю, там было нечто желейно-полупрозрачное, брррр…), — то у него вполне могут возникнуть новые серьезные неприятности.

— Да, на самом деле я его не держу, я просто с перепугу сразу же вбухала столько энергии, сколько получилось… — пришлось признаться мне в собственной глупости.

— Ну и насколько получилось? — нетерпеливо уточнил дух.

— Ну… — я задумалась, подсчитывая, — до завтрашнего утра хватит… — и в ожидании насмешливой отповеди, я вновь втянула шею в плечи.

— Ха! Ну, если учесть то, как именно ты собиралась его спасать, то должен заметить… — хихикнул дух, — что даже в перепуге ты действовала весьма предусмотрительно!

Я покраснела до кончиков ушей, но ответить на это ничего не смогла, потому что в этот момент сзади раздалось шипение, в котором четко слышалось: «О-о-о! Фкушшшшшня-а-а-а-ашка! Шшшшшшра-а-а-ать шшшшшшошу-у-у-у-у!» и, если бы не Тилли и Силли, то хотение это, несомненно, увенчалось бы пиршшшшиством, на котором я, есссстесссственнно, была бы фкушшшшшня-а-а-а-ашкой, а наг, даже в такой момент, поразивший меня своей опасной грацией и свирепой красотой — тем, кто попировал бы за мой счет. В общем, я и до сих пор, как вспомню, так и начинаю заикаться.

Тилли, Силли, а потом еще и Билли и Вилли отважно бросились на голодного змея и тем самым не позволили ему ко мне приблизиться на расстояние необходимое для того, чтобы реализовать задуманное, то есть, сошшшшшрать меня.

— Фкушшшшшна-а-ая! Ошшшшшень фкушшшшшнаа-а-ая! Ошшшшшень, ошшшшшень, ошшшшшень Фку-ушшшшна-а-ая! Шшшшшрать шшшшшошшшшшу-у-у-у! — облизывался змей, вызывающий во мне одновременно и восхищение и страх и отвращение. Я же, если учесть то, как он истекал слюной и как рвался ко мне, в нем вызывала только одно желание — шошшшшшрать!

— Каро, а ты, оказывается, в его вкусе, в какой бы ипостаси он ни был! — «проанализировав» ситуацию, сделал «глубокомысленный» вывод дух.

— Не смешно! — огрызнулась я. — Он сожрать меня хочет!

— Потому что ты фку-ушшшшшна-а-ая! — издевался дух.

— Фкушшшшшна-ая! Ошшшшшень, ошшшшшень, ошшшшшень фкушшшшна-ая! — облизнувшись, подтвердил змей и снова сделал отчаянную попытку вырваться из плена вьюнков ко мне.

— Ты кстати сказал, что он после того, как проваляется пластом, снова в человеческую ипостась перекинется! — напомнила я духу. — Так вот у меня для вас новость, господин эксперт, если вы еще не заметили то, он не человек, он чешуйчатый монстр, которому я кажусь ошень и ошень фкушшшной!

— Фкушшшшшная! Ошшшшшень, ошшшшшень, ошшшшшень фкушшшшная! — закивал головой чешуйчатый монстр и снова, и снова делал попытки вырваться из плена вьюнков, чтобы дорваться, наконец, до меня. И тут надо отметить еще, что, судя по тому, как все больше и больше напрягались вьюнки, он с каждой минутой становился все сильнее и сильнее.

— Каро, так я же сказал «обычно», а реанимация с помощью зелья из плодов дерева познания к обычной ситуации не относится, — авторитетно заявил дух. — Кто его знает, может он просто того… умишком тронулся и поэтому не помнит, что он может вернуться в человеческую ипостась или просто не хочет…

— Фкушшшшшняшка! — плотоядно облизнулся змей и стремительно, раскинул узорчатые крылья, настолько стремительно, что вьюнки чуть его не выпустили из своих пут.

— Юз! Что делать?! — заистерила я.

— Я не знаю! Но на крайний случай, если что, можешь ему в глотку закинуть остатки зелья…

— Но тогда… же он может умереть! — вздрогнула я.

— По крайней мере, тогда не умрешь ты. А ему все равно в таком виде в землях нимф долго не прожить…

— Фкушшшшшна-ая! Фкушшшшшна-ая! Фкушшшшшна-ая! — почти без перерыва повторял истекающий слюной монстр, гипнотизируя меня взглядом. И выглядел он при этом величественно-комично-устрашающе: огромный, могучий и ужасный змей с раздутым узорчатым капюшоном, но, при этом пасть его без конца и края Тилли  перевязывал своими отростками, пытаясь соорудить что-то вроде намордника, что, к сожалению, Тилли не удавалось, потому что монстр каким-то образом все время умудрялся разгрызать пытающиеся закрыть ему пасть отростки. В связи с чем, в те моменты, когда змей не облизывался, он кривился и плевался листьями вьюнка, судя по всему, казавшимися ему несъедобно отвратительными на вкус. В это же время, Билли, Вилли и Силли, взяв нага, королевской крови, на абордаж, изо всех сил пытались воспрепятствовать ему дорваться до меня. И выглядели они при этом, как укротители дикой лошади, с той большой разницей, что сейчас им приходилось укрощать громадного, могучего и голодного монстра, которого от столь желанного ему лакомства отделяли какие-то пару метров.

— Юз, это ты сейчас намекнул, что выжить может либо он либо я? — уточнила я, в надежде, что он обзовет меня тупицей, рассмеется мне в лицо и скажет, наконец, что мне делать.

— Это или ты или никто из вас… — мрачно поправил меня Юз.

При этих его словах все мое существо захлестнула волна протеста, исступленно рвущего на части мою душу, а удушливая лавина липкого ужаса даже от еще не содеянного, а лишь предполагаемого и чувство отвращения к себе — лишили почвы под ногами. Я содрогнулась всем телом и упала на колени… к горлу подкатил горький комок… я посмотрела на змея…

— Фку-у-у-у-ушшшшшна-а-а-ая! — в очередной раз облизнулся змей. Вернее, просто змеем — это назвать можно было лишь с большой натяжкой. Дело в том, что змей из королевского нага — это где-то как из стрекозы дракон. Вроде и у тех и у других лапы, хвост и крылья, а разница — огромная. Вот и передо мной находился не змей, а чешуйчатый монстр, с телом, толщина которого в диаметре была добрых полметра, а капюшон — так и вообще все полтора метра; длинна же его составляла метров десять, как минимум. Ладно, даже если и допустить, что это все-таки змей, так, где же это видано, чтобы у змея была такая огромная пасть, в которую легко, как пирог в печке, могла уместиться вся я, и были такие огромные клыки, размерам которых даже гномья кирка[1] и та позавидовала бы? При этом зрачки нага пылали красноватыми углями, указывая на степень его нервного раздражения, а с клыков стекала слюна, указывая на степень его вожделения искушать моей плоти…