Академия Аркан (ЛП) - Кова Элис

Вот оно. Неопределённость. Тайна. То, как Каэлис держит его поближе и в тени… — Ты — Старший Аркан, — складываю я вслух.

— Колесница.

— И что делает Колесница? — Я чувствую, что стоит мне замолчать хоть на мгновение — и он выставит меня за дверь.

— Почти то, что можно было бы ожидать… Мгновенное перемещение между двумя известными точками.

Я вскакиваю:

— Значит, ты можешь выбраться.

Он продолжает избегать моего взгляда.

— Ты новенькая. Ты ещё не знаешь всех правил для Старших Аркан.

— К чёрту их правила, — срывается у меня.

Глаза Сайласа распахиваются от шока:

— Использование карт Старших Аркан разрешено только Высшим Лордам и Леди. Или самому королю. Мы не можем—

— Мне плевать, что думают те, кто ни дня в жизни не волновался о моей судьбе, — перебиваю. В голосе — ярость, но я сохраняю самообладание, чтобы было ясно: это не на него направлено.

— Они накажут тебя.

— Мне всё равно, — повторяю.

— Ты не знаешь, на что они способны.

Я смеюсь — резко и хрипло:

— Я знаю на что именно они способны. — Сайлас замирает. — Эза плевать хотел на правила. Он использует своих Старших Аркан, как захочет. Не будь единственным, кто продолжает следовать указам короны, которые нас же и ограничивают.

— У Эзы плата за чернила меньше, чем у других. А у нас, у тех, чьи требования редки — к нам куда больше внимания. Нам не сойдёт с рук то, что сходит другим.

— Каково твоё требование? — спрашиваю. Отчасти — чтобы разговор не закончился. Сайлас, кажется, не тот человек, на которого можно надавить в лоб. Смягчись, Клара. Будто я вообще помню, как это — быть «мягкой»…

— Я могу наносить чернила на свои карты только в месте, где никогда не был. Одно новое место — одна новая карта. Поэтому меня и держат здесь. Колесница слишком полезна, чтобы рисковать: вдруг я уйду куда-то, а карту так и не получу.

Меня тошнит от самой мысли об этой вынужденной изоляции.

— Каэлис держит тебя взаперти из-за карты?

— Я могу свободно перемещаться по большей части академии… если не попадаюсь на глаза. Чтобы не возникало вопросов, почему я не похож на студента. — Он говорит так, будто этого вполне достаточно.

— И как давно всё это длится?

— С тех пор, как я поступил в академию. Четыре года назад. Как только стало известно, какой у меня Аркан и какова цена его нанесения, меня поселили здесь. — Значит, ему примерно двадцать четыре… Я была права: он чуть старше Каэлиса.

— Я провела год в Халазаре — и чуть не сломалась.

— Здесь куда комфортнее, уверяю тебя.

— Тюрьма — она и есть тюрьма.

Он замолкает. Его взгляд уходит в тень — в угол, где, вероятно, затаились его собственные призраки. Я слишком хорошо узнаю это выражение. Это побуждает меня подойти ближе. Я едва касаюсь пальцами его локтя — он возвращается в настоящее.

— Если ты можешь попасть куда угодно, Сайлас… тогда уйди, — мягко говорю я.

— Чтобы воспользоваться Колесницей, я должен знать место, куда направляюсь.

— У тебя на полу — карта.

Он замирает. Тёплый свет отбрасывает тени на его лицо, подчёркивая чёткие линии скул и бровей.

— Дело не в том, чего я хочу или не хочу… А в том, что нужно сделать ради блага королевства.

— Ты сам в это не веришь. — И это ещё самое мягкое из всего, что пришло мне в голову после слов о «благе королевства».

— Ты меня не знаешь, — напоминает он.

Я убираю руку. Он прав.

— Не знаю. Но никто не должен быть вынужден отказаться от мира.

— А именно за Мир — мы и сражаемся. — Он дарит мне обнадёживающую улыбку, но глаза остаются пустыми. И от этого у меня сжимается сердце. — Как только мы откроем двадцать первого Аркана, Орикалис расцветёт, как никогда прежде. Мы вступим в новую эру.

Это звучит как заученный текст. Пустой.

— Ты правда веришь во всю эту чепуху?

— Уверяю тебя — это не чепуха. — В его словах появляется серьёзность, почти священная. Выражение лица — почти траурное. И это задевает меня сильнее, чем всё, что говорил до сих пор Каэлис: Сайлас по-настоящему в это верит.

Мир. Карта последнего желания. Если она существует… я смогу использовать её для себя. Та же бешеная, отчаянная надежда, что вспыхнула, когда Каэлис впервые её упомянул, снова разгорается во мне. Эта карта может изменить мою жизнь — вернуть всё к тому, как было до смерти матери. К тому, как должно было быть.

— Уйди отсюда со мной. Сегодня ночью.

Он тяжело выдыхает. Мы снова вернулись к началу:

— Я не могу. Ты не можешь.

Я едва сдерживаю стон раздражения.

— Если не ради меня, то ради моей сестры. Ради той привязанности, что у тебя к ней была.

— Дело не в этом—

— Всего две карты, Сайлас. Мы уйдём и вернёмся. Никто даже не узнает, что нас не было. — Слова — пепел на языке. И я до конца не уверена, что действительно намерена вернуться. Но скажу всё, что угодно, лишь бы выбраться отсюда.

Его скептичное выражение вполне оправдано. Я меняю тактику:

— Что для тебя считается «новым местом»?

— Там, где ничего из увиденного мною раньше не встречалось.

— Отлично. Значит, по пути к моей семье ты побываешь во множестве новых мест. Сможешь начертить как минимум две новые карты — а скорее всего, и больше. — Я беру его руку в обе свои, смотрю снизу вверх, вложив в взгляд и слова всё, на что способна. — Прошу тебя.

Он вздыхает и вынимает руку из моих. Переходит к своему столу. Я уже думаю, что проиграла, — пока он не вытаскивает из хаоса чернильных принадлежностей и разбросанных карт две таро. Первую он кладёт в сумку вместе с принадлежностями для нанесения, закатывает рукава — и на свет выходят жёсткие мускулы его предплечий.

Он на мгновение замирает, разглядывая вторую карту. Я замечаю: чернила на ней сверкают серебром.

— Я никогда не видела чернил такого цвета.

— Когда Старший Аркан наносит свою Аркану правильно, чернила становятся серебряными. Это и есть знак, что ты сделал всё верно, — объясняет он.

— Независимо от того, какие чернила используются? — Мирион вроде бы уже говорил что-то подобное, но я хочу удостовериться. Когда одно и то же подтверждают два человека, значит, это, скорее всего, правда.

Сайлас кивает.

— Удивительно… — По крайней мере, теперь у меня есть ориентир, если я решусь снова попытаться начертить Старшего Аркана.

— Готова? — Его голос спокоен. Но в глазах блеск — возможно, это волнение, а может, страх. — Мы уходим… и возвращаемся.

— Дай мне карту, и я смогу—

— Нет. — Он отказывает жёстко, но с лёгкой, почти озорной улыбкой. — Я знаю, какой была Арина, когда дело касалось хитростей и добиваться своего. Предполагаю, ты ещё хуже. Не позволю тебе тронуть эту карту и исчезнуть. Я иду с тобой — и я же приведу тебя обратно. Слишком опасно для меня, если ты вдруг пропадёшь.

— Хорошо, — киваю я. — Я не стану подвергать тебя риску. Особенно если ты единственный, кто проявил доброту и согласился помочь.

Он, видимо, верит, потому что протягивает мне Колесницу.

Увидеть Старшего Аркана в действии — и не как оружие, направленное против меня — да ещё и возможность выбраться отсюда? Головокружение теперь не только из-за потери крови. Надежда — мощный напиток.

С отточенной лёгкостью он выдыхает. Карта поднимается в воздух, балансируя на уголке его пальца. Она сияет — и вдалеке слышится ржание лошади. Бумага распадается на тысячи сверкающих нитей белого света. Серебристые ленты опускаются в круг вокруг нас.

На лице Сайласа появляется почти лукавое выражение — в дымке света его черты кажутся потусторонними.

Но я не сомневаюсь в нём. Ни на секунду. Арина доверяла ему. И я тоже доверюсь.

Когда круг замыкается, мир смещается. Приют Сайласа тает — его сменяет совсем иное место, далеко за стенами Академии.

Глава 22

Ослепительное сияние круга, что окружает нас, гаснет, обнажая запущенную спальню. Сводчатый потолок поддерживает люстра, которую в последние годы чаще навещали пауки, чем пламя. Великолепная кровать с балдахином укрыта таким же слоем пыли, как и поношенные одеяла.