— Ага, поняла. То есть, когда какая-нибудь тварь ночи вас сожрёт, она скажет: «Сожрать охотника — это необходимость, тупо выживание. Но собака… Ах, собака! Это уже чистое удовольствие. Как последний оргазм — и прямо на лицо». — Она драматично вскидывает руки. — «Это был… десерт».
— Я этого не говорил… — Я смотрю на неё сражённо. Всё моё вдохновение в миг испаряется. Вдруг имя уже не кажется мне такой блестящей идеей. — Ладно, ты только что всё испортила.
И эта ведьма смеётся. Чёртова Дьяволица.
— Больше не буду с тобой любезен, — заявляю и поднимаюсь на ноги. — Вперёд, пошли бегать. Ты, конечно, такая же мёртвая и бесчувственная, как твоё чёрствое сердце, но у меня уже всё от холода сжалось.
— Ну да, а мы знаем, какое важное сопровождение они составляют твоему любимому органу.
— Именно.
Я начинаю бежать. Постре радостно лает и бросается за мной. Колетт снова в своём чёрном спортивном костюме, как и на всех её визитах на кладбище, и вскоре догоняет нас. Она прибавляет темп и криво усмехается мне в лицо.
Прежде чем я осознаю, мы уже бежим по-настоящему, подначивая друг друга, вынуждая ускоряться.
Она жуткая конкурентка… но я — ещё хуже.
В итоге мы добегаем до вершины холма, возвышающегося над кладбищем, без дыхания, но довольные. Обмениваемся весёлыми взглядами и смеёмся.
— Ты тоже устаёшь? — спрашиваю, тяжело дыша.
— От тебя? Безусловно. Но я хорошо делаю вид. Из вежливости, понимаешь. — Она подмигивает.
Я же говорил: вредина до мозга костей.
И, наверное, именно это меня в ней привлекает.
Потому что, с адреналином в крови и допамином на пределе, я вдруг осознаю, что стою перед ней, глядя вызывающе.
— Да что ты говоришь? Ну-ка…
Я расправляю плечи, и, когда она собирается меня оттолкнуть за нарушение личного пространства, хватаю её и целую.
Целую, потому что она мне нравится именно такой — растрёпанной и счастливой. Потому что я хочу этого до дрожи. Потому что у меня нет самоконтроля — и мне не нужен.
Она замирает, удивлённая. А потом её губы отвечают, и, на несколько секунд, пока наши рты знакомятся, а языки переплетаются, мир становится идеальным. Разряд удовольствия пробегает по телу, пробуждая каждый нервный рецептор. Да, включая мой единственный мозговой, который сразу вскакивает по стойке смирно.
Святая Дева, эти поцелуи — врата в ад.
— Чёрт, Колетт… — стону в её губы, притягивая её ближе, чувствуя, как она прижимается к моей эрекции.
Вот он, мой десерт. Сладкий каприз. Последний оргазм.
Но тут она отстраняется.
Я усмехаюсь в пол-лица, думая, что она просто играет, но замечаю её серьёзное выражение и пустой взгляд.
Моя улыбка меркнет. Она видит, что я собираюсь просить её остаться, но не даёт мне заговорить, хмурясь и делая ещё шаг назад.
— Мне надоело, что ты мечешься туда-сюда, охотник. Разберись уже.
— Я… — Никаких оправданий. Нечем крыть. Я сдаюсь и опускаю руки. — Ты права. Прости. Я идиот.
Дьяволица улыбается с лёгким недоверием, но лицо её смягчается.
— Эта ситуация меня сбивает с толку, — признаю.
Она кивает.
— Понимаю.
— Спасибо.
Я искренне улыбаюсь. Она закатывает глаза, пытаясь устоять, но уголки губ всё-таки чуть дрогнули.
Делаю шаг вперёд, снова сокращая дистанцию.
— Так… это значит…?
Я поднимаю брови, лукаво.
Она смеётся и щёлкает меня пальцем в грудь, точно в сосок.
— Нет.
— Ай, — жалуюсь.
Я хватаю её за руку, делая жалобное лицо. Она смеётся, но тут же снова выскальзывает.
— Кстати, Хадсон.
— Да? — Я смотрю на неё с надеждой.
— Ты ведь понимаешь, что твоё имя было в тех отчётах, которые ты мне принёс?
Я замираю.
— Ты знала с самого начала?
Она ухмыляется как самая настоящая Дьяволица.
— Не знаю, о чём ты, Хадсон… Армандо.
И хохочет, уходя.
Я никогда не винил мать… но кто-то должен был остановить её у крещенской купели. Мы все знаем, что она не всегда обдумывает свои решения.
— Эй, Дьяволица! — кричу ей вслед. Колетт оборачивается. — Завтра в это же время?
Она не отвечает, но улыбается.
Глава 42. Это было «да»
Я знал, что эта улыбка означала «да».
Ладно, я не был до конца уверен, и поэтому пришёл сюда весь на нервах, размышляя, не веду ли себя как идиот. Постре время от времени бросала на меня изучающие взгляды — мол, «Ты чего нервничаешь, бро? Опасности я не чую», — а затем лизала мне руку или бодалась в бедро, напоминая, что я не один.
Когда же, после нескольких тревожных кругов — ведь я пришёл раньше времени, — она наконец появилась, я улыбнулся. Сердце у меня радостно подскочило, и я понял, что всё это стоило того. И сомнения, и ожидание, и поиски. Или, скорее, позволить ей найти меня.
Не переставая улыбаться, я пошёл ей навстречу. Мои пальцы сами собой переплелись с её, случайно, ненароком. Большим пальцем я нежно провёл по тыльной стороне её ладони.
— Ты пришла.
Она тоже улыбнулась, пожала плечами, будто невзначай. И я посмотрел на неё… Чёрт. Надо бы задуматься, когда именно я перешёл от «Хочу прижать её к стене, пока от меня ничего не останется» к этому странному, оглушающему чувству нежности, которое накатывает так, что хочется обнять её крепко-крепко, уткнуться носом в волосы, вдохнуть её запах, поцеловать в макушку… а потом всё-таки прижать к стене, разумеется. Потому что такой девушке рядом со мной грозит только один исход. Но сначала обнять. Убедиться, что она улыбается. С заботой. С…
Я резко разжал пальцы и откашлялся, отворачиваясь.
Сосредоточься, сосредоточься, сосредоточься.
Она ничего не заметила, потому что в этот момент наклонилась, чтобы погладить Постре, почесала её за ушами. Хотя я снова стал серьёзным, глядя на них двоих, я не удержался от улыбки.
«Мои девочки», — мелькнула у меня в голове неожиданная мысль.
И тут же я снова стал серьёзным. Нет. Не мои. Ни в каком смысле. Дьяволица не…
Она подняла голову, всё ещё сидя на корточках, и улыбнулась мне. В её глазах отражались звёзды. И на меня обрушилась целая вселенная.
Я снова отвёл взгляд, словно трус. Сглотнул.
Я должен бежать. Но не хочу.
— Побежим? — предложил я, так и не взглянув на неё.
Она кивнула, и мы двинулись рысью. Я был рассеян, смотрел в землю, и она воспользовалась этим, чтобы толкнуть меня с тропы, едва мы вошли в лес, окружавший кладбище. Я моргнул, сбитый с толку, пытаясь прийти в себя. Она засмеялась и показала мне язык.
— С такой скоростью тебя тут же съедят черви, — съязвила она и помчалась дальше, с Постре рядом, потому что эта гордая задира всегда хочет быть первой.
Я рассмеялся и рванул за ней.
Она не собиралась облегчать мне задачу: стоило мне нагнать её, как она ускорялась. Я тоже. Мы перегоняли друг друга, высматривали моменты для рывка, заманивали в ловушку ложной беспечностью, а потом снова мчались вперёд.
Так мы добрались до поляны у реки, где тёмные воды разливались под туманной луной. Я снова оказался без дыхания, но под завязку заряженный адреналином, дофамином, тестостероном и всеми прочими гормонами, от которых у человека сносит крышу.
И я притянул Колетт к себе.
Потому что эта проклятая нежность никуда не исчезла… но желание взять своё побеждало.
Побеждало с разгромным счётом.
Потому что наблюдать, как эта попка мелькает передо мной во время бега, было преступлением против моего естества. И её смех, и её тело, обтянутое спортивной одеждой, и её грудь, так и просящаяся в мои руки. И её запах, её тепло…
Я наклонился к её губам, остановившись всего в миллиметре.
Нужно держать себя в руках, нужно…
Она просила меня прекратить эти игры.
Я обещал себе не предавать семью.
Наши взгляды сцепились.
Мы смотрели на губы друг друга.
