Волшебное зеркало Тимеи (СИ) - Кроткова Изабелла

Бросив сарафан на сиденье, девушка начала перебирать висящие на поручне вешалки с одеждой.

Дама обернулась ко мне и, нахмурившись, спросила:

— Что вам нужно?

— Я принесла наши поделки, — тихо сказала я.

Выражение брезгливости на миг появилось на ее лице. Но в следующее мгновение дама озарилась сочувственной улыбкой, с которой обычно обращаются к неполноценным детям, и великодушно произнесла, указав рукой на сиденье:

— Выкладывайте сюда.

Я начала вынимать из пакета цветы и портрет.

— Вот, посмотрите, Наталья Сергеевна! — радостно воскликнула девушка.

Мы обернулись на нее. Она закружилась по салону в русском красном сарафане с оторочкой, который сидел на ней как влитой.

— Хорошо, Ирочка, — кивнула руководительница. — Выходи, а то все уже в зале.

И дама вышла из автобуса, за ней выпорхнула девица. О чем-то оживленно беседуя, они направились по дорожке, ведущей к санаторию. Взяв пустой пакет, я тоже собиралась было выйти, как вдруг увидела оставшийся сарафан — тот, что оказался мал Ирочке. Небрежно брошенный на сиденье, он приковал мой взгляд. Рядом с ним лежал нарядный кокошник с вышивкой.

Какие-то мысли пронеслись в моей голове…

— Эй! Вы чего там застряли? — поторопил меня шофер.

— Иду, иду!.. — крикнула я, судорожно засовывая сарафан и кокошник в пакет и спрыгивая со ступенек.

По той же дорожке я вернулась назад к зданию. Ганс проводил меня взглядом, но, не заметив ничего подозрительного, спокойно отвернулся.

В санатории царила суматоха. Бернадет гостеприимно указывала певицам, где зеркало, а где туалетная комната; нарядная Лизхен пронеслась мимо с цветочной лейкой. По лестнице, с любопытством поглядывая по сторонам, спускался Артур в черном костюме и бабочке. Наверху тоже чувствовалось оживление. Оттуда слышалось щебетание, карканье и голос Зои Пилла:

— Выключи DVD, Франц! Посмотри на мое платье, Карла! Все же я изготовила чудесные розы! Меня обучали этому в колледже искусств в Голландии…

И снова одобрительное чириканье и солидное карканье.

… — Ты тоже, Мари, можешь надеть сегодня свое платье и туфли. Я отнесла наряд в твою палату. — Лизхен с лейкой затормозила возле меня.

Вздрогнув от неожиданности, я неловко изобразила на лице улыбку.

— О, это замечательно!..

Лизхен бросила взгляд на пакет.

— Рукав к платью я аккуратно пришила, — произнесла она, не отрывая глаз от моей ноши.

Я судорожно сглотнула.

— Благодарю вас.

— Лизхен! — раздался раздраженный голос заведующей. — Ты не забыла, куда шла?

— Да, фрау Бернадет! — тут же отозвалась немка и, размахивая лейкой, побежала дальше. На бегу она обернулась и одарила меня пристальным, пронизывающим взглядом.

Прижавшись к углу коридора, я перевела дыхание и внимательно осмотрелась. Ох, уж эта досужая Лизхен! Ее следует остерегаться.

Артисток было человек пятнадцать. Все они были примерно одного роста и комплекции, схожих с моими…

Воспользовавшись всеобщей суматохой, я улучила момент, когда, дружески приобняв одну из прибывших певиц, Бернадет повела ее куда-то, и быстро пересекла коридор, очутившись в левом крыле. Там было пусто и мрачно. В глубине маячили несколько дверей. Озираясь, я метнулась к ним. Вот обитая железом дверь — это баня… Там меня мыли и стригли в первый день. На следующей — табличка «Прачечная», за ней комната медсестер… И вот, наконец, в самом углу неприметная маленькая дверца. Наверно, она мне и нужна.

Я сунула ключ в эту дверцу, и она неслышно отворилась. Пробравшись внутрь, я очутилась в полутемном помещении, пахнущем старьем и сыростью. Где-то совсем рядом, за стеной, слышались народные распевки и веселый девичий смех. Сердце мое колотилось так бешено, словно вот-вот вырвется из груди. Ячейка 76… Где она?..

Стараясь едва дышать, я тенью заскользила по комнате, натыкаясь на какие-то ряды стеллажей, как в камере хранения на вокзале. Только номера их были расположены беспорядочно. Сначала «1», потом почему-то «1 а», за ним сразу «10», а рядом вообще с буквами или какими-то инициалами — «Хх», «Л.А.»…

— Зови всех, Лизхен! — вдруг раздалось так громко, что я едва не выронила пакет с кокошником и сарафаном.

Как близко находится Бернадет!..

Возникло ощущение, что она совсем рядом, в полуметре от меня, что она вот-вот меня увидит.

Невольно я отшатнулась от места, где стояла, и быстро и неслышно попятилась на несколько шагов вглубь чулана, как назвала эту комнату Хлоя.

Я пятилась бы и дальше от страшного голоса, но неожиданно уперлась спиной в острую грань какого-то шкафа.

Обернувшись, я увидела перед собой табличку «76».

Выхватив из глубины ячейки все, что в полумраке нащупала моя рука, я прикрыла ее и осторожно, шаг за шагом, возвратилась к входной двери. Прижала к ней ухо, прислушиваясь к звукам в коридоре, но услышала только стук собственного сердца. Вроде тихо… Понимая, что каждое неверное движение сулит неминуемую погибель, я вышла, крадучись, стараясь унять сердцебиение. В коридоре никого не было. Я торопливо закрыла дверь, издавшую режущий уши скрип. Испуганно обернулась. Никого. Раздраженный крик Бернадет за углом:

— Где Мари Валлин? Где Карла?

Отсюда был виден край лестницы и спускающаяся тонкая фигура в белом. Щебечущая девица.

Засунув пакет под рубашку, я метнулась по коридору к лестнице. Мы едва не столкнулись с этой Карлой.

Бернадет стояла ко мне спиной.

Лизхен увидела меня уже возле двери палаты. Снова подозрительно глянула. Потом протянула букет мелких ромашек:

— Вручишь. И поторопись! И ты тоже! — крикнула она, оглянувшись на бледную Карлу.

В палате я переоделась в собственное голубое платье. Пакет прекрасно разместился под ним.

Перед выходом посмотрела на себя в зеркало — бритая старушонка в убогом наряде. Взяла букет.

Пора идти в зал.

Взгляд упал на яблоко, лежащее на блюде. Его аппетитные бока блестели глянцем.

Сегодня или никогда.

Сегодня — или уже никогда…

ГЛАВА 43

Если бы кто-нибудь спросил меня, что они пели — я не назвала бы ни одной песни из репертуара ансамбля. Потому что я ничего не слышала. Я помню лишь название — «Красная рябинка». Помню, что сидела с краю на самом дальнем ряду со скачущим внутри сердцем и смотрела, как перемещаются они по сцене — девушки в красных сарафанах, точно таких же, что таился сейчас под моим платьем, сами похожие на тонкие и стройные рябинки. Как после их выступления что-то долго говорила Бернадет, а потом все дружно высыпали с букетами на сцену, и сумасшедшая Зоя чуть не сбила меня с ног.

Вручив букет, я проскользнула между девушками в маленькую кулису и исчезла за ней. Осторожно выглянула и убедилась: моего маневра никто не заметил. Зоя взяла на себя всеобщее внимание, декламируя какие-то полурифмованные строки, вероятно, собственного сочинения. Бернадет и Лизхен, думаю, не очень-то надзирали за мной после визита моего супруга. Видимо, они знали, что я и так под присмотром, так что особо наблюдать за мной незачем. Единственное, за чем полагалось строго проследить — это за тем, чтобы я приняла «лекарство» за ужином.

В комнатке, отведенной под гримерную, имелась маленькая уборная — там я и переоделась, водрузив на голову кокошник поверх черного «каре», а затем, смешавшись с толпой «рябинок» в таких же сарафанах и кокошниках, пересекла сад, вышла за ограду и погрузилась в автобус.

В сгустившихся сумерках «потрепанность» сарафана была почти незаметна, и Ганс не обратил на меня никакого внимания — он с интересом рассматривал кого-то впереди идущего.

Стоит ли добавлять, что я постоянно наклоняла голову и отворачивала лицо, стараясь держаться позади и с краю.

В автобусе я забилась на одинокое последнее место, где меня почти не было видно из-за висящих на поручне костюмов, и не могла дождаться, когда же автобус тронется! Мне казалось, это мгновение не наступит никогда! Но оно наступило, и, наконец, страшная каменная стена поплыла мимо. Я провожала ее взглядом из запыленного окна, пока она не исчезла из виду, и тех чувств, которые испытывала при этом, мне не описать словами.