Награда для Регьярда (СИ) - Глинина Оксана

Видя мое смятение, Регьярд, бывший до того задумчивым и молчаливым, остановил и взял меня за плечи.

‒ Достаточно, Вили, ты её не найдешь.

‒ Но почему? ‒ сердце упало вниз от его слов. ‒ Я ведь не вру!

Он ласково погладил меня по щеке и улыбнулся.

‒ Я верю тебе, верю. Твой страх напрасен. Просто ты сама себе не веришь, ‒ он привлек меня к себе и обнял крепко, как будто боялся, что я снова сбегу… или куда-нибудь упаду.

‒ Нет, Регьярд, я-то себе верю, но мне хотелось за все её отблагодарить, ‒ я тяжко вздохнула, от осознания, что так ни разу и не сказала Тенхай ‒ «спасибо». От понимания этого, стало совсем тяжело на душе.

‒ Ох, Вили, это я должен благодарить её и всех духов, ‒ Регьярд наклонился ко мне и уперся лбом мне в лом, как тогда в лесу. ‒ Ты не представляешь, что значит для меня этот знак! Сама прародительница благоволит мне.

‒ Почему тебе? ‒ мне не совсем были понятны его слова, я всё ещё была расстроена исчезновением Тенхай. ‒ Я…

Слова застряли в горле комом, когда вспомнила, как его пронзили стрелы, как меч предателя нанёс ему смертельную рану.

‒ Я так долго думала, что ты погиб тогда, ‒ решилась в эту секунду и посмотрела Регьярду прямо в глаза. ‒ Это приносило мне невыразимую боль. Жизнь казалась абсолютно бессмысленной и пустой, пока Тенхай не привела меня в лагерь. Но даже тогда, найдя своё место, приняв своё предназначение ‒ хоть как-то помочь людям ‒ я всё равно… была безумно несчастна. Однажды я увидела тебя, ты проезжал мимо того места, где я собирала травы. Живой. Невредимый. Только тогда я смирилась с тем, что пусть никогда к тебе не прикоснусь, но буду просто счастлива знать, что ты есть в этом мире и ходишь по этой земле.

‒ Вили…

‒ Это глупость, да?

‒ Нет, Вилия, это не глупость. Но для меня, даже знай я, что ты выжила, жить без тебя не выносимо. Да, я такой! Но ты ‒ моя! Тогда в ущелье я выбрал тебя вопреки необходимости. Но ты стала моим предназначением. Наваждением. И покаянием. Ты единственная, кто среди плененных в тот момент была уже мертва.

От его слов побежали мурашки по спине.

‒ Да, Вили, ты была тогда мертва! Кто-то готовился принять смерть, кто-то принял свою участь раба, кто-то еще горел желанием жить. А ты была мертва! И только слова о том, что ты останешься со мной привели тебя в чувство. Твой взгляд ожил, и ты сделала шаг с той стороны ко мне. И мне захотелось, чтобы эти глаза, сотканные изо льда, всегда горели огнём жизни. Это непередаваемо, Вили! Ты, правда, выжгла во мне дыру, когда ушла!

‒ Но мне казалось, что так для тебя будет лучше! Я стала причиной падения твоей сестры!

‒ Ошана сама стала причиной собственного падения. Окончательного и бесповоротного. И это было мне наказанием за мою гордыню.

‒ Где она сейчас? ‒ даже страшно было задавать этот вопрос.

Регьярд молчал, а мне стало не по себе. Не уж-то, случилось страшное?

‒ Оши в Святилище духов. Она добровольно покинула мирскую жизнь и стала блаженной, помогает людям. Моя сестра натворила много глупостей, но я простил ее, Вили. Она единственная, в ком течет кровь моих родителей.

‒ Я рада, что она жива. То падение меня сильно напугало.

‒ То падение могло стоить ей жизни, а вместо этого разлучило нас. Поверь, тогда Ошана знала, что делает, и её цели были отнюдь не благородны.

И он рассказал о предательстве сестры. Мне стало не по себе от этого откровения, но ни негодования, ни ненависти по отношения к Ошане я не почувствовала. Только сожаление.

‒ Мне очень жаль, Регьярд.

‒ Мне тоже. Но теперь я буду более осторожен со своим окружением.

‒ Любовь заслонила ей рассудок.

‒ И в этом тоже есть доля моей вины. Я слишком сильно её опекал и старался дать ей все самое лучшее, вместо того, чтобы учить довольствоваться меньшим. В итоге нашелся тот, кто убедил её, что даст больше и лучше, а у моей сестры помутился разум.

Он вдруг отстранился и поднял меня на руки. Казалось, я утонула в его бесконечных объятиях. От неожиданности я даже вскрикнула.

‒ У нас осталось мало времени, Вили. Очень мало.

‒ Но мы все преодолеем! Раз сейчас нас двое ‒ значит так надо.

Я обняла его за шею и прильнула к его щеке. Так хорошо было ощущать его рядом с собой.

‒ Ты моя, Вили, ‒ Регьярд сказал это так спокойно, но очень твердо, ‒ обещай больше не убегать.

И посмотрел мне прямо в глаза, да так, что у меня голова закружилась. Того и гляди в обморок рухну. У него не глаза, а омуты ‒ так затянули, что я опомнилась только на лежаке, где спала одна до этого времени, под заунывные песни Тенхай.

‒ Не бойся, ‒ произнес он, все еще пристально глядя на меня. ‒ В том, чтобы быть вместе, нет ничего дурного. Духи спасли тебя и привели ко мне ‒ это и есть благословение. Будь моей сегодня, Вилия. Будь моей навсегда!

Возражать не было никаких сил, да и хотелось ли мне? Я тихонько встала и сняла с себя плащ, ослабила шнуровку платья и сбросила наконец с плечей нижнюю рубашку. Я подавила желание прикрыть наготу руками. Если и быть честной, то до конца.

‒ Посмотри на меня, Регьярд, ‒ слезы предательски покатились по щекам, ‒ я не так уж и хороша.

До сих пор не знаю, как срослись мои переломы, которые в непогоду и в часы усталости, все равно, дают о себе знать. Но шрамы, оставшиеся на теле, ничем не скрыть. А они есть ‒ рубцы, бледные линии порезов и разрывов письменами боли исписали всё моё тело. Волосы, в которых поселилась белизна, пусть и стали длиннее, напоминали осеннее поле, припорошенное первым снегом. О! Я отнюдь не прекрасна, Регьярд! Нужна ли тебе такая калека?

Пусть это будет очень больно, но произойдет сейчас ‒ хоть именно его отвращение и брезгливость убьют меня по-настоящему. Чувствовать такое отношение от Илвара было не так больно, потому что пренебрежение было частью моей жизни ‒ той жизни, в которой Серая мышь очень сильно укоренилась и жила годами, смирившись со своим положением, не питая иллюзий в отношении собственной привлекательности. Я привыкла к тому, что на меня смотрели, как на никчёмную вещь, пусть не все, но многие. Регьярд единственный, смотревший с восхищением. И да, я боялась! Боялась его неприятия, а ещё больше милосердной жалости. Но так будет честнее. От того и закрыла глаза, чтобы не видеть, как он разочарованно отвернётся.

‒ Глупая девочка! ‒ теплые руки коснулись моих запястий, привлекли меня ближе к ложу. ‒ Неужели думала, что рубцы на твоем теле меня сильно напугают. Если уж так хочешь, можем посоревноваться ‒ твои шрамы против моих. Но что-то мне подсказывает, что ты всё-таки проиграешь.

Он нежно коснулся губами шрама на моём животе, потом поднялся выше. В полумраке невозможно было различить и предугадать, откуда придёт и куда ляжет очередная ласка. Я впилась пальцами в его длинные волосы, пытаясь удержаться на грани сознания, а Регьярд выбивал во мне искры, выжигал свое имя на моем теле.

И я снова рухнула в омут. Только на этот раз страшно мне не было.

Разве… что немного больно. Но разве может капля боли затмить самое бездонное счастье?

Регьярд

Ночью, когда Вилия безмятежно спала в моих объятиях, я тихо встал. Шел конец лета, а в это время ночи в горах становятся довольно прохладными, поэтому путь мой лежал в направлении очага. Надо было развести огонь. Мне вполне привычны холодные ночи, но свою женщину стоило бы беречь. Вилия проделала ко мне такой трудный путь.

А еще я смел надеяться на то, что духи все же простили меня.

Так я размышлял, пока не почувствовал чье-то присутствие у хижины, где мы находились с Вилией. Так оно и было ‒ у самых дверей стоял огромный ирбис, его светлая шерсть отливала серебром в отблесках полной луны, а глаза горели синим пламенем.

‒ Приветствую тебя, Прародительница Тенхай! ‒ склонился перед одним из Великих Хранителей Гримхайла. ‒ Ты пришла простить или покарать меня?

‒ Пришла посмотреть на тебя, сын Великих гор Регьярд, ‒ ирбис только шагнул в тень и сразу обернулся старой женщиной с серебристыми косами и смуглой выдубленной кожей. ‒ Узнать, смог ли ты разгадать мое послание?