Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

Когда настало время привала, я ничего сказать не успела, как Шанти сложил костёр и высек искру огнивом, достал из пузатых дорожных сумок посуду с провизией и начал готовить обед.

Я как заворожённая наблюдала, как он отмеряет рис из полного мешка, заливает его водой в чане, потом долго промывает, попеременно сливая и добавляя воду, нарезает и кидает туда овощи, потом идёт к козе, обмывает ей вымя, протирает тряпицей и доит. Котелок с молоком он поставил на костёр рядом с чаном и тут же принялся варить в другом котелке чай. Стоило козьему молоку вскипеть, как Шанти снял его с огня, добавил в котелок порошок, напоминающий муку, шепотку чего-то белого и сыпучего, ложкой зачерпнул из серой склянки что-то вязкое и склизкое, перемешал с молоком, а потом влил в это месиво заваренный чай.

– У тебя есть чаша? – спросил он, и я безропотно дала ему свой латунный стакан.

Шанти налил странный напиток в сосуд и протянул его мне. Я взяла в руки обжигающую посуду и долго смотрела на мутный напиток. А Шанти смотрел мне в глаза, и в то же время я заметила, как его взгляд то и дело соскальзывает вниз, прямо к разорванному вырезу моей блузки. Проклятая пуговица, почему же ты так не вовремя потерялась?

– Пей, это очень вкусно и даёт много сил, – приговаривал он, выливая остатки варева в свою деревянную чашу. – А они тебе очень нужны, если хочешь дойти до Ончи.

Я глянула на чан с рисом и мне невольно вспомнился один селянин, который тоже хотел меня накормить, но не просто так.

– Знаешь, – решила честно признаться я, – у меня совсем нет денег, чтобы заплатить тебе за еду. Меня ограбили, у меня ничего нет. Хотя… – тут я вспомнила про наручные часы и принялась расстёгивать манжету, чтобы снять их и протянуть Шанти, – вот, это самое ценное, возьми. Ты же знаешь, что такое хронометр? По нему хоть днём, хоть ночью можно определить время. Если его продать, то…

– Кто тебя ограбил? – даже не посмотрев на часы, спросил он.

– Разбойники в горах. А я ограбила их, когда сбежала. Взяла с собой только самые необходимые вещи, думала, что за полдня доберусь до равнины, но заблудилась. Я уже семь дней брожу по горам, я так устала скитаться и бояться людей…

– Ты пей чай, а то остынет.

– Шанти, я правда не могу тебе заплатить.

– Разве я что-то просил? – неожиданно сказал он.

– Нет, – к собственному удивлению поняла я, – но ведь все до тебя просили.

– Просто эти люди не встали на путь пробуждения и не служат Азимгиль, как служу я. Я ведь тебе ночью передал с Гро гостинец не ради платы. Богиня завещала нам жить по велению души, а не тела. А совесть говорит мне кормить голодающих и помогать нуждающимся.

– Даже, если они не сарпальцы?

– Какая разница, кем много лет назад родился человек, если сейчас он в беде?

– Не знаю, – только и смогла сказать я. – Но ещё никто в этих горах не захотел помогать мне просто так.

– Это потому что среди здешних демонопоклонников нет последователей Азмигиль, что встали на путь пробуждения, – снова напомнил он. – А я давно ступил на него, и теперь ясно вижу, что тебе помощь нужна, раз тебя обидели плохие люди. Я сделаю для тебя доброе дело, а оно поднимет меня на одну ступеньку ближе к Небесному Дворцу. В Кумкале я взял провизии только для нас с Гро, но это не беда. Может, нам ещё попадётся поляна с норами, я настреляю сурков и продам их жир со шкурками в Эрхоне. Этих денег нам с тобой хватит, чтобы дойти до Ончи. Так что пей чай и не вспоминай о плохих людях. Набирайся сил. Скоро рис будет готов.

На душе отлегло. Хоть кто-то не просит меня отдаться за еду. И это так нетипично для окружающей меня в последнюю неделю действительности. А всё потому, что мне повстречался сарпалец совсем иного сорта и склада ума. Богиня Азмигиль, кем бы ты ни была, но спасибо тебе за твоих чутких и отзывчивых последователей.

Молочный чай оказался жирным и солёным. Последнему я ужасно обрадовалась, так как не вкушала солёной пищи с того самого дня, как прибыла в Чахучан. А напиток и вправду очень питательный и сытный, тепло сразу разливается по всему телу.

Следующим блюдом был рис. Ароматный, красивый, что каждая рисинка видна, не то что у меня… Шанти даже отдал мне свою вилку, а сам ел ложкой. Как же я соскучилась по столовым приборам, даже не думала, что хоть кто-то из сарпальцев ими пользуется.

– Эмеран, так как ты очутилась в горах? – спросил меня за едой Шанти. – Ты тоже дочь полицмейстера и твой отец охраняет железную дорогу в горах от разбойников? А тебя они, стало быть, украли ему назло?

– Нет, всё совсем не так. Я не живу в Чахучане и мои родители тоже. По чистой случайности я приехала в Синтан работать, делать репортаж для журнала. Я – фотограф.

А дальше я рассказала ему во всех подробностях о своих перипетиях и приключениях в горах. Про малодушие коллеги, который меня бросил, про семерых робких разбойников, которые ищут жён-хозяек, про побег и безуспешные попытки найти помощь в деревнях. Поведала ему обо всём, кроме причины, по которой оказалась в Жатжайских горах.

Шанти так искренне смеялся, когда я рассказывала, как дурила головы разбойникам. Все эти уловки, будто большие северные люди объедают маленьких чахучанцев, а полукровки рождаются с жабрами, его веселили. Наверное, ему ещё и не такие бредни в свой адрес приходилось слышать. Тут мы с Шанти собратья по несчастью, слишком непохожи на сарпальцев, чтобы они считали нас равными себе.

– А теперь ты расскажи про себя, – попросила я его. – Чем ты занимаешься, пока не путешествуешь по храмам? Ты разводишь коней и овец?

– Нет, моя семья издавна взращивает персиковые сады близ Фарияза. Мы продаём фрукты. А коней и овец я купил в Маримбеле, чтобы продать их в Жатжае. Здесь в горах скота мало, его берегут, на мясо не забивают, а волки всё равно стада режут. Ценятся здесь овцы, за них хорошие деньги дают. А коней я должен отдать в уплату солдатам. В Жатжае с каждого паломника большой налог взымают, новыми конями для застав. Ну, а коза и несушки мне нужны, чтобы каждый день свежее молоко и яйца были.

– А пёс, – осторожно спросила я, боясь услышать ответ, – он твоя мясная собака, на случай, если охота не удастся?

Серый зверь уже давно сидел рядом с Шанти и старательно делал вид, что не смотрит в его миску с кашей. Сам Шанти, как услышал мой вопрос, повернулся к зверю, ощупал его упитанные бока и что-то сказал ему по-тромски.

– Гро уже старый, – ответил мне Шанти, – жестковато будет мясо.

Пёс его ощупывания принял за ласку и лизнул Шанти в щёку, чем вызвал задорную улыбку.

– А если бы он был молодой? – решила я выяснить до конца.

– Ох, если б он снова был молодым, мы бы с ним охотились на тигров-людоедов вдоль Санглигара, – тут Шанти потрепал пса по загривку и сказал мне, – Ты не думай, я же не чахучанец, чтобы есть собак. В Старом Сарпале собак тоже не любят, люди их бьют, в дома не пускают, кошки норовят подрать им спины. Но для меня Гро – добытчик, верный помощник. Мой друг. Мы уже одиннадцать лет вместе. С ним не страшны ни волки, ни воры, ни разбойники. Он очень большой, его все боятся. Но ты не бойся. Это наружность у него свирепая, а нутро доброе.

Вот, значит, как, Гро – не еда, а компаньон. Как приятно это узнать.

Пёс сидел рядом с хозяином, Шанти даже приобнял его. По-дружески, совсем как человека. Их голубые глаза так гармонировали между собой. Человек и собака, так неуловимо похожие друг на друга. Оба гонимые среди сарпальцев и обретшие друг в друге поддержку.

Я невольно потянулась к камере, чтобы снять столь любопытный двойной портрет.

– Нет, не делай так, – Шантии протестующе выставил руку вперёд.

– Это просто фотография, – решила объяснить я, – Ты разве никогда не видел фотокамеры?

– Видел. Это коробка, которая похищает души.

– Что? – пришла я в замешательство.

– Ты фотографируешь людей и похищаешь частички их душ. Без душ нельзя сделать фотокарточки, чтоб на них люди были похожи на самих себя.