Ещё один брак по расчёту (СИ) - Фигг Арабелла

Меллер осторожно хлебнул горячего чая. Сахар в него он, кстати, никогда не добавлял. И сир Кристиан тоже пил эту горькую гадость без сахара, только Аларика накладывала по три-четыре куска. Зато уж варенье на лепёшки оба чуть не с горкой намазывали: невкусно, видимо, всё-таки было совсем без сладкого.

— Это разовая сделка, на которую гномы согласятся гораздо легче, чем на серьёзный договор, — пояснил Меллер, как раз сворачивая лепёшку трубочкой, чтобы варенье не растекалось. — О той же постройке крепости они ещё долго меж собой будут спорить и ругаться, а тут от них потребуется всего лишь привезти несколько листов стекла и разборную металлическую раму и получить за это фуру-другую муки, крупы и масла. Вроде как рассчитались и забыли, но мука и крупа кончатся быстро — надо будет придумывать ещё что-нибудь.

— Возок себе лёгкий закажите, — подумав, предложила Катриона. — Верхом вы ездить не любите, а фура ваша не везде пройдёт. Двуколку с верхом откидным — в самый раз к тем же дриадам кататься.

Меллер кивнул.

— Да, — сказал он, сделав ещё глоток, — я тоже думал об этом. Да и вам с сирой Аларикой не помешает.

Аларика тяжко вздохнула.

— Сира Катриона, — жалобно сказала она, — а можно, вы господина Меллера попросите, чтобы он в свою фуру на время две скамейки, что ли, поставил? На имянаречение съездить? Верхом я боюсь, — она выразительно глянула на свой живот, — а двуколку так трясёт, что я лучше пешком до замка пойду.

— А прилично ли вам будет ехать в грузовой фуре? — усомнился консорт. — Ладно, зимой: там можно было отговориться, что в открытом возке холодно. Но теперь-то уже не зима… Да и скучно внутри фургона, даже по сторонам не посмотришь. Разве что сзади тент раскрыть, чтобы хоть что-то видеть.

— Зато у вашей фуры ход такой мягкий, а тент от пыли защитит. Или от дождя.

Катриона покивала, соглашаясь. Зимнюю поездку в коконе медвежьих шкур она тоже не забыла, а просмолённая парусина в самом деле не даст им ни пропылиться в сухую ветреную погоду, ни промокнуть под дождём. И можно будет мать и сестру Аларики забрать прямо из замка. Застелить скамьи какими-нибудь одеялами или подушек накидать, чтобы помягче сидеть было, и устроиться хоть вчетвером, хоть вшестером-всемером, если напросятся и родственницы сира Эммета — места вполне хватит. Если, конечно, они не откажутся ехать в — фу-фу! — фуре грузовой, а не в приличном, хоть и тряском, скрипучем возке.

Меллер, помедлив, кивнул, сказал только, что сложно будет, наверное, закрепить скамьи на металлическом днище — привязать их за ножки, что ли, понадёжнее? Не лучше ли длинные, низкие, тяжёлые ящики поставить и застелить их чем-нибудь мягким? А так… Он действительно не любитель верховых прогулок, а троим в двуколку никак не поместиться. Катриона чуть не ляпнула, что она-то как раз неплохо умеет ездить верхом, но вовремя прикусила язык: в кои-то веки в замок можно будет явиться не пропылённым чучелом, а прилично одетой женщиной. И не переодеваться опять в спальне Елены Ферр, забитой соседками и родственницами владетелей Волчьей Пущи. Ох, ещё ж подарок нужен первому внуку барона Георга! Что бы такое придумать?

Придумывать ничего не пришлось — сразу после завтрака консорт вручил ей небольшой, но увесистый свёрток, упакованный в толстую тёмно-синюю бумагу и опечатанный сургучом, на котором Катриона разобрала слегка растёкшиеся слова «канцелярия его сиятельства» и «казначейство».

— Сколько здесь? — недоверчиво спросила она, взвешивая в руке невзрачный с виду подарочек.

— Сотня марок, точнее, десять червонцев, — он ткнул пальцем куда-то в сургучную блямбу. — Мы подумывали о вкладе в Доме Ильфердина, но тогда вообще никто не получил бы денег до семнадцатилетия — ни сам сын сира Генриха, ни его родители, — а денег на ребёнка надо, как ни крути, много и сейчас, а не через семнадцать лет.

Катриона прикусила губу. Опять тратится её консорт, а не она! Ему это, конечно, проще, но глава-то семьи всё-таки не Гилберт Меллер, а она, Катриона из Вязов… а у неё в подарок для малыша разве что шкурки найдутся или оружие трофейное — вот уж такого добра у баронов Волчьей Пущи своего девать некуда. Или отрез того самого атласа цвета топлёного молока дарить, а это неловко как-то, для неё ведь городские дамы выбирали.

— А почему родителям не дадут этих денег? — спросила она, убирая золотой столбик в ящик стола под ключ.

— Ни родителям, ни опекунам, ни супругам — вообще никому. — Меллер проследил взглядом за тем, как она запирает ящик, и сказал словно бы сам себе: — Сейф вам нужен какой-никакой, сира, или хотя бы шкатулка надёжная. А вклад… Гномы выдают деньги, — если это не наследство, конечно, — только владельцу вклада. Вы бы знали, — усмехнулся он, — какой разочарованный вой подняли охотники за богатыми невестами, когда оказалось, что у сиры Лаванды, племянницы барона Волчьей Пущи, не приданое пять тысяч, а счёт на её имя в Доме Халната. Причём, тётушка Елена его ещё и открыла с условием, что с семнадцати лет даже сама Лаванда сможет только снимать проценты с вклада, а основную сумму ей выдадут не раньше тридцати.

— А так тоже можно? — заинтересовалась Катриона. Нет, она собиралась воспитывать свою дочь (когда та появится, конечно) построже, но долго ли задурить голову девчонке семнадцати лет? Сама она ещё два-три года назад для Роланда не то что деньги бы со своего счёта сняла, — кабы они там были, понятно, — а в наёмницы бы согласилась пойти, чтобы не сидеть у него на шее, не доставлять лишних хлопот.

— Хотите, чтобы и я так же распорядился приданым, когда будет кому его выделить?

— Ну… неплохо бы, — согласилась Катриона. — Но ведь муж может потребовать, чтобы жена сняла деньги со своего счёта и отдала ему.

— Потребовать — может, — хмыкнул Меллер. — Но и только. Если она скажет нет, ничего он сделать не сумеет. У гномов, сколько я знаю, никаких лазеек для женщин нет; ни жрицей, ни наёмницей, ни магом гномке не стать, и даже вдова ни в одном месте себе не хозяйка. Во всяком случае, я слышал так. Но в наши дела гномы лезть не желают, наши законы им безразличны — они знают себе одно: вкладом распоряжается тот, на чьё имя вклад открыт. Разве что вклады бывают разные, и ты можешь сам поставить условие, чтобы деньги тебе выдали исключительно на определённую цель, — покупку дома, к примеру, или оплату обучения, — либо в определённый срок. Тётушка Елена выбрала такой вид, с оговорённым сроком.

Катриона задумчиво кивнула. На самом деле, подумала она, какой-нибудь ушлый тип мог бы просто отбирать у жены не деньги, а вещи, которые она купила. Будет же она всё равно что-то себе покупать. Платья там, украшения, книги, или на что ещё тратят свои и мужнины деньги состоятельные женщины? Тип, рассчитывавший на приданое, вполне может продать серьги жены, чтобы купить что-нибудь себе, любимому, или выплатить долги. Так что можно понять, почему люди вроде Меллеров или Ферров сначала нанимают всяких пройдох, чтобы те собрали им всевозможные сплетни и слухи о будущих партнёрах, деловых ли, брачных ли.

— Почему вы меня зовёте сирой? — неожиданно для себя спросила она. — Аларика же для вас сестрица, хоть и в шутку.

— А вы мне позволяли обращаться к вам просто по имени?

— А вам нужно моё разрешение?

— Ох, сира Катриона, я так часто нарушаю требования этикета, что вы ждёте от меня откровенного пренебрежения им?

— Нет, — неохотно признала она. — Не нарушаете вообще. Просто… мы же супруги.

— Вообще-то, — усмехнулся он, — не совсем. Я ваш консорт, и я об этом не забываю. Вы своим выбором и без того поставили себя в довольно уязвимое положение, и я стараюсь… не усугублять.

— Но наедине-то, — обиженно буркнула она, — могли бы и отступать от своего этикета.

— Как прикажете, дорогая, — он отвесил шутовской поклон. — Наедине вы будете для меня… Риной? Кати’?

— Катрионой, — отчеканила она. — Меня и отец, и брат всегда звали полным именем.

— Опять-таки, как прикажете. — Он ещё немного помолчал и сказал вроде бы без всякой связи с предыдущим разговором, как вообще частенько делал: — Я писал Агате Голд по поводу вашего проклятия. Она согласна приехать и проверить. Вы не против приезда малефикара? Мать Саманта точно не обрадуется правнучке Паучихи и непременно выскажет вам, до чего же она не рада видеть здесь злую страшную ведьму.