Для тебя я Ведьма! (СИ) - Вечер Ляна

— Идём в парк, у нас есть пара часов, чтобы научить тебя обращаться с револьвером.

— Стой, — резко затормозила, растеряв слова. — Я… Давай не пойдём.

— Предлагаешь стрелять в прохожих? — лекарь шутливо изогнул бровь.

— Поедем домой. Пожалуйста.

— С ума сошла?! — Ромео мгновенно позабыл об улыбке. — Ты хоть понимаешь, куда мы собираемся вечером?

— Ро-о-ом, — повисла у него на плече, — я немного умею стрелять из лука. Справлюсь с пистолетом как-нибудь.

В следующую секунду лекарь святейшей инквизиции сдавил мои щёки ладонями и притянул к себе. В карих глазах Ландольфи читалась настоящее безумие. Тихонько пискнув, схватилась за мужские запястья, но Ромео и не думал меня отпускать.

— Шутки кончились, Гвидиче, — шептал, гипнотизируя взглядом. — А если тебя убьют? Ты хоть представляешь, что со м… м-м-м, что будет с Сальваторе?! — освободил из плена горячих рук и сплюнул под ноги.

Самый воспитанный синьор, которого я знала, только что плюнул на тротуар — немыслимо! Мои щёки горели не то от грубых прикосновений Рома, не то от стыда за то, что довела его до такого безобразия.

— Идём в парк, — пролепетала, а в глазах уже собрались слёзы.

— Не хотел тебя расстроить, — Ромео растерянно моргнул. — Гвидиче, не смей плакать! Не… О, святые печати…

Я всё-таки разревелась. Не так чтобы горько, скорее, с обидой, но этого хватило, чтобы синьор Ландольфи сменил гнев на милость. Он достал из кармана пальто белоснежный носовой платок и принялся вытирать влагу с моих щёк.

— Дай, — забрала кружевной платочек, — я сама.

— Знаешь, ещё недавно я бы ни за что не подумал, что буду успокаивать ведьму, — лекарь извлёк из другого кармана ещё один вытиратель женских соплей и отдал мне.

— Я не ведьма.

— Пока, — Ромео хитро сощурился. — Кажется, улучшенная настойка Ши — ключ к возвращению твоей магии.

— Как это? — я звучно высморкалась.

— Похоже, эта штука сможет запустить обратный процесс. Мне нужно ещё поработать над ней, но надежда есть.

— Ром! Это прекрасные новости! — заплаканная, но счастливая кинулась на шею к лекарю.

Поупражняться в стрельбе всё же пришлось… В парке. Под чутким руководством учителя, конечно. Синьор Ландольфи мог бы легко заменить преподавательский состав целой академии инквизиторов, а когда я, наконец, поняла, что значит «стрелять, как дышать», дело пошло ещё лучше.

— Глаза не закрывай, целься, — в сотый раз монотонно повторял Ромео. — Руки, Амэно, — лекарь встал позади меня, — вот так. Никакого сгиба в локтях. Вдох на прицел, выдох на выстрел. Рот открой. Пли!

Это был десятый «пли» и он получился! Я не взвизгнула, не зажмурилась и попала в цель. Объектом для расстрела Ром назначил свою шляпу. Лекарь поставил матерчатый цилиндр на скучающий без статуи постамент и разрешил мне превратить головной убор в решето. Великодушием синьора я воспользовалась частично, как и полагается хорошо воспитанной синьорине великих земель Ханерды — одно отверстие в шляпе, но для меня это было настоящее достижение. Гордая собой, с чувством выполненного задания, я опустилась на лавочку и отдала револьвер Ромео. Лицо-то я с горем пополам держала, а вот коленки дрожали. Мне всё время казалось, что где-то здесь прячется Пеллегрино. Настоящая мания преследования.

— Устала? — лекарь присел рядом.

— Немного, — кивнула, чуть не ломая взглядом дерево, за которым, кажется, прятался Охотник. — Волнуюсь перед карнавалом.

— Вы с Сальваторе начнёте с главной площади Илиси — её ты уже видела. Шествие дойдёт до фонтана, там отсеется первая часть зевак. Дальше по улицам на север, к ратуше — там, у колбас и вина, останутся самые прожорливые. После начнётся рутина для Ловчих, — Ром ободряюще похлопал меня по плечу.

— А ты?

— Я буду на площади. Разверну пункт срочной лекарской помощи. Каждый год во время первого шествия гибнет несколько десятков, а то и сотня горожан. Дочери бездны никого не щадят, как и Охотники.

— Зачем люди идут на смерть? Не понимаю.

— Нельзя не идти, Амэ. Первое шествие — это молитва Великому Брату. Впрочем, ты сама всё увидишь.

***

Прохладный вечер пришёл в Илиси, но не принёс с собой запах помоев — чудеса! Огней на улицах хватило бы осветить парочку таких городов: складывалось впечатление, что закат не свершился час назад, а только собирался начать свою арию. Мы здорово опаздывали, и Сальваторе на месте возницы прикладывал неимоверные старания, чтобы скорее домчаться до площади. Желающих посетить карнавал оказалось немало. Основную дорогу к площади перекрыли толпы веселящихся гуляк, Торе пришлось повести лошадку в объезд. Дилижанс с трудом и скрипом втискивался в узкие улочки, обдирая лакированные бока. «Малыш» шаркнул бортом обо что-то недружелюбное, и я зажмурилась.

— Синьорина Эспозито, вам стоило остаться дома, — Ромео ворчал на нашу карманную фурию, пересчитывая банки с лекарствами в деревянном ящике, что прихватил с собой.

— Я могу помочь с пострадавшими. Сестра милосердия лишней не будет, — парировала наблюдательница.

— Милосердия? — Ром поднял на неё глаза. — Ну-ну.

— Мими хочет помочь, — я попыталась вступиться за несчастную влюблённую.

— Ч-ш-ш! — зашипел лекарь, в очередной раз начав ревизию склянок.

Ромео твердолобый, словно стенобитная машина — я покачала головой, посмотрев, на сникшую бедняжку с фарфоровым личиком. Мими сказала Ромео своё первое «люблю», а он до сих пор не спел ей серенаду под окном. Хотя я уверена, что Ром втрескался в нашу наблюдательницу. Как?.. Как можно так безжалостно изводить себя, а заодно и объект своего обожания? За размышлениями о чужом счастье я не заметила, что мы приехали, а Ромео и Мими уже покинули дилижанс, оставив меня наедине с мыслями. Голос Сальваторе с улицы заставил вздрогнуть:

— Амэ! — по командирски требовательно позвал Ловчий.

Тихонько распекая себя за беспечность, поспешила выйти из кареты. Тор ещё дома предупредил, что на карнавале его приказы должны исполняться незамедлительно и беспрекословно. Сегодня мой Торе взял выходной, вместо него в тело кучерявого здоровяка вселился безжалостный командир Ловцов безумия, и с этим стоило считаться.

На площади во всей красе развернулась изнанка карнавала. Охотники стащили сюда телеги с клетками и расставили их по периметру, изобразив жуткого вида ограду. Когда за прутьями окажутся дочери бездны, будет ещё «красочнее». Та самая гильотина, что я видела сегодня утром, в свете карнавальных огней выглядела королевой зловещего бала, а пустые деревянные колодки вполне сошли бы за фрейлин «её величества». Картинку дополнили помостами для сожжения ведьм — кучи соломы вспыхнут, и огонь унесёт души моих бывших сестёр в зал суда Великого Брата.

— Пёсья элита здесь, — Сальваторе окинул взглядом Охотников на площади. — Ни одной дворняги, исключительно породистые вожаки.

— Слухи о Ловчих сделали своё дело, — Ромео довольно улыбнулся, достав из багажного отделения дилижанса лекарский саквояж.

— Хотите сказать, что мы будем соперничать только с главными Охотниками? — до меня начал доходить смысл слов Торе.

— Именно, — командир состряпал зловещую рожу. — Я надеялся, что мы сможем ославить Ловцов безумия ещё до того, как настоящие подвиги превратятся в песни менестрелей. Получилось.

Тор Сальваторе — хитрец и хитрюга! В любом трактире, где мы останавливались, он непременно брал кружку эля и подсаживался к самой шумной компании. Хмельные разговоры быстро превращались в байки о Ловцах безумия, а Торе умело подливал масла в огонь легенд. Подозреваю, в землях Ханерды не осталось человека, не слышавшего о Ловцах безумия, хотя видели нас единицы. Даже надпись на борте «Малыша» и та была сделана с одной целью — вбить в головы людей имя славных убийц обезумевших ведьм. О наших портретах, за которые Тор отдал неприлично много денег, и говорить нечего — дорогие картины долго стоят на рынках, и обсуждают их охотно, а поглазеть приходят чуть ли не семьями. Старания оправдались, но зачем это нужно Сальваторе, я не понимала. На площади Илиси собрались вожаки стай — это здорово усложнит нам задачу.