Записки средневековой домохозяйки - Ковалевская Елена

'Милорд, хочу уведомить вас, что знаю, кто именно виновен в непрозвучавшем деле с некими бумагами, которыми вы намеренно завладели, а потом имели возможность проиграть, сделав неудачную ставку в игорном доме в Чатстоуне. А так же еще желаю добавить, что мне известно, что ваш родственник, преступив границы своих должностных полномочий, не огласил вашу причастность к вышеуказанному инциденту. На основании всего вышеперечисленного, я прошу вас немедленно покинуть город, в противном случае я дам огласку данным сведениям.'

Перечитав текст пару раз и, наконец-то, продравшись сквозь смысл высокопарных слов, камердинер милорда Мейнмора довольно ухмыльнулся. Будет у него тайное письмецо на черный день. Неровен час, погонит его светлость милорда, и окажется он вместе с ним на улице. А так у него будет хоть какой-то прибыток при увольнении, который можно будет получить хоть с того же герцога, хоть с маркиза.

Жизнь на деревенских просторах налаживалась. За мной ухаживал, пусть и не любимый, но весьма приятный не только внешне, но и галантный в обхождении мужчина. И хотя где-то в глубине души я понимала, что это временно, но думать об этом совершенно не хотела. Я старалась проводить с ним побольше времени.

Тяжелая жизнь, какой она была, когда мы приехали сюда, осталась в прошлом. Да, работать приходилось, но теперь жилы никто не рвал, а может, уже привыкли, но у меня уже появилось время на себя, на какие-то свои нужды. Джонатан привез мне пару книг в духе романов сестер Бронте, и я с удовольствием их прочла.

По вечерам мы с женщинами шили, и у меня появилась пара летних платьев, пусть не таких красивых, как принято в столице, но не менее изящных. И теперь переодевшись к вечеру, я могла позволить себе отправляться с Джонатаном на прогулки в его двуколке или неспешно прогуливаться с ним по тропинкам, бегущим по весьма живописным холмам.

Ах, как они были красивы на закате! Садящееся солнце золотило небосклон, и разнотравье на их склонах приобретало совершенно невероятные по красоте оттенки. Нежной розовой дымкой в ложбинах цвел клевер, тысячелистник вдоль тропинок пах одуряющее, а кузнечики звенели так громко, что порой даже заглушали собеседника. Воздух был чист и напоен множеством ароматов. От этого хотелось дышать полной грудью, так чтобы закружилась голова. Так, чтобы все заботы, остались где-то там далеко, а может быть уплыли от меня в эту бескрайнюю небесную лазурь, подернутую перистыми облаками. Хотелось не думать о завтрашнем дне, не беспокоиться, что где-то там есть ненавистный супруг и его дядя со своими хитрыми замыслами. Мне хотелось быть здесь и сейчас.

— Аннель, вам удобно? — раздался ласковый голос. Я лежала и мечтательно смотрела в небо.

Нехотя повернув голову, я взглянула на сидящего рядом на одеяле Джонатана. Он внимательно смотрел на меня. Я вновь вернулась к созерцанию небес.

Он уговорил меня отправиться на пикник и сегодня ближе к вечеру, когда солнце уже не так немилосердно пекло мы, взяв корзинку со всякой снедью, прогулялись до ближайшей рощицы на холме.

— Вполне, — выдохнула я.

— Может вам подложить под голову мой камзол? — предложил он. — Погода весьма располагает и он все равно лежит без дела… И простите меня, что не предусмотрел и не взял маленькую подушечку.

— Все в порядке Джонатан, — рассеяно протянула я.

Мне было так хорошо, что даже не хотелось говорить. Но мужчина как истинный джентльмен, аккуратно свернул его в подобие подушки, и наклонился ко мне. Приподняв меня за плечи одной рукой, другой тем временем положил камзол на одеяло.

— Думаю, так вам будет гораздо лучше, — тихо произнес он.

Я ухватилась за его сильное плечо, чтобы было удобнее. Наши лица оказались так близко, что на щеке чувствовалось его дыхание. Еще один миг и Джонатан осторожно, словно боясь спугнуть, потянулся ко мне. Я выдохнула, и он накрыл своими губами мои…

Поцелуй казался нежным и долгим. Джонатан не напирал, но и не давал одуматься. Он целовал. И от ласкового соприкосновения губ слегка кружилась голова, хотелось… Просто чего-то хотелось.

Чтобы было удобнее, я положила вторую руку его на плечо, и это словно послужило для него разрешением. Он немного крепче, но бережнее сжал меня в своих объятьях, а поцелуй из осторожного превратился в упоительный.

— Аннель, — прошептал он мне в припухшие от поцелуя губы, — Я…

— Ш-ш-ш… — я осторожно коснулась его щеки. — Не говорите ничего…

Тогда он вновь потянулся ко мне, но я чуть отклонила голову в сторону.

— Здесь не место… И не время, Джонатан.

— Но я не теряю надежду? Помните об этом.

Его дыхание всколыхнуло на лбу прядку волос, выбившуюся из прически.

— О да, Джонатан. Я помню.

Он нежно поцеловал меня в висок, еще немного задержав меня в объятьях, а потом опустил обратно на одеяло.

Я прерывисто вдохнула. Оказалось, я сдерживала дыхание, пока баронет держал меня в руках. Джонатан тоже прерывисто вздохнул, хотя мне в его вздохе послышалось легкое разочарование, и вытянулся на одеяле, положив голову подле моей руки. Ну что ж, на то он и мужчина, чтобы хотеть большего… а я — женщина — чтобы остановить, когда пожелаю.

Я запустила пальчики в его шелковистые волосы и принялась ласково перебирать, играть прядками. На короткий миг он накрыл мою ладонь своей и, поднеся к губам, поцеловал, а после довольный вернул обратно.

Всю дорогу пока ехал в экипаже, Кларенс рвал и метал. Мало того, что дядька заставляет его отправляться за этой молеподобной супругой, так еще и Вивьен! О-о-о! Она ведь обещала, что больше не станет даже пытаться встретиться с Хольгримом!.. Говорила, что будет только с ним!.. Обещала! А выходит, что эта жаба Хольгрим дядькиными руками пытается убрать его с пути?! Не выйдет! У него ничего не получится! Он не позволит Вивьен даже думать о нем! Он ей устроит! Да он придушит ее! Чтобы умоляла, чтобы на коленях ползала и клялась, что никогда не посмеет ни с одним Хольгримом, ни с одним гвардейцем, ни с… Ни с кем, кроме него!

Раздался свист и экипаж начал останавливаться. Взбешенный Кларенс уже высунулся в окно, чтобы задать трепку нерадивому вознице, но увидел, как рядом с его экипажем катит открытое ландо, в котором сидят Эдгар граф л'Оверколь со своей супругой — милейшей Жозефин, или как он ее ласково называл Жозефа, а напротив них сидит никто иной как Арман маркиз Тровелли.

— Добрый день! — приветственно помахал Кларенсу Эдгар. — Ты чего спешишь как на пожар? Случилось что-нибудь ужасное? Неужели вновь конюшня?

Правила приличия требовали ответить, и Кларенс, скрипя зубами, попытался отговориться от друзей.

— Так… Кое-что спешное…

Но тут в разговор решила вмешаться милая Жозефа.

— Милорд, тогда зимой, я была ужасно огорчена, что из-за своего положения не смогла появиться у вас на приеме, и не познакомилась с вашей супругой. Эдгар рассказывал мне, как она прелестна и обходительна, что я даже начала задумываться, а не разонравилась ли ему… — Граф попытался что-то возразить, но супруга легонько хлопнула веером его по руке и рассмеялась. — Дорогой, ты же знаешь, что я шучу! — и вновь обратившись к Кларенсу, продолжила: — А как я сожалела, когда узнала, что маркиза занемогла и удалилась в деревню, дабы поправить здоровье! Надеюсь, ей уже лучше и она скоро присоединится к нам?

Кларенса перекосило.

— Не знаю… Нет… — попытался что-то выдавить из себя он, но так и не справившись с норовом, в итоге рявкнул: — Да я понятия не имею что с ней! И знать не хочу! Понятно?!

Друзья опешили, а леди л'Оверколь вовсе побледнела и часто-часто замахала веером, чтобы отогнать резко подступившую дурноту.

Увидев свою супругу в таком состоянии, Эдгар заволновался не на шутку. Он достал из корзинки, что стояла на сидении рядом с Арманом, небольшую фляжечку и серебряный бокальчик. Налив в него бурой жидкости он протянул Жозефа. Женщина безропотно выпила лекарство.