Она сжималась в моих руках, будто напуганный, растерянный зайчонок. Она‑то? Та, что еще несколько мгновений назад усмехалась над моим незнанием мудрости чужого мира. Та, что весь рассвет командным тоном подзывала к себе васовергов и указывала им на колесо телеги, увязшее в топкой грязи. Низкая, едва достающая им до плеч, смотрела на них снизу вверх, но так, будто это они ниже. Сильная, бойкая, умная – и в моих руках вдруг теряется и превращается в застенчивую девицу. Не в первый раз…
От этих поцелуев быстро заканчивался воздух, но останавливаться, чтобы глотнуть его, не хотелось. Сладко ею дышать. В груди и животе сладко. И голову кружит, как от вина, а на душе тепло настолько, что тянет раздеться. Или это согревает жар ее тела?
Рукой скользнул под рубашку Асфи, тронул плоский живот, и ладонью ощутил дрожь девчонки. Наконец‑то, и она обняла меня. Обхватила плечи, погладила и, надавив на затылок, заставила крепче прижаться губами. Начала спешить с поцелуем, но этим не отобрала сладость, а лишь опьянила сильнее. Руки ослабли, ноги потяжелели.
– Мы зашли далеко, – выдохнула она, но сама же выгнулась подо мной и качнула ногой, согнутой в колене.
В голове будто пламя ухнуло, в глазах потемнело, и представилось живо, как мы могли бы лежать так у костра, лишь она и я. Наш жар согрел бы под светом холодной Луны. Нагие, переплетенные тесно, с этими поцелуями, с ее стонами и шумными выдохами. А еще ее мелкая дрожь… Я бы сделал все, чтобы она не замерзла подо мной, но дрожала. И сам не заметил, как признался шепотом:
– Я постоянно думаю о тебе.
Горло свело, воздух сухим комом застрял в нем, а страх ознобом прокатился по спине. Асфи замерла. Посмотреть в ее глаза было боязно, но я заставил себя. В них тлело золото, разливалось медовое море. Теплые ладони легли на мои щеки, сдавили, не позволили загладить оплошность продолжением поцелуев. Асфи свела тонкие брови на переносице и спросила:
– А Лери?
Лери? Новый удар в голове не принес наслаждения. Лери…
Моя Лери и знать не знает, где я. Наверняка злится за то, что бросил. И ведь ничего не сообщил ей. Стыд быстро въелся в меня. Но Асфи… Глядя на нее, дышать становилось легче.
Я потянулся губами к нахмуренным бровям и прижался к одной.
– А Лери, Кейел? – настойчиво переспросила Асфи, но не оттолкнула.
И я поцеловал еще. И еще. Целовал всякий раз, как понимал, что мне нечего ответить.
Что Лери? Что с ней? Я и сам не знал. Даже не мог полностью составить вопрос о нас. Один ли вопрос?
– Помоги мне Асфи, – попросил я. – Мне стыдно. Что мне делать?
Аня
А что делать мне? Как я ни старалась унять дрожь, но меня не переставало трясти. Он ничего не помнит о нас, но тянется ко мне. Что в этот раз привлекло его?
– У меня есть?.. – он не озвучил вопрос до конца.
Догадки, наполненные надеждой, вспыхнули в мыслях и прекрасно завершали вопрос и без Кейела. Я с трудом растянула улыбку на лице, снова заставила посмотреть Кейела на себя и уточнила:
– Что? О чем ты спрашиваешь?
– Асфи, я… – Тонкие губы искривил оскал омерзения. – Ты любишь его, а он был Вольным.
Опять о том же… Он или ты?
– К чему ты клонишь? – несмотря на горечь в сердце, спросила дружелюбно.
– Я не хочу становиться им. – Кейел смотрел на меня с твердой решимостью.
Будто я заставляю или уговариваю. Смирилась же с его решением. Более того – взяла его с нами, помогаю в начинаниях, поддерживаю и при этом прекрасно понимаю, что после всей моей благотворительности, он умчится к другой. Перед глазами даже привиделось, как он со счастливым смехом подбрасывает на руках крепкого малыша, а рядом с ним мнется довольная Лери.
– Кейел, ты спрашиваешь у меня есть ли у тебя шанс быть со мной? – стараясь не скривиться, поинтересовалась прямо. – А Лери?
Кейел мотнул головой, высвобождая щеки из моих рук, и недовольно воззрился в одну точку над моим плечом. Обиделся? Неужели он это серьезно? Он бросит Лери с ребенком ради меня? Бросит?! И я позволю?
Почему‑то думать об этом совершенно не хотелось. Не сейчас. Не в этот момент, когда меня колотит только от осознания возможности, что я могу снова быть с ним. Обнимать его, просыпаться рядом с ним и спрашивать, что он видел во сне. Могу жаловаться ему на трудности пути, интересоваться здоровьем, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Духи Фадрагоса, я снова смогу держать его за руку, когда мне понадобится поддержка.
Прогоняя все мысли о собственной бесстыдности, о несчастной Лери и еще не родившемся ребенке, которого могу лишить отца, тихо выдавила из себя:
– Ты совсем меня не знаешь, но я буду рада…
– Забудь.
…попробовать. И для этого тебе не обязательно вспоминать о нас, прошлых, если так этого не хочешь.
– Прости меня, Асфи, – хриплый голос звучал тихо, с сожалением. Кейел по‑прежнему не смотрел на меня. – Не знаю, что на меня нашло. Я понимаю, что никогда не стану тем, кого ты любила. Да я и сам голову потерял. Прости. Лери наверняка ждет меня.
Он уперся рукой в землю возле моего плеча и резко оттолкнулся. Быстро сел, схватился за голову, но покосился на меня виновато и словно смутился. Стянул шнурок с волос и стал заново собирать их в хвост.
– Я виноват перед ней, – проговорил отрывисто. – Уже виноват.
Меня сковало оцепенение, ногти впились в ладони, зубы скрежетнули. Небо над головой за время наших поцелуев успело потемнеть до синевы; звезды рассыпались на них, как осколки моей надежды. Не долго она прожила…
– Вырезаю ей фигурку. Может, хоть чем‑то порадую. Скажу, что думал о ней, пока работал с деревом. Асфи, – Кейел замолчал, и я насладилась короткой тишиной. Дикое желание заткнуть его пылало во мне. – Я не хочу врать ей.
– Я не помогу тебе с этим.
Я перекатилась на бок и тоже села. Стала стряхивать с куртки прицепившиеся травинки, мох, листики, лепестки…
– Кажется, я влюбился в тебя.
Духи Фадрагоса! Я крепко зажмурилась. В груди жглось сердце.
– Но это ничего не значит. Я тебя ни к чему не призываю. Просто объясни мне, прав ли я. Влюбленность – это ведь что‑то непонятное, запутанное. Чувства кружат голову, а потом часто проходят бесследно. А с тобой все чуть‑чуть усложнилось.
– Я усложнила? – мой голос звенел от обиды. В горле щекотало.
– Нет, не ты… – тихо заверил Кейел.
Я взглянула на него искоса. Он уставился в костер и мял руки, будто от холода.
– Да, – выдохнул. И пожав плечами, опустил голову. – Немного. Мне хочется, чтобы Лери любила меня так же, как ты любишь своего Вольного.
– М‑м, – коротко выдала я.
В этом и состоит моя вина? Ему хочется, а виновата я? Глаза защипало от рвущихся слез, губы и подбородок затряслись.
– Но этого никогда не будет, – полушепотом сказал он.
От его обреченного вида душевная горечь пробрала сильнее. Я поежилась и спросила, чтобы просто разбавить его голос своим:
– Почему?
– Потому что вы разные люди. – Он даже не задумывался над ответом. Не удивлюсь, если размышлял над этим не в первый раз. – И потому что мы с Вольным тоже разные. Разные ведь?
– Разные.
– Совсем ничем не похожи? – Повернулся ко мне.
Я мигом отвела от него взгляд и, крепче стискивая руки в замке, пробубнила:
– Совсем.
– Только внешностью?
– Только внешностью.
– Я расстроил тебя.
Какой наблюдательный.
– Нет.
– Но ты плачешь. Прости меня.
Я шмыгнула носом. И прицепился ведь… Прогнать бы, накричать на него, чтобы отстал с расспросами, оставил меня в покое! Просто прогнать хоть на время. Но как представлю, что он спокойно кивнет, встанет и действительно уйдет, оставляя меня одну вариться во всем этом безобразии, становится невыносимо страшно. Поэтому пусть сидит рядом и наблюдает за моей обидой. Пусть знает, что довел меня, пусть… Пожалуйста, духи Фадрагоса, пусть он неожиданно поймет, что ему важно мое счастье так же, как мне его!
